Говорить полуправду всегда считалось хуже самой лжи. Поэтому я стою на позиции полной правды, какой бы горькой она ни была. Это я говорю для того, чтобы подготовить читателя к восприятию данной публикации, которая будет не совсем трафаретной и многим может не понравиться, но... Но что поделаешь, правда всегда была и останется колючей и неприятной. А следовательно, давайте наберемся мужества и признаемся: все, что говорилось до сих пор об освобождении Полтавы, мягко говоря, не отвечает действительности. По той простой причине, что Зыгин, которого во всех справочниках называют освободителем Полтавы, в действительности никогда ее не освобождал. А делал это генерал Кулик. А если точнее — маршал Кулик. Все это я сейчас докажу. И начну с того, что напомню: официальным днем освобождения Полтавы считается 23 сентября 1943 года, а не какой-то другой день.
А теперь по сути дела. Генерал Кулик (о том, как Маршал Советского Союза стал генерал-майором, мы будем говорить немножко позже) в начале апреля 1943 года назначается командующим 4-й гвардейской армии. Именно той армии, которая освобождала Полтавщину. С этой должности Кулика отстраняют (на основании доноса) 22 сентября 1943 года. Приказ об этом поступил в 18 часов. Прошу запомнить это время. А теперь идем дальше. Генерал Зыгин, получив приказ из ставки, отправляется в новое место назначения утром 23 сентября. То есть в тот день, когда над Полтавой уже реял красный флаг. Другими словами, тогда, когда она уже была освобождена.
Некоторые историки утверждают, что Зыгин, добравшись до нового места назначения, прокомандовал армией два дня. Если даже так, то все равно за это время он не смог бы даже по-настоящему войти в суть дела.
Но это еще не все. Изучая данный вопрос, я детально проработал не один десяток документальных источников, где в той или иной степени шла речь о боевых действиях на нашем направлении. К сожалению, ничего весомого и неизвестного ранее не нашел. А вот в воспоминаниях Хрущева неожиданно открыл для себя такое: «Новоназначенный командующий (генерал Зыгин. — К.Б.), получив приказ, поехал в направлении Полтавской области, но по пути к ней подорвался на мине. Сталин устроил мне настоящую трепку, главным образом за то, что мы не бережем командующих армиями. У нас как раз перед этим подорвался еще один командующий». Вот тебе раз! Получается, что Зыгин не успел даже доехать до Полтавы. Но как это перепроверить? Я опять засел за историческую литературу. Первая неделя поисков никаких результатов не дала. А вот в начале следующей мне повезло — натолкнулся на книгу М. Бирюкова «Тяжелая наука побеждать», где прочитал:
«Под вечер у меня раздался звонок.
— Чем порадуешь, Николай Иванович? — услышал я очень знакомый голос.
— Зыгин? Алексей Иванович? Откуда?
— Назначен командующим армией вместо генерала Кулика, — ответил он.
Я доложил, что 5-я и 7-я дивизии пока еще частично вышли к Днепру, а 8-я идет во втором эшелоне.
Когда на следующий день, заехав к нам в корпус, генерал Зыгин уезжал к себе, я попросил его никуда не сворачивать с дороги. Поскольку она проверена саперами и по ней уже пошли танки и артиллерия. А перелесья еще остаются опасными...
— Еду в штаб, в Бирки, и больше никуда, — ответил он.
Часика через два звонит начальник штаба армии и спрашивает:
— Куда делся командарм?
— Поехал к себе на КП.
— Он еще не приехал...
Как выяснилось позже — Алексей Иванович погиб. Он все-таки свернул с каменки на полевую дорогу — планируя осмотреть высотку у села Кирьяновки Глобинского района, где машина подорвалась на мине с очень сильным зарядом...».
Следовательно, как видим, свидетельства Хрущева подтвердились. Зыгин выехал в свой штаб, но не доехал. Но на нашей земле погибли тысячи воинов, не менее достойных. Чтобы вы в этом убедились, приведу два высказывания командующего Калининским фронтом Маршала Советского Союза Андрея Ивановича Еременко. Этот командарм был чрезвычайно требовательным не только к подчиненным, но и к самому себе, терпеть не мог никаких злоупотреблений, поэтому именно на этой почве у него не сложились отношения с генералом Зыгиным.
