Вопрос, который, по-видимому, волновал и волнует многих: почему Украина, имея равные стартовые условия в сравнении с нашими соседями по соцлагерю — Польшей, Венгрией, Чехией — так отстала от них в темпах, эффективности и качестве социально-экономических реформ, направленных на переход к рыночной экономике? В то время, когда наши исходные экономические позиции в 1989—1991 гг. не уступали или даже были лучше (возьмите научно-техническую сферу, индустриально-производственный потенциал, уровень ВВП и так далее), конечные результаты реформ разительно отличаются: у нас обеднение и вытеснение на черту обнищания большей части населения, падение на порядки (даже не разы!) производства и уровня жизни, у них — относительное процветание, значительный рост жизненного уровня, постепенное приближение к западноевропейским стандартам качества жизни. Какие ошибки сделали наши доморощенные реформаторы?
Чтобы ответить на эти вопросы, обратимся к экономической теории.
Согласно так называемой институциональной теории экономики (Д. Норт, Л. Тевено и др.) национальное богатство зависит не столько от материальных ресурсов, сколько от правил их использования. Эти правила составляют так называемую институциональную среду, к которой принадлежат фундаментальные политические, социальные и юридические правила, которые регулируют отношения между субъектами экономики и являются основой для производства, обмена и распределения материальных благ.
Если верно то, что экономический успех зависит не от ресурсов, а от правил, по которым люди их используют и работают, нам нужно найти недостатки, заложенные с самого начала реформ в экономические «правила игры». Ведь по ним наша экономика работала и работает и по сей день. Нам кажется, что мы можем указать на один из таких недостатков. Дело в том, что в нашей экономике наблюдается двойственность правил экономического поведения, связанная с противоречиями между формальными и неформальными правилами. Как всем известно, предприниматели во многих случаях не могут руководствоваться официальными формальными правилами, в частности, в вопросах начисления налогов и заработной платы, защиты от чиновничьего произвола, взаимодействия с органами государственной власти, защиты своих экономических интересов и тому подобное. Они вынуждены подчиняться системе неформальных, нигде не прописанных правил, которые позволяют действовать, обходя формальные, которые выполнять невозможно. Например, осуществлять неформальные платежи (то есть давать взятки) государственным служащим, защищая собственные экономические интересы, которые не учитываются, даже нарушаются официальными нормами и законами. Такая двойственность сознания очень напоминает советские времена, когда люди также жили по двойной морали. Официально все строили коммунизм, на собраниях горячо поддерживали решения партии и правительства, а неофициально — слушали «Голос Америки».
«СОЦИАЛЬНАЯ ПСИХИАТРИЯ»
В психиатрии раздвоенность личности, ее дисоциированность (расщепление или дискордантность) считается одним из симптомов шизофрении. Схожесть дисоциированности, двойственности норм экономической деятельности с шизоидной дисоциированностью, как говорится, бросается в глаза.
Вот некоторые социально- психологические и социально- экономические последствия такой расщепленности норм экономического поведения. Все становятся виноватыми, а значит — потенциальными жертвами закона, поскольку правовое поле таково, что в экономической деятельности нельзя шагу ступить, не нарушая какой-то закон или формальное правило. Если сказать по-научному, то происходит общая виктимизация экономических субъектов (виктимность — ощущение себя жертвой или в чем-то виноватым). При этом исчезает чувство психологической безопасности, провоцируется невротизация личности.
Предприниматель, который создает рабочие места, кормит сотни и тысячи людей, производит общественно-полезные ценности, теряет уверенность и чувствует себя правонарушителем, преступником в отношении официальных государственных законов. Бюрократии нужно окончательно сойти с ума, чтобы такого полезного для общества человека делать правонарушителем и загонять в глухой угол, превращая едва ли не в затравленного маргинала. Это порождает недоверие к законам, политическим элитам, правительству, государству, что, в свою очередь, стимулирует психологию экономического трюкачества и всеобщего обмана. Вот к чему неизбежно приводят внутреннее несовершенство и противоречивость законодательной базы. Среди ее недостатков реквизиционный характер налогов на юридических лиц, которые фактически невозможно выплачивать полностью без того, чтобы не обанкротиться. Если в 1918 г. ужас на предпринимателей наводил комиссар с наганом, приходивший с мандатом на реквизицию, то в наши дни его заменил налоговый инспектор. К этому следует добавить слабость поощрительных общественных санкций в отношении честной продуктивной экономической деятельности и преобладание карательных фискальных санкций.
