Говорят, когда Шарварко в каком- нибудь городе проводил концерт, с его началом прекращался дождь. Феномен необъяснимый. То ли тучи умел разводить руками, то ли они сами его боялись и уважали. Тучи — как люди. Вчера они серой ватой затянули небо и неистово хлестали майскую зелень: умер их авторитет. Умер Борис Шарварко.
С его уходом резко, на полуслове, оборвалась патриархальная эпоха эстрадной песни. Это сложно даже осмыслить — столько лет он был первым и единственным. Главный режиссер главных концертов страны был непоколебимым в своем убеждении: настоящее искусство надо беречь. Артистов он безжалостно отбрасывал на профессионально-человеческое сито. Не признавал сиюминутное — только вечное. Ненавидел серость и очковтирательство. Естественно, за спиной у него шипели, поносили за шаблонность, за авторитаризм... Но его уважали. Имя его иногда говорили шепотом, искали его благосклонности, стремились попасть в милость. Никто ни разу не усомнился в профессиональных качествах этого с пол-оборота заводного, беспокойного, сумасшедшего трудоголика. Он привык за годы царствования делать все по-своему, по-большому, чтоб дух захватывало. И это ему удавалось, как никому: столько лет проводить концерты, угождать всем секретарям, президентам и министрам, надо, согласитесь, иметь талант.
Он не собирался уходить. В общем-то туда редко кто собирает чемоданы. На носу были новые мероприятия в рамках года культуры Украины в России, «Славянский базар»… Он строил планы и за все отвечал сам. Что делать теперь? Кто придет завтра? Люди заменимы, факт, но такой яркой личности больше нет. День смерти Шарварко, по большому счету, без оглядки на прошлые обиды и недоразумения, воистину черный день для украинской (а в общем-то всей постсоветской) эстрады.
Это грустно, но мне приходится быть последней журналисткой, взявшей у Бориса Георгиевича интервью. Нас встретил скромный домик, который до Бориса Георгиевича уже начинали и бросали строить несколько хозяев. Старенькая мебель, давно отслужившая свой срок в киевской квартире, такая же поношенная разномастная посуда, комната с грустно скрипящим диваном, беседка и большущий стол на отчаянно зеленом газоне. Для жизни ему как воздух были необходимы эти примулы и петунии, елочки и можжевельники, розы и яблони. Он настолько любил всю свою зелень, что практически каждый вечер приезжал сюда, хоть на пару часов, садился на скамеечке и любовался этой красотой. Усталые от зноя деревья его понимали. И соловьи. Мы их слышали: городские не такие голосистые, а лесные просто ненормальные какие-то — орали даже в полуденную жару. Вчера лил дождь. В дождь соловьи не поют. Елена КИРИЧЕНКО, специально для «Дня»
P.S. Президент Украины Леонид Кучма выразил искренние соболезнования родным и близким покойного, сообщил в пятницу агентству Интерфакс-Украина руководитель управления информации и связей с общественностью администрации главы государства Андрей Чирва.