В своих мемуарах маршал приводит строки из собственного дневника, сделанные 23 мая 1943 года: «Во время проверки 39-й армии обнаружено, что ее командарм, генерал Алексей Зыгин, ужасно разбазаривал продовольствие. Остается лишь удивляться, как легко люди теряют честь командирскую и совесть партийную. Зыгин перебрал одной водки 310 литров (по литру в день выпивать — и то на год хватит!), а такие продукты, как колбаса, масло, сыр, сахар... брал вообще без любого счета. И все это в условиях, когда и в стране тяжело с продовольствием, и в войсках снабжение не налажено».
Дальше Еременко делает такой вывод: «Такие люди, как Зыгин по делам никудышные, это обжоры и обыватели, они случайно попадают на высокие должности и бесславно с них идут...». Здесь маршал ошибся. В Полтаве Зыгин самый глубокоуважаемый среди всех исторических фигур (кроме разве что палача Петра Первого). Его именем названа улица и площадь, установлен памятник. Но не будем об этом. Лучше поговорим о генерале Кулике. Точнее — маршале Кулике.
Григорий Иванович родился 9 ноября 1890 года на хуторе Дудниково, что близ Полтавы, в многодетной крестьянской семье. Отца своего он не помнил. Тот умер в год его рождения. Всем хозяйством заправляла мать. На девять человек семья имела две десятины земли. Когда старшие братья женились и отошли на самостоятельное хозяйство, матери и Григорию, которому на то время уже исполнилось шестнадцать лет, осталось полдесятины. Столыпинская реформа, которая начала набирать обороты, позволила Куликам докупить за счет банковского кредита еще две десятины. На этой земле Григорий и работал до призыва в царскую армию, то есть до 1912 года.
Служить ему выпало в части, которая стояла в Полтаве. Здесь он вступает в партию эсеров, в первый раз принимает участие в подпольной работе среди солдат. После этого был фронт. Храброго и вдумчивого солдата быстро заметило командование и направило в школу подпрапорщиков, которую он окончил в 1916 году, получив назначение на должность командира взвода артиллерийской батареи. Во время революционных событий товарищи избирают подпрапорщика председателем солдатского комитета.
В 1917 году, по возвращении со съезда делегатов Западного фронта, Григорий начинает проводить революционную агитацию. Теперь уже за большевиков. С того времени его жизнь резко меняется. Осенью Григорий Кулик с группой солдат-земляков покидает воинскую часть. Покидает для того, чтобы уже через месяц создать и возглавить отряд красного казачества.
Пройдя с боями от Полтавы, через Киев, Харьков, Луганск, до Царицына, Григорий Иванович «вырос» на фронтах гражданской войны до начальника артиллерии сначала 5-й Украинской армии, которой командовал К. Ворошилов, потом — 1-й Конной, которой командовал С. Буденный, и впоследствии становится начальником артиллерии Южно-Кавказского военного округа. В это время он знакомится со Сталиным, на которого производит весьма позитивное впечатление.
Здесь может возникнуть вопрос: чем именно мог восхитить вождя наш земляк? Ответ таков: именно Кулик сыграл под Царицыном решающую роль. Он, фактически, спас Сталина от разгрома, благодаря чему за кавказцем — представителем Ленина, крепко закрепилась слава сильной, волевой и талантливой в военном отношении личности. Хоть идея разгрома белых под Царицыном принадлежала не кому иному, как Кулику, но тот щедро подарил ее Сталину. Тот, понятное дело, не мог этого не заметить. После Царицына Кулик очень быстро начинает подниматься по карьерной лестнице. Одновременно учится в Военной академии РККА, а затем в Военной академии имени М.В. Фрунзе.
