В свое время в трудах советских историков была создана концепция, согласно которой в 1917 — 1920 гг. молодой советской республике противостоял общий фронт иностранных интервентов и внутренних контрреволюционных сил. Конечно, следует признать, что в таком представлении есть своя доля правды. Немецкие, австро-венгерские, французские, английские, американские и другие интервенты действительно оказывали существенную и разноплановую помощь тем, кто по-настоящему активно, с оружием в руках отстаивал альтернативные, небольшевистские представления о том, какой общественный строй должен был возникнуть тогда на территории бывшей Российской империи. Вместе с тем немало конкретных фактов свидетельствует об односторонности и тенденциозности взгляда на внутренних и внешних контрреволюционеров как на настоящих «близнецов-братьев». Отношения между союзниками были нередко сложными и неоднозначными, и порой всего лишь считанные миллиметры отделяли их от той тонкой грани, за которой товарищи по оружию могли вполне превратиться в настоящих врагов. Яркий пример тому — Украина в 1918—1919 гг.
РАЗОРУЖЕНИЕ И КАПИТУЛЯЦИЯ
В последние дни февраля 1918 года солдаты немецкой кайзеровской армии и воины союзной им Центральной Рады уже не сомневались в скором падении большевистского Киева. Однако предвкушение крупной и близкой победы омрачалось разногласиями между союзниками о том, чьи войска должны были первыми вступить в столицу Украины. С. Петлюра, командир Гайдамацкого коша Слободской Украины, считал, что такой чести должны удостоиться украинские солдаты. Некоторые кайзеровские военачальники и наиболее пронемецки настроенная часть Центральной Рады, наоборот, были уверены, что первыми в Киев должны вступить солдаты императора Вильгельма ІІ, без которых победное наступление на Восток стало бы невозможным. В конце концов, в результате крайне острой полемики было решено, что в Киев первыми войдут все-таки украинцы...
Парад воинских частей Центральной Рады на Софийской площади оказался весьма эффектным. Сам Симон Петлюра и полковник Евгений Коновалец заранее прибыли на площадь в красивом черном автомобиле. Затем по древней Софии четким военным шагом прошли «гайдамаки», «запорожцы» и некоторые другие украинские войска, а позднее, как во времена древнеримских триумфов, по площади провели большую группу пленных красноармейцев. Конечно, глядя на все это, Симон Васильевич не мог не ощутить свое личное торжество. Однако довольно скоро фортуна развернулась к нему спиной. Его «гайдамаки» были быстро удалены из столицы, а сам он ушел с поста их командира и превратился в рядового журналиста, поставив себя тем самым на грань вполне возможного политического забвения...
Конкретные обстоятельства такой резкой перемены в судьбе Симона Петлюры и до сих пор не прояснены окончательно. Однако есть данные о том, что такой перемене Симон Васильевич был обязан, прежде всего, союзникам-немцам. Им, которые хорошо знали независимый характер Петлюры и его антантовские симпатии, пребывание «гайдамацкого» отряда и его командира в Киеве было весьма нежелательно. Тем, кто сумел вникнуть тогда в суть сложившейся ситуации, стало, безусловно, ясно и другое: полноценную, серьезную армию немцы в Украине вряд ли потерпят...
Конечно, в феврале и марте—апреле 1918 года вполне состоялся военный союз Германии и Украинской Народной Республики, направленный против общего врага — большевиков. Немецкие и украинские солдаты буквально плечом к плечу выбивали большевистские отряды из Бердичева, Полтавы, Харькова и многих других украинских городов, вместе шли на штурм красного Крыма. Но вот один из очевидцев тех событий приводит в своих воспоминаниях малоизвестный и, вместе с тем, — показательный факт. Вскоре после одного из удачных боев под Полтавой одна украинская часть оказалась, как выражаются военные, в полном оперативном окружении. Нет, солдат армии УНР окружили не большевики, а.... союзники — немцы, ультимативно потребовавшие от них сдать оружие и разъехаться по домам. Впрочем, попавших в нелегкое положение украинских бойцов выручили их боевые товарищи из находившегося неподалеку более крупного уэнеровского подразделения. Они тоже весьма быстро окружили обнаглевших немцев и, наведя на них свои пулеметы и винтовки, предложили им буквально то же, что совсем недавно предлагали солдаты кайзера Вильгельма их боевым друзьям. Не ожидавшие такого поворота «германцы» вскоре сняли кольцо окружения, а в обмен на это воины Центральной Рады через некоторое время освободили и их...
