30 ноября, в день знаменательного 70-летия начала советской агрессии против независимой Финляндской Республики, журналисты и недобитые интеллектуалы столицы Украины снова собрались в книжном магазине «Є». На этот раз чтобы принять участие в презентации украинского издания книги «История Финляндии. Линии, структуры, переломные моменты» профессора Генрика Мейнандера. Участникам было обещано интересное действо при участии автора книги, а также посла Финляндии в Украине Кристера Миккелссона, переводчицы Наталии Иваничук, модератора собрания Юрия Макарова, представителей литагентства «Пирамида», издавшего книгу, и так далее. Сама книга рекламировалась как своеобразный интеллектуальный детектив, который выходит за рамки устоявшихся схем и рассматривает историю страны в широком геополитическом контексте, где нации и национальная идентичность рождаются, а, бывает, и умирают, где империи, не желая того, способствуют консолидации иногда едва родственных этнических групп в целостные страны, где идеи национальной обособленности могут развиваться параллельно с идеями единства в пределах того или иного имперского государства. Таким образом, должно быть интересно. И было интересно — потому что в зал для презентаций книжного магазина набилось вдвое больше люда, чем он на то был рассчитан, а книги «История Финляндии» хватило разве что трети желающих ее приобрести.
Нужно сказать, что сегодня есть немало любителей сравнивать судьбы Украины и Финляндии в ХХ веке. При наличии определенных оснований для таких сравнений, все же отличий было значительно больше, чем похожего, и эти отличия обусловлены всем предыдущим развитием обеих стран и народов. Если в античные времена праукраинские земли были, образно говоря, на краю Ойкумены, но с края внутреннего, а, следовательно, в Священном Писании речь идет о греках, иудеях, скифах и варварах (обратите внимание: скифы — это не варвары в восприятии апостолов!), то территория будущей Финляндии была все же за краем Ойкумены, хотя торговля с греко-римским миром у балтийских народов существовала. Да и дальше: если Киевская Русь, по словам Карла Маркса, была восточноевропейским аналогом империи Карла Великого (которая дала начало целому ряду наций и государств), то финские племена и княжества постоянно находились в зависимости от кого-то, и что здесь их связывает с Русью — так это наличие «варяжского стержня» в культуре и политической жизни. Наконец, если староукраинский язык является языком многочисленных письменных памятников, то финский литературный язык появляется только в XVI веке, когда возникает необходимость — ведь в Европе эпоха Реформации! — перевода Священного Писания на языки каждого верного церкви народа, что и сделал Микаэль Агрикола. Но что интересно: в книге нет никаких комплексов по поводу того, что не финны изобрели колесо и не из их краев цивилизация распространилась на всю Евразию. Так же нет комплексов и в связи с тем, что финские воины не прославились на весь мир, принимая участие в многочисленных завоевательных походах шведских королей (хотя воевали завзято: «гаккапелиты» — финские конники — были хорошо известны в те времена).
Бросается в глаза, что финская национальная идентичность и идея единства страны развивались преимущественно эволюционно, без катастроф и резких переломов. Это если смотреть из Киева, конечно, хотя финский историк может видеть события прошлых веков несколько иначе. Но посмотрите: вскоре после того, как Украина потеряла свою автономию и свой зародышевый парламентаризм (речь идет о гетьманстве Кирилла Разумовского), Финляндия получает и автономию, и зародыш парламентаризма. И как это ни парадоксально, в обоих случаях инициатором изменений — катастрофических для Украины, животворных для Финляндии — выступает имперский Петербург. Вот только эпохи на улице разные: преддверие французской революции, когда деспоты Европы манерно упражнялись в «просвещенном абсолютизме», — и пора огромных всеевропейских перемен, когда император Александр I просто-таки вынужден был идти в ногу со временем, объединяя финские земли в целостное Великое княжество Финляндское с конституционным строем и возможностью собирать свой сейм (правда, после 1809 года такая возможность была реализована лишь в 1863 году, но вспомните, что это был за год для Украины — год Валуевского циркуляра...).
Ну а дальше финская элита (шведско-, немецко-, русскоязычная) сделала свой исторический выбор: быть финнами! А это значит — создать целостную, мощную, структурированную национальную культуру, гражданское общество, собственный — то есть национальный — капитал, политическую систему и так далее. И профессор Мейнандер рассказывает, как именно это все происходило в ХІХ веке, как лишь в 1880-х финский язык развился настолько, чтобы реально претендовать на роль общенационального литературного, как созревала финская независимость.
Что же касается событий ХХ века, когда, практически одновременно в 1917—1918 годах восстановив (Финляндия) и провозгласив (Украина) свою автономию, а вскоре и независимость, одна страна смогла эту независимость удержать, а другая — перейти на роль одной из советских республик, то здесь кое в чем можно было бы и подискутировать с автором книги. В частности, как кажется, он несколько недооценивает усилия Коминтерна по инициированию революции в Европе в 1920-х годах, то есть управляемый из Москвы характер коммунистического движения и те беды, которые нес тоталитаризм «осчастливленным» народам. Но, к их счастью, у финнов нет опыта советской оккупации — дважды, в 1940 и 1944 годах, они смогли ее избежать благодаря героизму армии, самоотверженности народа и ответственности элиты. И нет причин краснеть современным финнам за своих дедов и родителей: не Финляндия в 1941 году совершила нападение на СССР, а Советский Союз 25 июня 1941 года проявил поистине безумную агрессию против финнов, бросив на финские города сотни бомбардировщиков, а затем, попытавшись сотнями танков перейти границу. Это тогда, заметьте, когда немецкие войска уже шли во Львов, Минск и Ригу! Тоталитарная супердержава напала на маленькую демократию и — парадокс Второй мировой войны — демократия по логике событий оказалась в лагере Гитлера с Муссолини, а тоталитарный монстр — среди Объединенных Наций. Впрочем, как подчеркивает профессор Мейнандер, Финляндия при всех обстоятельствах пыталась вести свою войну. И если Ленинград не пал в кольце блокады, добавлю от себя, то это заслуга не маршала Жукова, а маршала Маннергейма, который не только отказался от участия финских войск в штурмах города, но и приказал, чтобы ни один снаряд и бомба не упали на него. Помните, сколько в советские времена показывали эти таблички времен ленинградской блокады: «Эта сторона улицы опасна при обстрелах»? А почему это только одна сторона опасна в окруженном городе? Да потому, что снаряды с финской стороны не летели. И если бы не сталинская агрессия (а планы новой войны и оккупации Финляндии были разработаны сразу по окончании Зимней войны 1939—1940 годов, и при любых обстоятельствах в 1941 году Красная армия снова ворвалась бы в «красавицу Суоми», это уже доказано русскими историками), — то не было бы и нескольких миллионов жертв Второй мировой войны...
Но хватит пересказывать сюжеты «Истории Финляндии» — эту книгу нужно читать, тем более, читается она легко, перевод профессиональный, несмотря на некоторые неминуемые в таком серьезном деле языковые шероховатости и отходы от устоявшихся терминов и названий (ко второму изданию можно будет все исправить). Но вот что интересно и что стоит взять на вооружение украинским историкам: две трети объема книги — рассказ о событиях двух последних веков. Это не новация профессора Мейнандера, это норма современной европейской историографии. ...Но в каком курсе истории Украины рассказано, что Роман Шухевич был успешным бизнесменом, а Сергей Королев планировал в 1972 году послать пилотируемую экспедицию для облета Марса?