Искусственная виктимизация предпринимателей и карательные правила превращают систему формальных законов в орудие манипуляции со стороны государства. Чиновники получают возможность косвенно регулировать и руководить экономической активностью хозяйствующих субъектов. Такие скрытые манипуляторы нередко становятся фактическими совладельцами дела и собственности, нарушая законное право собственников. Над любой собственностью в этих условиях нависает меч экспроприации со стороны государства на основании искусственно спровоцированного нарушения официального закона или правила.
Таким образом, в нашей экономической и правовой системе, кроме традиционных экономических функций налогов появляются новые — социально-репрессивная и манипулятивно-психологическая. Последняя связана с осуществлением давления на психику бизнесмена.
Как следствие, экономические субъекты вынуждены вести себя послушно, так, как вздумается носителям административной власти, которые с помощью карательно-конфискационного законодательства сделали их зависимыми от себя. Бюрократия присвоила себе неограниченное право разрешать или не разрешать субъектам продолжать нарушать формальные правила, руководствуясь принципом: «Для друзей — все, а для остальных — закон».
Таким образом, успешность экономической деятельности зависит не только и не столько от хозяйственных талантов, предприимчивости и энергичности предпринимателя, сколько от его близости к власти и способности вступать с ней в симбиотические отношения. Капитализм в этом случае становится протекционистским, что существенно противоречит принципам свободы экономической активности и свободного рынка. Одной из доминирующих прослоек класса капиталистов становится протектократия, куда входят те собственники, которые получили собственность благодаря своим политическим связям и близости к власти. Психология протекционизма сдерживает экономическую активность людей, не связанных с властью, то есть связывает огромную экономическую энергию.
Отсутствие чувства защищенности у владельцев стимулирует создание теневых структур и отношений, защищающих собственность и интересы собственников. Возникает социальная потребность, которую можно условно назвать потребностью в Доне Корлеоне, крестном отце, который бы заботился о своих клиентах, осуществляя их защиту.
В то же время отсутствие гарантий сохранения собственности толкает предпринимателя на поиск защиты у властвующих субъектов, что стимулирует патерналистскую психологию, когда человек нуждается в высокопоставленном защитнике, который бы гарантировал его собственности защиту от различных рисков, существующих в рыночной экономике. Это создает рынок неофициальных услуг, в частности неформальных услуг госчиновников и структур (образующих так называемую крышу для экономической деятельности), которые дают гарантии от произвола государства или заполняют вакуум услуг, которые государство должно, но не способно предоставить. Бизнесменов вынуждают обращаться к услугам полукриминальных или криминальных структур, рэкета, которые прикрывают от произвола других криминальных группировок, гарантируют выполнение контрактов, возврат денег от партнеров и так далее.
Противоречие официальных правил законным интересам и потребностям предпринимателей стимулирует развитие теневой экономической деятельности. Если в западноевропейских обществах в эту сферу входят в основном криминальные направления предпринимательства — торговля оружием, наркотиками, проституция и тому подобное, то у нас в условиях теневой экономики находятся почти все виды экономической деятельности. В основном к этому приводит налоговый пресс. Австрийский экономист Фридрих Шнайдер проанализировал экономику 110-ти стран, определив величину так называемой серой сферы, которая охватывает прибыли от производства легальных продуктов и услуг, не обложенные налогами. Эта часть экономики связана с неуплатой налогов, но ее нужно отличать от «черной сферы», где прибыли получают от криминальной нелегальной деятельности. Оказалось, что Украина принадлежит к мировым лидерам по доле «серой сферы» в ВНП страны — 52%.
В Восточной Европе доля «серой сферы» оценивается в 18%. То есть наименьший показатель в мире принадлежит странам с самыми высокими показателями экономического развития.
