Карибский кризис, 40-летие которого отмечает в эти дни мировая общественность (несколько упрощая, можно сказать, что его апогей пришелся на хронологический промежуток между 22 и 28 октября 1962 года) — событие исключительное в глобальной политической, дипломатической и военной истории второй половины ХХ века. Явления такого порядка, как это, с ходом времени раскрывают все новые и новые свои грани, неизвестные либо не до конца понятые современниками (кстати, ведь еще живы люди, бывшие в те октябрьские дни непосредственными участниками драматичнейшего противостояния двух сверхдержав, например, бывший посол СССР в США Анатолий Добрынин; не говоря уже о том, что один из активнейших действующих персонажей кризиса, Фидель Кастро, был тогда и остается сейчас у власти на Кубе!).
И вот любопытный и, быть может, самый важный пример «нового прочтения» коллизий октября 62-го: если раньше их уроки относили прежде всего к сфере международной политики (и уроки эти были очевидны даже для людей, мало знакомых с деталями событий, главный из них: абсолютное табу на применение ядерного оружия), то теперь видны не столь очевидные, но не менее жизненно важные уроки кризиса для политики внутренней. О них и поговорим.
Но вначале вкратце напомним канву основных событий. Первый секретарь ЦК КПСС и Председатель Совета Министров СССР Никита Хрущев, желая решительно изменить в пользу своей державы стратегическое соотношение сил в мире, санкционировал в мае-июне 1962 года тайную операцию по размещению нескольких десятков — точное количество остается предметом споров до сих пор — советских стратегических ракет Р-12 и Р- 14 в Республике Куба. Планировалось, держа все работы в строжайшем секрете, завершить их к середине ноября 1962 года; затем, как полагает большинство историков, Хрущев намеревался официально объявить «империалистической» державе — США — о наличии на Кубе указанных ракет и дальше вести со Штатами переговоры уже совсем с других, гораздо более сильных позиций.
Любопытно, кстати, что кубинские представители предлагали обнародовать факт размещения нового оружия не в ноябре, а раньше, ссылаясь на нормы международного права, дающие полную возможность двум суверенным государствам — СССР и Кубе — заключать договоры такого рода; но Н.Хрущев ответил Ф.Кастро: «Право правом, а сила силой» (иначе говоря, с противником, американцами, можно говорить только с позиции силы, иной язык здесь невозможен; заметим, что подобная философия господствует и во внутренней политике еще слишком многих стран...).
15 октября американская авиационная разведка обнаружила строительные площадки для будущих ракетных комплексов Р-12 на Кубе. Снимки были на следующий день показаны президенту США Джону Кеннеди. 22 октября глава американского государства выступил с телеообращением к нации, выдержанном в предельно жестких тонах. Он решительно потребовал немедленного вывода ракет и объявил о введении полной морской блокады острова. Советский лидер в посланиях Кеннеди настоятельно подчеркивал «оборонительный» характер ракет, что, однако, не показалось убедительным противоположной стороне. 23 октября в последний момент удалось предотвратить прямое военное столкновение американских судов, осуществлявших блокаду, и советских кораблей, идущих к Кубе. 27 октября (в «черную субботу») ядерные силы двух стран ближе всего подошли к незримой страшной грани войны («дьявол похлопал человечество по плечу над краем пропасти», — писал в те дни знаменитый философ-гуманист Бертран Рассел). Но к утру 28 октября в результате неформальных переговоров между братом президента Робертом Кеннеди и послом Добрыниным была нащупана почва для компромисса: США дает Кубе и СССР гарантии против вторжения на остров, вывозит свои ракеты с баз в Турции, а взамен СССР убирает свое, так напугавшее «империалистов» оружие с Кубы. Ядерной войны удалось избежать.
Каковы же общие выводы (относящиеся и к области внутренней политики, к сфере предотвращения гражданских конфликтов) можно извлечь из великой драмы 40-летней давности? Как представляется, первый из них — и важнейший — таков. Истинное величие политика — особенно претендующего на высокий международный статус — определяется не в последнюю очередь его способностью противостоять давлению своего окружения, отстаивать и реализовывать собственную, независимую точку зрения по принципиальным вопросам . Конкретно: существует немало исторически достоверных фактов, подтверждающих, какой яростный нажим оказывали на Хрущева и Кеннеди как их политические соратники, так и, еще более, представители военных кругов, требовавшие от своих лидеров предельной жесткости «во имя чести державы», «решительных» и «сильных» шагов.