Нет сомнения, что этот факт враждебного отношения кайзеровских войск к войскам УНР был далеко не единичным. Чем же была продиктована такая враждебность? Во-первых, немецкие оккупанты и их австро-венгерские союзники, полностью захватившие Украину к концу апреля 1918 года, хотели ощущать себя ее безраздельными хозяевами, а солдаты-украинцы, пусть даже и гораздо более малочисленные, им в этом все-таки мешали. Во-вторых, следует учитывать и то, что союзниками армии такого законченного консерватора и «реакционера», как Вильгельм ІІ, были не украинские монархисты и даже не украинские республиканцы-демократы, а те, кого в своих секретных рапортах в Берлин немцы называли украинскими большевиками. А от них немецкие оккупационные войска тем более могли ожидать серьезных неприятностей...
Ярким примером враждебного отношения немцев к солдатам Центральной Рады может бать их «политика» в отношении Запорожской дивизии полковника П. Болбочана. В свое время эта дивизия, освободившая от красных Мелитополь, Александровск и другие города, молниеносно ворвалась в Крым и, захватив Симферополь и Джанкой, была готова наступать дальше на юг. Это, однако, не входило в планы немецкого военного командования, уже давно имевшего свои виды и на сам Крымский полуостров, и на мощный Черноморский флот. Болбочановская дивизия получила от немцев приказ остановиться, а когда он был проигнорирован, «запорожцы» оказались в плотном окружении немецких войск. Наведя на украинских солдат пушки и пулеметы, немцы были готовы уничтожить своих вчерашних союзников до последнего человека. Не менее решительно был настроен и сам Болбочан, решивший лучше погибнуть в неравном бою, чем сдаться. Однако военным руководителям УНР удалось убедить Петра Федоровича и его бойцов пойти на почетную капитуляцию, которая предусматривала принятие немецкого ультиматума и выход из Крыма с оружием в руках и боевыми знаменами. Так немцам удалось выиграть битву за Крым не только у большевиков, но и у своих украинских союзников ....
Вообще в последние апрельские дни того далекого года враждебность немецких оккупантов к воинским формированиям УНР резко усилилась. Это было вызвано, прежде всего, тем, что 24 апреля 1918 года глава немецкой оккупационной администрации генерал Вильгельм Гренер решил разогнать Центральную Раду и передать власть генералу Павлу Скоропадскому. В ночь с 26 на 27 апреля 1918 года немцы разоружили в Киеве дивизию так называемых «синежупанников». Примерно тогда же в Ковеле была разоружена еще одна, так называемая «серожупанная» дивизия... Правда, есть данные, что оккупанты ликвидировали эти войска Центральной Рады... с согласия самой Центральной Рады. Небезынтересен вопрос о том, как же в те тревожные дни правительство УНР умудрилось пойти, по сути, на собственное разоружение. Одна часть украинских министров располагала сведениями о том, что их дивизии (и прежде всего — «синежупанники») попали под политическое влияние леворадикальных элементов (прежде всего — большевиков), другая так же, как и в самом начале 1918 года, продолжала отстаивать догматическую и никак не применимую к тем конкретным условиям мысль Карла Маркса о том, что новому, социалистическому обществу такой «откровенный анахронизм», как армия, уже никогда не понадобится. Однако, как бы там ни было, вооруженная опора украинского социалистического правительства таяла буквально на глазах.
