«Почему в Украине не слышна украинская речь?», — спрашивает наш читатель Владислав Губко из Закарпатья («День» от 18 января 2002). Вечером в среду я включил телевизор, чтобы послушать, как мой старый друг Михаил Слабошпицкий (кстати, один из самых талантливых литературных критиков в Украине) рассказывает о ежегодном конкурсе на знание украинского языка среди учащихся школы им. Петра Яцика. Поскольку я четверть века изучаю Украину и ее историю и прожил здесь девять лет со своей женой, «щирою українкою» с Галичины (которая, кстати, только вчера вернулась из Харькова с этого самого конкурса), я просто не могу хотя бы не попытаться ответить на вопрос, заданный читателем. Почему французы так гордятся своим языком и культурой, а украинцы, кажется, чуть ли не стыдятся своих? Как любой хороший историк, я прежде всего пытаюсь найти объяснение в истории. Оно может быть верным, а может и не быть. Но, как хороший историк, я подозреваю, что оно скорее верно.
Мой старый друг Джордж Шевелев, почетный профессор Колумбийского университета и в свои девяносто с лишним лет старейший из украинских лингвистов мира, однажды написал, что суржик, незаконнорожденное дитя украинского, русского и той lingua franca — смеси языков, на которой говорили на местных базарах, появился еще в конце 19 века, когда Валуевским циркуляром и Эмсским указом в Российской империи был наложен запрет на использование украинского языка в школах и издание книг на нем. Русский был языком власти, и среди местных жителей вошло в моду вставлять в речь как можно больше русских слов, обращаясь к тем, кого британцы традиционно называют «высшими». Кроме того, русский был языком, на котором отдавались команды в армии, и парни, призванные служить своей стране — по крайней мере, так им говорили, — возвращались назад, говоря на русском. Женщины подхватывали русские слова от своих мужей, дети — от родителей, и в результате даже в деревнях большей части Украины традиционно колоритные диалекты оказались до такой степени искажены, что пожилые эмигранты из Центральной Украины, приезжая навестить родные места, с трудом понимают даже своих ближайших родственников. Прибавим к этому тот факт, что с конца двадцатых мировая культура приходила на Украину только через русский язык, так что многие, сознательно или подсознательно, воспринимали его как язык мировой культуры. Несколько лет назад писатель Юрий Андрухович рассказал в нашей газете, как он услышал по радио некоего профессора, который, собираясь цитировать Канта, предупредил, что сделает это на языке оригинала, и зачитал цитату ... на русском! Возможно, это была оговорка, но факт остается фактом: для многих украинцев мировая культура остается РУССКОЙ культурой или, по крайней мере, приходит к ним на русском языке — во всяком случае, пока они не подучат немного английский. Преодоление этого комплекса неполноценности — вопрос не времени, а воли и усилий (но не принуждения сверху, которое может вызвать враждебность у тех, кто не знает украинского). Как человек, которого советский украинский журнал «Київ» в 1983 году заклеймил как «патентованного украинолюба», я на стороне всех тех, кто хочет делать усилия в этом направлении.
