Пребывание украинских этнических земель в Российской империи относится к научным проблемам, к которым не угасает интерес, наоборот, размышления заставляют историков пересматривать оценки предшественников. Еще до недавнего времени этот вопрос рассматривался бы в плоскости: Российская империя — тюрьма народов. Впоследствии он перестал так трактоваться с тем, чтобы не навредить межнациональной «дружбе». Некоторые современные российские историки убеждены, что империя больше вкладывала в развитие присоединенных земель, чем получала от них. Киевская исследовательница Валентина Шандра в своей книге «Генерал-губернаторства в Украине: ХIХ — начало ХХ вв. (К.: НАН Украины, Ин-т истории Украины, 2005. — 427 с.) не разделяет ни одной из приведенных концепций.
В последнее время утвердилось мнение, что в украинской истории «длинному» ХIХ веку не очень-то везет на фундаментальные исследования, которые бы могли претендовать на качественно высший уровень по сравнению с обычными стандартами. Почему так произошло? Объяснять можно долго, но, возможно, здесь и нет злого умысла. В определенные времена возникают новые приоритеты, а «старые» темы отбрасываются, как что-то уже давно выясненное. При этом часто оказывается, что на самом деле тематика и не исследовалась как следует, и таит в себе немало тайн. Но мало находится историков, которые не боятся снова и снова возвращаться к «уже освоенным» участкам, и находят золотоносную жилу.
Очень негативно сказались на интересе к подзабытому веку также идейные наслоения. Изучение российского дискурса украинской истории сочетается с такими малопродуктивными в научном отношении вещами, как неудержимая апологетика российского имперского величия или же, с другой стороны, не менее ярое разоблачение ее имперской заангажированности в отношении украинского народа. Однако, к счастью, не существует правил без исключений. И в контексте исторических исследований, как всегда, именно они вызывают интерес. Бесспорно, из них складывается, возможно, и не такой большой количественно, но довольно привлекательный в качественном смысле список исследований истории Украины ХIХ в., в который входят и труды Валентины Шандры по истории административных учреждений конца ХVIII — начала ХХ века.
Книга в то же время и продолжает, и завершает ряд предыдущих исследований, которые наконец получили признание не только профессионалов, но и получили позитивный отзыв в довольно широких научно-преподавательских кругах. «Генерал- губернаторства в Украине» — это принципиально новый уровень осмысления начальных условий пребывания украинских земель в составе Российской империи. Он достигается, с одной стороны, почти идеальными (насколько это возможно вообще) пропорциями сочетания дотошно и профессионально подобранной фактографии с широкими и нестандартными рефлексиями. Возможно, именно здесь будет уместно высказать отношение к фактической базе монографии. Автор обзора исходит из того, что историческое исследование в классическом понимании немыслимо вне последней, а поэтому приятно констатировать, что Валентина Шандра воочию продемонстрировала свое отношение к этому существенному вопросу. Избегая развернутой дискуссии на тему, что важнее: текст или документ, исследовательница в первом разделе дала блестящий образец анализа именно базы источников. В ней она довольно удачно и убедительно обнаружила два сочетаемых между собой дискурса. Имперский характеризуется четким осознанием со стороны правящей верхушки России опасности для целостности империи, которую они небезосновательно видели в тех окраинных территориях, где еще функционировали только фрагменты других государственных образований и жили носители европейских этатичных форм. Для того, чтобы эту реальную угрозу ослабить, а потом и ликвидировать, и был введен пакет мер: разрушение установившихся экономических связей, изменение приоритетов внешней торговли, доминирование в культурном плане, устранение старого (доимперского) права. При этом стоит отметить, что российская власть безошибочно выделила самое главное звено, которое бы обеспечило имперское господство. Речь идет о целенаправленном процессе перетягивания местных элит на сторону России. Причем это прямо не касалось вопросов доверия или найма на государственную или общественную службу. Полякам — жителям Правобережья — даже в конце ХIХ века не доверяли настолько, что собирали информацию, не женаты ли волостные писари на полячках.
