Образное, меткое «имя» произведения, когда достигнуто «попадание в десятку», — это часто уже половина успеха. Зная это, профессор Киево-Могилянской академии, доктор филологических наук, постоянный автор и друг «Дня» Владимир Евгеньевич Панченко дал своей монографии, которая только что выпущена киевским издательством «Твім інтер», сжатое, возвышенное и точное название — «Неубиенная литература» (с подзаголовком: «исследовательские этюды»).
Если читатель заинтересуется и спросит, о чем же, собственно, речь идет в этом труде, то один из возможных ответов был бы такой: это вдохновенный, выношенный (выстраданный!) многими годами кропотливого исследовательского труда ученого, филолога — и одновременно писателя — рассказ о том, как украинское Слово, как литература нашего народа, несмотря на драконовские запреты царского правительства («такого языка, как украинский, не было, нет и быть не может...» — Валуевский циркуляр), несмотря на иезуитскую политику советских времен, когда под прикрытием лозунгов фальшивого «интернационализма» уничтожалась истинная элита украинской литературы, уничтожалась физически, на Соловках или в застенках НКВД или в пермско-мордовских лагерях, а нередко и духовно — цензурой, ложью, моральным террором, «перевоспитанием» в нужном власти духе — несмотря на все это, художники украинского слова создавали в течение ХIХ и ХХ веков нетленные духовные ценности, вписывая новые и новые золотые страницы в летопись народной души, какой, собственно, и является высокая литература. И очень уместным выглядит эпиграф, который Владимир Панченко избрал для своей книги: это слова выдающегося украинского литературоведа, академика Александра Билецкого: «Одно из прекрасных свойств украинской литературы — это ее исключительная стойкость, непреодолимая живучесть в условиях, когда ей с огромными трудностями приходилось пробираться к читателю и все время, в течение всего ХIХ века, доказывать свое право на существование не только перед «чужими», но и перед «своими». Собственно, об этом и рассказывает книга «Неубиенная литература».
Стоит отметить, что значительная часть исследовательских эссе, которые Владимир Евгеньевич включил в книгу, в свое время, несколько лет или только несколько месяцев назад, печатались в «Дне» (например, «Случай Мазепы» — об образе великого гетмана в художественном восприятии Гоголя и Шевченко, «Загадочный Костомаров», «Голохвостый идет» — о творческой истории комедийного шедевра Михаила Старицкого, «Михайлова гора» — об уголке недалеко от Канева, где более тридцати лет жил и творил первый ректор Киевского университета Михаил Максимович, «Бриллиант дорогой» на распутье истории» — о запретах украинского языка во времена царя-«освободителя» Александра II и многих других). Однако взятые вместе, собранные теперь под одной обложкой, эти эссе образуют, бесспорно, определенную творческую целостность, и это является важным для автора и для читателя. Эта целостность, между прочим, одинаково ценна и для человека, который интересуется собственно украинской литературой, и для почитателей украинской истории. Ведь «многослойное», более глубокое понимание многих болевых проблем нашего национального и общественного развития часто можно достичь именно «на стыке», на грани различных гуманитарных дисциплин — истории, филологии, социологии, философии... Об этом часто говорится и пишется, однако книга Владимира Панченко является прекрасным примером реального, практического воплощения этого метода.
Кратко остановимся на одном из эссе, важном для понимания общей концепции «Неубиенной литературы» — «Бриллиант дорогой» на распутье истории». Как справедливо указывает автор, в украинской истории «каждый раз проблемы лингвистические приобретали остро политический характер. Украинский язык объявлялся результатом польской (или австрийской) интриги; попытки отстоять его права отождествлялись с сепаратизмом и национализмом; отказы украинцев от родного языка всячески поощрялись». Именно поэтому и предлагает профессор Владимир Панченко: «Перелистаем несколько страниц этой грустной летописи, знать которую стоит каждому в Украине сущему». И здесь нас ожидает немало неожиданных, драматических и парадоксальных открытий. Например, уже довольно широко известный (наконец!) грубый, хамско-великодержавный характер пресловутого Валуевского циркуляра 1863 года; однако Владимир Евгеньевич Панченко правильно обращает внимание на одно важное обстоятельство: самая знаменитая фраза валуевского письма — «никакого особенного малороссийского языка не было, нет и быть не может» (на это письмо была наложена резолюция Александра II: «Высочайше повелено исполнить. Санкт-Петербург, 18 июля 1863») — цитировалась в украинской публицистике множество раз. Однако в самом тексте это якобы не слова лично Валуева — он ссылается на мнение «большинства малороссиян», а сам только присоединяется к этому мнению, считая его «весьма основательным», по существу — аксиоматичным... Сколько раз (множество!) эта ссылка на фальшивое, цинично сконструированное «мнение украинского народа» применялось впоследствии в нашей истории! И еще — есть в этом же эссе раздел «Бунт Костомарова», поучительный с точки зрения морально-этической. Речь идет о письме великого украинского историка и писателя Николая Костомарова к тому же Валуеву, где есть, в частности, такие строки: «Нет такого постановления, которое бы лишало возможности невинную по мыслям книгу явиться в печати единственно потому, что она написана на том или ином языке или наречии, — убеждает Костомаров министра. — Умоляю Ваше Высокопревосходительство отстранить от вопроса об издании книг научного содержания на малорусском языке бездоказательные и крайне оскорбительные для всех, имеющих честь принадлежать к малорусскому племени, подозрения в солидарности с какими-либо вредными замыслами святого дела народного образования». Очень показательные строки: здесь и «бунт на коленях» европейски знаменитого ученого («умоляю Ваше Высокопревосходительство» — но здесь же слова о «чести принадлежать к малорусскому племени»), и сознательная готовность Костомарова подвергнуть себя большому риску — ведь ему могли напомнить об участии в Кирилло-Мефодиевском братстве, о саратовской ссылке...
Аналитическая струя в книге Владимира Панченко удачно сочетается, так сказать, с «личностной». По существу, значительная часть «Неубиенной литературы» — это своеобразная портретная галерея выдающихся фигур нашей культуры: Ивана Нечуя-Левицкого и Михаила Коцюбинского, Николая Кулиша и Максима Рыльского, Александра Билецкого и Олеся Гончара... Автору этих строк (и, возможно, не только ему) запомнилось блестящее эссе о творчестве и трагедии жизни крупнейшего украинского драматурга ХХ века Николая Кулиша; необычная судьба этого человека воспроизведена ярко, точно и с абсолютно совершенным знанием предмета. А еще сильное впечатление создает исследование о творческом пути Максима Рыльского — лиризм и мудрость художественного поиска поэта донесены до читателя без малейших сантиментов, жестко обозначена проблема: Рыльский и сталинский тоталитаризм (так же и проблема: Рыльский и осмысление вечной красоты!) Много интересного найдут на страницах книги исследователи и ценители творчества Олеся Гончара, Михаила Стельмаха, других выдающихся репрезентантов украинской литературы новейшего времени.
Не очень много (мягко говоря) у нас книг, где не на уровне шумной патетики, а предметно, интересно, увлекательно была бы показана история Украины как путь неуничтожимого украинского Слова. «Неубиенная литература» Владимира Панченко относится к их числу.