Изъятые в «серую сферу» из официального оборота деньги — это неполученная заработная плата бюджетников, низкие пенсии, неинвестированные стратегические научные разработки и экономические проекты, запущенная социальная сфера, неприобретенные товары, а значит — непростимулированная производственная сфера. Это, по крайней мере, еще один официальный бюджет страны, который изъят из официального оборота и не работает в полной мере на развитие экономики и повышение жизненного уровня людей.
В тех государствах, где наибольшая доля теневой экономики, наблюдаются наименьшие экономические достижения и не хватает экономической свободы. В странах, где налогообложение самое высокое, — самые низкие экономические успехи и самая высокая бедность населения. Итак, завышенные налоги не имеют никакого экономического смысла и ведут только к торможению социально-экономической активности. Таким образом наша система налогообложения, как отмечалось выше, является инструментом социально-психологической манипуляции в руках государственной бюрократии.
ОПОРА ДЕМОКРАТИИ
Высокое налогообложение позволяет чиновникам участвовать в прибылях предпринимателей, получая взятки, и не дает развиться классу независимых от государства собственников. Поэтому этот класс является потенциальным конкурентом бюрократии в борьбе за власть. Ситуация в постсоветских обществах несколько напоминает XVII—XVIII века в Европе Нового времени, когда феодалы боролись с молодой буржуазией и бюргерами свободных городов, которые пытались разорвать оковы зависимости от феодальных сюзеренов. Сейчас место феодалов в общественной иерархии заняли чиновники, которые не хотят терять свои бюрократические вотчины и отпускать на свободу зависимых от них людей.
Сегодня существует три главных угрозы общественной свободе. Это — пролетаризация населения, когда большие массы малоимущих людей теряют экономическую самостоятельность и становятся зависимыми от государства или власть предержащих. Экономическая и социальная зависимость подпитывает авторитарную психологию граждан, а значит делает их покорным и удобным материалом для порабощения. Это — чрезмерная концентрация собственности в одних руках, что является обратной стороной пролетаризации. Такой экономический абсолютизм делает ограниченный круг собственников властителями жизненных условий тысяч и миллионов людей, давая возможность определять за них, как им жить. Это ведет к сдерживанию демократии. Это — государственная бюрократия, которая хочет все контролировать и перебрать на себя всю власть в обществе. Искусственно созданная в наших условиях экономическая зависимость бизнеса от бюрократии является одним из реальных проявлений такой угрозы.
Единственный общественный класс, который по самому своему экономическому положению противостоит всем трем угрозам, — это класс мелких и средних собственников, средний класс, поскольку он заинтересован в защите и укреплении своей экономической независимости от государства или кого-либо. Собственник — личность экономически независимая, самодеятельная, самодостаточная и свободная, не подчиненная чужой воле, от кого бы она не исходила — от государственного чиновника или представителя монополистического капитала. Мелкий собственник не настолько богат, чтобы угнетать других и не настолько беден, чтобы быть кем- то порабощенным. Именно средний класс объективно является наиболее последовательной опорой демократии, ее, так сказать, социальным субстратом.
Он является классом, который защищает интересы большинства общества. В то же время обществу нужно не одностороннее господство любой из указанных социальных сил, а баланс между ними, который бы уравновешивал их влияние, активизируя социально-полезные проявления их деятельности. Например, рискуя вызывать критику радикалов, осмелимся утверждать, что так называемые олигархи также нужны. Хотя бы для того, чтобы было кому поддерживать новую оппозицию, когда прежняя становится властью. Но еще и потому, что и сама оранжевая революция осуществлена не без материальной и политической поддержки части представителей тех, кого называют олигархами.
Сейчас перед революцией стоит, как нам кажется, такой вопрос: либо разорвать до конца те искусственно созданные путы (законодательные, бюрократические, политические), которые не дают свободно развиваться среднему классу экономически независимых производителей, или всего-навсего утвердить при власти «вторую волну» олигархов, которые, прийдя к власти, отрекутся от своей массовой народной базы для того, чтобы удовлетворять свои клановые интересы.