Второй дискурс — это отношение представителей народов к данной политической линии и соответствующим формам управления. Естественно, что автор особенно выделяет украинский дискурс. Как преподаватель не могу не отметить щедро разбросанные по исследованию элементы педагогического характера. Скажем, весьма поучительно, как опытный архивист В. Шандра делится знаниями по научному анализу четко выделенных групп документов: «даже значительное количество нормативных актов не в состоянии воспроизвести все направления деятельности генерал-губернаторов. Одно дело — декларирование юридического акта, другое — его практическое применение. Воплощение в жизнь законодательных актов зависело от дворцового окружения, его политических интересов и симпатий, а также неформальных семейных или клановых связей». Этим замечанием достигается и определенная десакрализация законодательных актов и в то же время артикулируется их главная функция — формирование правового поля функционирования исследуемого института.
Переходя к анализу результатов научного осмысления данной проблематики, В. Шандра следует четко отмеченной линии непредубежденности и незаангажированности. Она дает понять, как она не будет писать. Подчеркивая повышенный интерес российской историографии к истории государственных учреждений и биографий сановников, она останавливается на такой их специфической черте, как «панегирический, эмоционально возвышенный тон», а с другой стороны, для нее неприемлемо и откровенно враждебное отношение к губернаторской власти, которое проявляли не только советские историки, но и дореволюционные исследователи. Следя за ходом авторской мысли, обнаруживаешь, что концепты одностороннего освещения темы — апологетического, «с сантиментом национальных историеописаний» сохраняются и сегодня в российской историографии.
Всестороннему анализу подвергаются также факторы внедрения, и сам механизм генерал-губернаторств как государственного института. На периферии он выполнял как основную интеграционную функцию — русификацию краев в политической, социально-экономической и культурной сферах. Генерал-губернаторство было ровесником империи и обязано первым своим появлением в прибалтийских провинциях Петру I. Он позаимствовал его у западных соседей потому, что возникла потребность управлять нерусскими территориями. Екатерина II использовала эту форму для консолидации империи, придав должности генерал-губернаторов вид «персонального управления». В характерной манере менять все, что ввела мать, Павел I заводит другую должность, но только по названию: «курс на централизованное управление и стабильность оставался неизменным». Этот же вывод вполне приложим и к преисполненному реформаторскими мероприятиями правлению Александра I. В данную форму государственного управления Николай I ввел элементы своей программы консолидации, централизации, унификации и регламентации. Александр II использовал возможности генерал-губернаторств для модернизации России, но одним из базовых принципов продолжала оставаться централизация. Покушение на императора заставило его преемника усилить властные полномочия генерал-губернаторов.
Естественно, что монархический режим предполагает значительное влияние венценосного лица на все звенья управленческой структуры государства. Романовы не были исключением. Но интересно, что каждый из них, независимо от своей репутации «реформатора» или «реакционера», заботился о целостности, нормировании законодательных основ и централизованном характере правления. В этой четко определенной линии, по-видимому, можно обнаружить нормальность Российской империи, т.е. типичный набор целенаправленных мероприятий для полной инкорпорации присоединенных или захваченных территорий или наконец и моноэтничных земель, которые в силу определенных причин сохранили остатки бывшей автономии. Для каждой окраины экспериментальным путем создавался свой набор конкретных шагов. Высшие чиновники, которые назначались на ответственные и влиятельные должности генерал-губернаторов, целиком разделяли эти базовые идеи и заботились в первую очередь о защите интересов империи. Автор подготовила убедительное доказательство важности данного института — хронологически-территориальную таблицу российских генерал-губернаторств в ХIХ — начале ХХ вв.
Три генерал-губернаторства, которые действовали на территории современной Украины — это три ответа имперской России на те вызовы, которые поступали от элиты только что присоединенных земель. Как бы ни избегали термина «подчинение» и не поднимали на щит те выгоды, которые получал местный народ от пребывания в составе империи, но, понятно, что элементы насилия в ходе инкорпорации всегда присутствуют, поэтому повсеместно находились и недовольные потерей имущества, должностей, привилегий или даже свободы. В этом плане как значительную опасность воспринимали в столице остатки автономии Малороссии. Не без кокетства знанием русского фольклора Екатерина II в свое время сформулировала цель деятельности наместников, чтобы провинции «волками в лес не смотрели», а генерал-губернатор М. Репнин завершил этот ряд сравнением казаков с волами. Предложив такую убедительную метафору, В. Шандра подводит к мысли, что, в подобной трансформации и состоял смысл деятельности малороссийских генерал-губернаторов. «Волы» для империи, вне всяких сомнений, более выгодны, чем «волки».