Правда, накануне 29 апреля 1918 года, когда генерал Скоропадский совершил государственный переворот, в Киеве находилась еще дивизия украинских сечевых стрельцов во главе с полковником Евгением Коновальцем, считавшаяся гвардией Центральной Рады. Конечно, немцы были весьма не против разоружить и ее, однако не решались этого сделать, хорошо зная солидную численность сечевиков, их прекрасное вооружение и весомый боевой опыт. Оккупанты решили нейтрализовать гвардейцев Рады по-другому. От них к стрельцам прибыло несколько парламентеров, которые стремились лицемерно внушить солдатам Коновальца, что Павел Скоропадский — абсолютно несерьезная в политическом плане фигура, за которым стоит ничтожная горсточка людей. Простояв в оцеплении возле резиденции Центральной Рады примерно до 9 часов вечера и не получив от нее каких-либо конкретных указаний (вообще правительство УНР вело себя в тот решающий день крайне пассивно), сечевики вскоре возвратились в свои казармы. А ранним утром 30 апреля 1918 года место их дислокации было быстро окружено большим количеством кайзеровских войск и несколькими бронеавтомобилями. Ощущая себя в выигрышном положении, оккупанты перестали играть в дипломатию с украинскими солдатами. Немецкий полковник-парламентер передал им ультиматум: или перейти на службу к гетману Скоропадскому — или разоружиться. Мнения среди офицеров и солдат Коновальца разделились, однако, в конце концов, они решили капитулировать. Правда, как и в свое время «запорожцы» Болбочана, они договорились с немцами о почетной капитуляции. По ее условиям, оккупанты не должны были присутствовать при разоружении сечевиков, а сечевики, в свою очередь, не должны были видеть, как это оружие кайзеровцы забирают и увозят...
«ЗАЧЕМ ВАМ АРМИЯ?»
Пришедший к власти гетман и генерал Павел Скоропадский, как человек сугубо военный и категорически не разделявший утопические подходы членов Центральной Рады к военному вопросу, решил создать в Украине весьма сильную регулярную армию, численность которой в сравнительно недалеком будущем должна была вырасти до 300 тыс. солдат и офицеров. Не так, однако, смотрел на будущее украинских вооруженных сил генерал Вильгельм Гренер. В ходе одной из встреч с украинским гетманом кайзеровский генерал задал ему, по сути, риторический вопрос — «Зачем вам армия?». Он заявил, что находящиеся на украинской земле немецкие и австро-венгерские войска смогут вполне успешно сыграть роль вооруженной опоры гетманского правительства. Правда, согласившись с тем, что Скоропадскому надо обеспечить личную безопасность, Гренер посоветовал ему для этой цели создать крупный гвардейский отряд, который, однако, не превышал бы 2 тыс. человек.
Тогда Павел Петрович прекрасно понял смысл слов немецкого военачальника, который, по сути, предложил ему создание символической украинской армии. Боясь, что со временем гетманское войско будет представлять серьезную угрозу немецким и австро-венгерским войскам, Гренер пожелал изначально минимизировать его. Кстати, в таком видении тогдашних реалий немецкий генерал отнюдь не был фантастом. Дмитрий Дорошенко, министр иностранных дел украинской гетманской державы позднее утверждал: гетман хотел создать сильную армию, в частности, и для того, чтобы со временем значительно уменьшить влияние немцев на общественную жизнь Украины...
Слова Вильгельма Гренера, как оказалось позднее, не были брошены им на ветер. Довольно долгое время немцы, по сути, признавали только гвардейскую Сердюцкую дивизию (около 5 тыс. молодых бойцов из зажиточных крестьянских семей), созданную летом 1918 года. Что же касается уже известной читателю Запорожской дивизии, то оккупанты делали все возможное, чтобы ее ликвидировать как военную единицу или, по крайней мере, сильно ослабить. К «запорожцам» зачастили немецкие военные инспекции. Явно спекулируя на действительно имевшей место враждебности части офицеров дивизии к гетману Скоропадскому (они хотели видеть на месте Павла Петровича Василия Вышиваного), кайзеровские военные пытались доказать, что «запорожцы» превратились в опасную для режима силу, способную даже на военные мятежи. Наконец под сильным давлением немцев гетман Скоропадский и его военный министр Рогоза приняли решение о значительном сокращении живой силы Запорожской дивизии — с 20 тыс. до 6 тыс. бойцов. Значительно меньше повезло в этом плане Железнодорожному полку, специально созданному для охраны военных эшелонов. Немцы просто разоружили этот полк, даже не поставив в известность Скоропадского....