Наступает 1937 год. Начинаются поголовные аресты военных. Особенно так называемых неблагонадежных. Кулика тоже ждала расправа. Но его не зацепили. Потому что у него были покровителями Сталин и Ворошилов. Они не позволили его арестовать, хотя у энкаведистов на него был солидный компромат. «Товарищ Сталин, — писал Кулик своему патрону, — со второй половины 37-го года на меня навесили клеймо врага. Я точно знаю, что командиров, которых выпустили из тюрем, заставляли давать на меня показания, что я преступник. Я знаю, что меня даже хотели сделать немцем, что я не Кулик, а немец, окончил немецкую военную школу и послан в СССР шпионом...».
Из этой ситуации Кулика спас Сталин. Он хорошо знал, что этот генерал в политику никогда не полезет и ни к каким заговорам не присоединится. К тому же, Кулик был лично предан Сталину, а это оценивалось выше, чем оперативно-стратегические способности полководцев.
13 марта 1938 года Постановлением ЦК ВКП (б) и СНК СССР был создан Главный Военный Совет Советского Союза, в который вошли К. Ворошилов, В. Блюхер, С. Буденный, Л. Мехлис, И. Сталин, И. Федько, Б. Шапошников, Е. Щаденко и Г. Кулик. Для нашего земляка это была настоящая победа, которая вознесла его на одну из наивысших ступеней тогдашнего политического олимпа. Ему присваивают звание Героя Советского Союза, он избирается членом ЦК ВКП (б), а вскоре, 7 мая 1940 года, становится Маршалом Советского Союза и заместителем Наркома обороны.
На этом посту его и застала война. До нее у Кулика было еще пять. Которые он прошел с честью и по-геройски. Пять раз получал ранения, трижды — очень тяжелые, дважды — контузию.
В первый день войны Кулика вызвал Сталин и приказал срочно выехать на фронт для оказания действенной помощи малоопытным командирам. Садясь в машину, Кулик, словно между прочим, бросил: «Я не собирался воевать в 1941 году. Я готовился к войне в 1942-ом». Эту фразу мгновенно донесли в Кремль Сталину, который, как известно, такого не прощал.
В этот же день Кулик прибывает в штаб 10-й армии, где застает полную растерянность генералов. Чтобы как можно быстрее исправить положение, он бросается на передовую, но было уже поздно. Армию разбили. Те, кто остались живыми, начали отходить в белорусские леса. Понятное дело, что никакой связи с Центром не было. Лишенный любой информации и боясь, что Кулик может попасть в плен, Сталин дает приказ любой ценой его разыскать. Но поиски ничего не дали. Лишь в начале июля Кулик пробивается из окружения. Вместе с ним вышел и начальник 3-го отдела 10-й армии Лось. Желая снять с себя какую-либо ответственность, он пишет на имя Сталина депешу: «Маршал Кулик приказал отступающим снять награды и выбросить документы, потом переоделся в крестьянскую одежду и приказал это сделать другим. При себе он не имел никаких документов. Мне лично приказал выбросить оружие...». В действительности же ничего подобного не было. Маршал действительно переоделся в комбинезон танкиста, который был удобным для пешего перехода и который спрятал его маршальские звезды. По-другому здесь не могло и быть. Пробираться в парадной маршальской форме в тылу врага было бы по крайней мере неразумно. Но энкаведист, решив, очевидно, что Кулик уже не сможет отмыться от Сталинских обвинений, не пожалел никаких красок. Эта ситуация была для Григория Ивановича весьма опасной, ведь в то время было арестовано и 22 июля расстреляно все командование Западным фронтом, на помощь которому он был послан.
Когда наш земляк предстал перед Сталиным, тот, словно видя его впервые, бросил:
— Кто вы такой?
— Маршал Советского Союза Кулик по вашему...
— Где лапти?
— Товарищ Сталин... Позвольте объяснить...
— Где лапти, где сорочка, в которой вы выходили из окружения?
Разговор был резким. Сталин сказал, что разжалует Кулика в генерал-майоры. Но когда тот ушел, изменил свое решение, дав прежнему своему спасителю шанс на исправление ошибки.
Маршала направили в госпиталь, а через месяц — на Ленинградский фронт, назначив командующим 54-й армией. Это был первый в истории случай, когда армией командовал маршал. Несмотря на это, наш земляк показал себя умелым и волевым начальником. Свидетельством этому — успешные наступательные бои, которые начались 26 сентября и были направлены на прорыв блокады города. А еще — грамотные оборонные действия. И все же, несмотря на это, Кулика отзывают в Москву.