Но стоит отметить, что во время учреждения (1802) Малоросийского генерал-губернаторства в составе Полтавской, Черниговской, а с 1835 г. и Харьковской губерний, крестьяне и казаки не способны были на организованное сопротивление. Создается впечатление, что их элита стремилась подороже продать империи свое еще довольно заметное в крае влияние. В этом ей содействовали, направляя в соответствующее русло усилия, «петербургские украинцы». Вектор их активности не расходился с главным направлением деятельности генерал-губернаторов. В этом формате задумывалось и реализовывалось немало успешных проектов, с другой стороны, всегда оставалась возможность компромисса. Анализируя текст третьей части монографии, приходишь к выводу, что, скажем, у Н. Репнина — наиболее яркой фигуры среди малороссийских генерал-губернаторов, было значительно больше врагов в С.-Петербурге, чем в Полтаве. С местной элитой он всегда мог найти общий язык, что, по всей вероятности, и послужило основанием для слухов о «сепаратизме» князя. Автор подчеркивает и профессиональную состоятельность выдающегося государственного деятеля России. Созданный им аппарат продолжал исправно функционировать и после его отставки. В свою очередь, налаженный механизм уже не требовал каких-то очень способных администраторов: любой более или менее профессионально подготовленный чиновник мог выполнять функции руководителя. Чем меньше специфической работы было у генерал-губернатора, тем больше столичная власть убеждалась, что главная цель — интеграция края — успешно достигается. Теперь, в 1856 г. возник и был положительно решен вопрос о ликвидации Малороссийского генерал-губернаторства как административно-территориальной единицы. Вывод автора о причинах данного шага выглядит вполне мотивированным: «Введение генерал-губернаторского управления нужно было, чтобы окончательно нивелировать социальные особенности Украины; ликвидация же его показывала, что империя уже не рассматривала этот регион как особую этнонациональную и политико-административную единицу».
История основанного в 1822 г. Новороссийского и Бессарабского генерал-губернаторства, освещается в следующей части. Проблема, которая препятствовала интеграции этого края, судя по всему, состояла в национально-этнической пестроте региона. Хотя основную массу переселенцев из России составляли украинцы, а «о переселении казаков правительство заботилось больше всего, потому что стремилось использовать их военные традиции и лояльность для защиты южных границ», но рядом с ними, русскими, белорусами, евреями, селились греки, итальянцы, французы, немцы, поляки, болгары, сербы, шведы, швейцарцы — все эти «привыкшие к другим формам политической и правой жизни иммигранты... создавали отличную от внутренней России атмосферу свободного предпринимательства». Именно они и формировали элиту Новороссии. Франкоязычная газета, итальянская опера в Одессе свидетельствуют о не совсем «русском» ее лице. Во времена первых генерал-губернаторов — А. Ришелье, О. Ланжерона — такие вещи принимались столичными централизаторами. Однако создать на Черном море Марсель этим сановникам иностранного происхождения не посчастливилось. Русификация края здесь осуществлялась несколько иными путями, по сравнению с Малороссийским генерал-губернаторством — главными средствами стали: содействие торговле, промышленности, обеспечение материальных интересов многочисленных колонистов. Такой дальновидный правитель, как М.Воронцов давал понять последним, что империя не будет вмешиваться в их духовно-культурную жизнь, быт, если они воспримут и будут следовать предварительно определенным правилам. К ним, в частности, относилось господство русского языка в общественной жизни, образовании и тому подобное.
Подводя итог, стоит еще раз подчеркнуть научное значение совершенного монографического исследования. Киевский историк внесла существенный вклад в освещение и анализ глубинных, латентных, постоянно действующих механизмов самосохранения одной из наиболее могущественных империй современной эпохи, в состав которой входили и украинские земли. Смысл работы состоит в выявлении и осмыслении именно национального аспекта конкретно исторической проблемы. А это, в свою очередь, дает основания трактовать труд как качественно новый шаг на пути научного осмысления позапрошлого века.