Одной из главных военных целей гетмана Украины было создание 8 сильных армейских корпусов. Формально немцы дали на это согласие еще в мае 1918 года, сделав, однако, все возможное для того, чтобы эти корпуса существовали только лишь на бумаге. На деле же вместо полноценных гетманских корпусов существовали только их офицерские штабы, сам же личный состав ни одного из корпусов укомплектован не был. В своих воспоминаниях Павел Скоропадский откровенно рассказал и о других препятствиях, которые чинили немцы созданию полноценной украинской армии. Немецкие оккупанты нередко перехватывали эшелоны с продовольствием, предназначенные для гетманских войск, занимали лучшие казармы, заставляя солдат и офицеров гетмана в буквальном смысле слова находиться под открытым небом...
Впрочем, политика Германии в этом вопросе не всегда была одинаковой. В сентябре-октябре 1918 года высшая кайзеровская администрация позволила гетманскому правительству начать создание полноценной армии. Вполне ясно, что принять другое решение по этому вопросу ее вынудила изменившаяся военная обстановка: накануне поражения в мировой войне высшим кайзеровским руководителям уже было не до контроля над Украиной и ее армией. К тому же Вильгельму ІІ и его окружению было бы гораздо выгоднее, чтобы на карте мира сохранилась именно гетманская Украина (в противовес Украине большевистской), для чего гетманскому правительству, конечно же, была нужна сильная армия.
Получилось, однако, так, что Украинская держава не сумела создать 300-тысячную армию, ее реальные вооруженные силы не превышали 65 тыс. человек. Ради справедливости отметим, что это было вызвано не только «ограничительной» политикой правящих кругов Германии, но и тем, что гетман и его министры так и не решились объявить массовый военный призыв, резонно опасаясь наплыва в армию революционно настроенных рабочих и крестьян...
СИМВОЛИЧЕСКАЯ МОБИЛИЗАЦИЯ И МИКСТ-БРИГАДЫ
В ноябре-декабре 1918 года происходила высадка крупных военных контингентов стран Антанты на Юге Украины. С интервенцией антантовских союзников связывали огромные надежды генерал Антон Деникин и многие другие русские белогвардейские офицеры, искренне надеясь, что страны Согласия окажут им большую помощь в деле восстановления «единой» и «неделимой» России. Однако в своих надеждах на Антанту белые глубоко просчитались. Как показали дальнейшие события, французы и другие интервенты прибыли на украинский Юг отнюдь не для реализации белогвардейских целей. Кроме того, французское военное командование откровенно стремилось поставить все деникинские формирования Юга Украины под свой контроль, а сами белогвардейские силы существенно ограничить...