— Северному Кавказу угрожает опасность, — сказал Верховный. — Срочно выезжайте на Таманский полуостров и помогите командованию 51-й армии не допустить врага к форсированию Керченского залива, захвату Таманского полуострова и выходу на Северный Кавказ со стороны Крыма. Для усиления 51-й армии возьмите 302-ю горную дивизию...
До Тамани (всего триста километров!) маршал добрался только на третий день. То, что он там увидел, не поддавалось никакому описанию. Все было разгромлено и разбито. На пристани толпилась группа вооруженных и почти неуправляемых людей, целью которых было как можно скорее попасть на Таманский полуостров. Они бросали технику и личное оружие. Постоянный артиллерийский обстрел и налеты немецкой авиации сеяли животную панику. Единственными боеспособными дивизиями здесь оставались 106-я стрелковая (примерно полторы тысячи бойцов) и 302-я (приблизительно такое же количество) горная дивизии. Оценив ситуацию, Кулик понял — больше двух дней оборонять город он не сможет. Выход был один — войска нужно как можно скорее перебросить на Таманский полуостров, этим самым спасти и оружие, в первую очередь артиллерию, и технику. Если с переправой затянуть хоть на один день, немцы разобьют остатки дивизии и все погибнут.
Приняв такое решение, Кулик 12 июля посылает телеграмму в Ставку. Оттуда — ни звука, ни ползвука. Тогда он в ночь с 15 на 16 ноября перебрасывает главные силы с Керченского на Таманский полуостров, где организует строительство заградительных валов и окопов. И вдруг 16 ноября (на четвертый день!) получает ответ из Ставки, где ему приказывают любой ценой удерживать плацдарм на южном берегу Керченского полуострова. Что делать? Поезд, как говорят, уже ушел. Времени для размышлений не было — немцы пошли в наступление. Кулик бросается на те участки, где враг вклинивался или прорывал оборону. Генералы Ремезов и Мельников были свидетелями того, как маршал лично водил пехотные подразделения в контратаки, отбивал артиллерийским огнем танки противника. До глубокой ночи он находился на переднем крае, на наиболее опасных направлениях. Очевидец тех событий, житель Кобеляк Григорий Сергеевич Худенко, рассказывал, что был свидетелем нескольких ситуаций, когда маршал, поднявшись в полный рост, бежал впереди бойцов с пистолетом в руках. Он послал в бой даже тех солдат, которые должны были охранять штаб армии. Генералов, и тех заставил взять в руки винтовки.
Самым разумным в этой ситуации было бы попросить у Ставки разрешения на отступление. Но Кулик не хотел об этом даже думать. Он надеялся на реванш. Каждая отраженная атака, каждый крошечный успех казался ему началом перелома в его пользу. Но случилось непоправимое: восемьдесят немецких танков на безумной скорости прорвали оборону и на ходу ворвались в город. Кулик вынужден был отступить в Батайск, где спешно начал готовить план контрнаступления. 29 ноября части 56-й армии освободили от захватчиков Ростов. А еще через несколько дней началась Керченско-Феодосийская операция, в результате которой был отвоеван Керченский полуостров.
Но Кулику не посчастливилось получить лавры победителя. В канун контрнаступления советских войск под Ростовом нашего земляка отозвали в Москву, где в унизительной форме лишили маршальского звания и всех наград, в том числе — Героя Советского Союза.
В истории Великой Отечественной войны это был уникальный и единственный случай, когда маршала разжаловали в рядовые. Отстранить от должности — это одно дело, а чтобы разжаловать. За войну, например, Конева отстраняли от командования фронтами шесть раз. Десять раз — командующего фронтами Еременко. Я не говорю уже о Ворошилове и Буденном. Повторяю, отстранять — отстраняли, но чтобы разжаловать... Неужели Кулик действительно это заслужил?