И следует сказать со всей определенностью: оба руководителя проявили подлинную государственную мудрость, сумели политически и духовно подняться выше самих себя (а ведь тот же Хрущев в присущем ему своеобразном стиле еще совсем недавно говорил: «Надо запустить американцам ежа в штаны»!) и достичь спасительного для мира компромисса. Может быть, особенно трудно было Кеннеди: не только высшие генералы, но и 70% членов обеих палат конгресса, даже левый либерал, сенатор Фулбрайт, требовали от него нанести военный удар по Кубе со всеми вытекающими последствиями. Легко себе представить, что было бы с человечеством, не прояви президент всю свою стальную волю: ни один выстрел где бы то ни было, подчеркивал он, не производить без моего приказа!
Чего это стоило Кеннеди, достаточно ярко видно из воспоминаний его брата Роберта: «Стоит ли мир на грани уничтожения? По нашей ли вине? Может быть, мы что-то упустили, чего-то не доделали? Или сделали не так? Ладонью одной руки он (президент. — И. С. ) прикрывал рот, пальцы другой сжимались и разжимались. Лицо его вытянулось, и взгляд словно посеревших глаз был грустно-напряженным. В течение нескольких мгновений казалось, что никого другого здесь нет и что он больше не президент... Президент Кеннеди развязал ход событий, но он больше не властен над ними. Ему остается только ждать!»
И последний трагический штрих к портретам двух лидеров: один из них, Кеннеди, немногим более через год после описываемых событий лишился жизни (по одной из недоказанных версий, к этому был причастен мощный нефтяной бизнес юга США вкупе с мафией), а другой, Хрущев, ровно через два года после разрешения Карибского кризиса, в октябре 1964 года — лишился власти (уже не версия, а исторический факт, что организовал его свержение «бессмертный» партийно- советский аппарат, избавлявшийся от слишком строптивого и непредсказуемого лидера...).
Вывод второй , который необходимо сделать из тех, давних уже, дней. В экстремальной ситуации (а Карибский кризис мало назвать именно так: решалась судьба планеты) руководитель просто обязан проверить и перепроверить, как именно исполняются его распоряжения. Объявив блокаду Кубы, президент США в то же время дал строжайший приказ: огонь по не подчиняющимся судам противника открывать не иначе как только с моей личной санкции! В то же время Хрущев передал советским кораблям, идущим к Кубе с ракетным грузом на борту, такую категорическую инструкцию: движение, даже перед угрозами американцев, не прекращать, на провокации не поддаваться, первыми оружие не применять... Все это происходило 23 октября 1962 года, момент был напряженнейший. И вот президент США засомневался, правильно ли командующий флотом адмирал Джордж Андерсон понял его приказы. По просьбе Кеннеди министр обороны Роберт Макнамара перезвонил адмиралу и спросил его, что же конкретно тот собирается делать в случае неподчинения советских судов? Адмирал Андерсон четко ответил, что действовать будет строго по уставу: сначала предупредительный выстрел впереди по курсу, а затем придется перейти к стрельбе на поражение и потопить строптивца... Макнамара был поражен, он с холодной яростью спросил: «Вы понимаете, что только что объяснили мне, как Вы собираетесь развязывать третью мировую войну?!». И еще раз повторил адмиралу приказ президента. «А если бы Кеннеди — вопрошал Макнамара в своих воспоминаниях, вышедших в 80-е годы, — не пришло в голову проверить, как его решения интерпретировали в штабах?».
Третий вывод совсем короткий, но весомый. Хрущев рассчитывал сохранить размещение ракет на Кубе в строжайшей тайне — до той поры, пока сам не сочтет нужным ее раскрыть. Официальные лица СССР, включая министра иностранных дел Громыко, все отрицали (именно это особенно оскорбило американцев). Но ведь еще в Новом Завете сказано: нет ничего тайного, что не стало бы явным, и то, о чем сейчас шепчутся, завтра же с крыш домов проповедано будет...
Четвертый вывод . Всегда (и во внутренней, и во внешней политике) необходимо стараться предвидеть реакцию оппонента. Тот же бывший министр Макнамара вспоминал: «США не имели намерений нападать на Кубу, но действия, которые реально предпринимались, давали противоположной стороне все основания думать, что дело обстоит как раз наоборот».
И последний, пятый вывод . Еще лидеры СССР абсолютно справедливо (хотя и декларативно) констатировали: в ядерной войне победить нельзя! Добавим: и во внутреннем гражданском конфликте тоже (что, однако, ничуть не снижает меру ответственности власти). Тут мы опять выходим к проблеме нового мышления. А, ключ к нему, этому мышлению,— в простых словах Никиты Хрущева, сказанных в 1961 году о Джоне Фитцджеральде Кеннеди: «С ним можно работать» .