Историки по-разному определяют причины такого отнюдь не лучшего отношения французских и других интервентов к белогвардейцам в зоне своего влияния. Например, утверждается, что в этом выразилась месть французов русским за то, что в свое время они «бросили» их (в результате Брестского мира), выйдя из войны с Германией. Есть также мнение, что это было обусловлено большою разницей между сугубо «республиканско-демократической» армией Франции и «реакционной», царской по своему духу армией генерала Деникина. В некоторых источниках можно прочитать, что такое отношение со стороны французских военных было ответом на неспособность белогвардейцев обеспечить «контрреволюционный» порядок как на фронте, так и в тылу. Я допускаю, что каждая из этих причин могла (хотя бы частично) сыграть свою роль, но все они, по моему мнению, были второстепенными. Главная же причина коренилась в принципиально разных взглядах белогвардейцев и французских оккупантов на будущее бывшей Российской империи. Если первые были ярыми сторонниками «единой-неделимой», то вторые (вместе с англичанами) стали на путь расчленения бывшей России, заключив еще в декабре 1917 года договор о разделе ее территории на сферы влияния (Юг Украины как раз и входил во французскую зону). Это, в свою очередь, и обусловило восприятие французами белых «добровольцев» не только как союзников в борьбе с большевиками, но и как потенциально опасных противников, которые бы никогда не смирились с фактическим превращением, по их терминологии, «малороссийского Юга» в, по сути, территорию Франции. Немало фактов свидетельствует о том, что французские руководители интервенции попытались сделать основную ставку на иные политические силы — на оказавшихся на Юге гетманских генералов, представителей украинских партий консервативного толка, которые проявили полную лояльность к французским интервенционистским планам и даже согласились сформировать южное краевое правительство под патронатом Франции.
В середине декабря 1918 года отряды молодого деникинского генерала Гришина-Алмазова выбили петлюровские части из Одессы. С этого момента «Южная Пальмира», а впоследствии современные Одесская, Николаевская и Херсонская области, а также и Крым, формально стали территорией, входящей в состав белогвардейского государства с центром в Екатеринодаре. На самом же деле французские интервенты не стали особенно скрывать от кого-либо, что реальными хозяевами Юга являются именно они. Французский пехотный генерал Бориус своим приказом назначил генерала Гришина-Алмазова военным губернатором Одессы. Вскоре французские войска взяли под свой контроль одесский порт и железнодорожный вокзал, а отряд французских матросов оккупировал крупнейшую на Одесщине радиостанцию.
«Параллельно» настоящие хозяева Юга строго-настрого запретили проведение каких-либо белогвардейских мобилизаций в Херсоне, Николаеве и других контролируемых ими городах. Если же какие-либо «добровольческие» формирования там и появлялись, то они подлежали немедленному разоружению и аресту. Правда, исключение французы сделали для Одессы, где тогда трижды проходила деникинская мобилизация. Однако можно утверждать, что результаты ее были очень скромными. Личный состав расквартированной в Одессе бригады белогвардейского генерала Тимановского не превышал 4 тыс. солдат и офицеров. Отсюда напрашивается вывод, что французские интервенты пошли в Одессе на чисто символическую мобилизацию белых, обоснованно побаиваясь, что полноценная деникинская армия на украинском Юге выбросит их в море еще до того, как сюда придут красные. Это значило, что политика французских оккупантов по отношению к деникинцам принципиально не отличалась от политики немецких оккупантов в отношении воинских формирований Центральной Рады и гетмана Скоропадского.
Конечно, французские политики и военные стратеги не могли не понимать, что такая дискриминация деникинцев имеет и свои существенные минусы. Белогвардейские силы были слишком малочисленными, чтобы отстоять зону влияния интервентов от большевистских посягательств. Поэтому была предпринята попытка создания альтернативных по отношению к белым отрядам частей — так называемых микст-бригад (в переводе с английского — смешанных бригад), которые бы имели русско-французский личный состав и подчинялись исключительно французскому командованию. Впрочем, как и смешанные бригады, части Добровольческой армии там тоже подчинялись не генералу Деникину в Екатеринодаре, а французскому генералу д’Ансельму в Одессе.
По данным деникинского полковника Новикова, тогда на белогвардейско-антантовском Юге находилось не менее 50 тыс. проденикински настроенных офицеров. Это, безусловно, была внушительная военная сила, которая, думается, при своей более активной позиции могла бы заставить интервентов считаться с собой и в конечном итоге сыграть не французскую, а свою «игру». Однако этого не произошло. В свою очередь, интервенты также не использовали этот большой людской потенциал, который вполне мог бы защитить Юг Украины от красных. Это, на мой взгляд, стало одной из главных причин поражения интервенции Антанты на Юге Украины в 1918—1919 годах.