С уверенностью могу сказать — не заслужил. Подтверждением этому — выводы расследования Генерального штаба и Главной военной прокуратуры. В настоящем документе, в частности, говорится: «На основании изученных материалов дела и оперативных документов, касающихся боевых действий на Керченском направлении, Генеральный штаб пришел к выводу, что 11—15 ноября 1941 года силы врага на этом фронте количественно преобладали наши войска в несколько раз и что в данной ситуации командование войсками Керченского направления, в том числе бывший Маршал Советского Союза Кулик, с имеющимися, но крайне ослабленными силами и средствами удержать город Керчь и изменить ход боевых действий в нашу пользу не могли...».
Следовательно, как видим, Кулик был наказан безосновательно. Поэтому напрашивается вопрос: неужели Сталин этого не понимал? Думаю, что более чем понимал. Но он знал и другое — для отвлечения внимания общественности от собственного бездарного руководства всей обороной страны в первые месяцы войны, ему нужен был «мальчик для битья». Кулик для этой роли подходил на все сто процентов. За свою прямоту и бескомпромиссность, за настойчивость и принципиальность его многие из подчиненных ненавидели, а еще больше завидовали его успешной карьере. Что именно так и было в действительности, легко можно проследить по последующей деятельности Кулика.
В апреле 1943 года Сталин, смилостивившись, назначает его командующим 4-й гвардейской армией. Той же, которая вместе с другими громила фашистов на Курской дуге и гнала их с Полтавщины. Кулик с головой ринулся в исполнение этих обязанностей. Ему больше всего хотелось как можно скорее освободить родное село и область от фашистской нечисти. С утра до ночи он не покидал командный пункт, нередко становясь в первую шеренгу наступающих. Вот что рассказывает о нашем земляке бывший штабист Харьковско-Бухарестской дважды Краснознаменной Уральской стрелковой дивизии майор в отставке Г. Стеблин: «После жестоких боев в Чутовском и Полтавском районах мы стали форсировать Ворсклу у села Нижние Млыны. Задание было такое: выйти на шоссе в районе Россошенцов и перерезать отступающим путь на Кременчуг. В 13 часов 22 сентября 9-я воздушно-десантная дивизия, которая входила в состав нашей армии, завладела станцией Полтава-Киевская. Мы же, перерезав колонну карателей и факельщиков и задав им хорошую трепку, взяли курс на Кременчуг. Именно в это время и пришел приказ о снятии нашего командарма. Я думаю, что это была большая ошибка. Благодаря именно таким военачальникам, как Григорий Иванович мы и выиграли войну...».
К сожалению, Сталин мыслил по-другому. А если точнее, ему было безразлично то, как воюет Кулик. Для него значительно важнее было то, о чем он думает и что говорит. Понятное дело, зная обо всех безобразиях, которые творились на фронте и в стране по вине Сталина, Кулик не мог молчать. В одной из личных бесед он не удерживается и бросает: «Рыба у нас всегда гниет с головы». Этих слов, которые мгновенно передали Сталину, оказалось более чем достаточно, чтобы не только арестовать Кулика, объявив его врагом народа, но и после войны расстрелять. Иезуитская машина НКВД, полностью игнорируя нормы человечности, после истязаний за считанные часы сделала из него не только контрреволюционера и шпиона иностранной разведки, но и опаснейшего врага. Пройдя через горнило допросов, изуверств, инквизиционных судилищ и тюрем, этот герой был раздавлен и выброшен на помойку истории. Трудно в это поверить, но даже сегодня, когда писался этот материал, имя Маршала Советского Союза в его родном селе, не говоря уже о Полтаве, почти полностью забыто. Слышать слышали, что был такой военачальник, но что сделал и за что погиб — сплошной ноль.
Психологи утверждают, что из какой-либо информации запоминается последняя фраза. Я бы очень хотел, чтобы в памяти читателей осталась вот эта: Кулик был одним из семи довоенных маршалов, а их, на момент его ареста в 1947 году, в стране насчитывалось всего девятнадцать, включая самого Сталина.
Ведущий страницы «История и «Я» — Игорь СЮНДЮКОВ. Телефон: 303-96-13.
Адрес электронной почты (e-mail): [email protected]
