Миссия реформатора не только предельно неблагодарна и трудна (куда легче быть яростным «сокрушителем основ»!). Эта миссия требует от политиков величайшего терпения, широты кругозора, стальной воли, исключительно высокой культуры. Потому можно сказать, что для лидера государства быть успешным реформатором — значит обладать очень редким и ценным даром, подобным дару выдающегося художника, композитора или актера (и не стоит, не имея этого таланта, надеяться на «счастливое стечение обстоятельств» — это иллюзия).
Примеры действительно великих реформ ХХ века убеждают в правильности именно такой постановки вопроса. Вспомним, какими уникальными качествами — при всем несходстве этих харизматических лидеров — были наделены Франклин Рузвельт, Джон Кеннеди, Махатма Ганди, Шарль Де Голль, Конрад Аденауэр, Мустафа Кемаль...
2 марта исполнилось 75 лет человеку, который далеко не всеми будет признан достойным войти в только что приведенный (и, конечно, не полный) почетный список. Но время успокаивает страсти. Постепенно становится все яснее, что первый и единственный Президент СССР, последний генсек ЦК КПСС Михаил Сергеевич Горбачев займет особое место в ряду государственных руководителей, коренным образом изменивших облик нашего мира. Горбачевские перестроечные реформы можно уподобить знаменитому плаванию Колумба, плывшего, как известно, в сказочно богатую Индию (не напоминает ли это мечту о коммунистическом рае?), а реально открывшего Америку. Иными словами, М. Горбачев, ставивший целью «облагородить», «очеловечить» социализм советского образца (уже изначально, по определению, невыполнимая задача, и об этом надо помнить, если мы хотим объективно оценить наследие М. Горбачева!), искренне веривший в «колоссальные неиспользованные ресурсы нашего общества», избрал курс, помимо воли лидера перестройки приведший тогдашнее государство к закономерному финалу — краху советской империи, развалу СССР и переходу к качественно новому состоянию общества (что, собственно, было подлинной революцией — без «цветных» эпитетов, но глубочайшей революцией цивилизационного масштаба). Кстати, еще в 1986 году Михаил Сергеевич указал на революционный характер перестройки, но это не было воспринято многими всерьез («слова!»; уже тогда чувствовалась склонность генсека к многословию, характерная черта его политического стиля), а ведь эти слова оказались пророческими...
Долгое время чуть ли не правилом хорошего тона считалось говорить о непродуманности реформ М. Горбачева, о его непоследовательности, дефиците решительности и т.д. Возможно, доля истины в этом есть, однако ради справедливости и для понимания реальной ситуации, сложившейся в СССР к моменту прихода Михаила Сергеевича к власти, нелишне было бы вспомнить о том, какое же наследие досталось последнему генсеку ЦК КПСС в момент его избрания на этот пост в марте 1985 года. Те времена характеризовали: достигший баснословных масштабов идеологический маразм, благословляемый государством (когда, как саркастически отмечал в свое время один из помощников Горбачева Анатолий Черняев, «мнимые достоинства лидера — скромность, мудрость, принципиальность и т.д. — это атрибуты должности, а не человека, ее занимающего. Положено быть генсеку большевистской партии скромным, значит, так оно и есть, независимо от того, какой он на самом деле и каким его видит народ»); безумная гонка вооружений, поставившая человечество на грань ядерной катастрофы (об этом основательно подзабыто, но вот красноречивый факт: в июне 1984 года на лекции для работников аппарата ЦК КПСС замначальника Генштаба маршал Ахромеев возмущался, что «не все еще в республиках, в обкомах делают все необходимое для превращения страны в военный лагерь»); преступная, авантюрная война в Афганистане; пока скрытая, но неумолимо развивающаяся экономическая «злокачественная опухоль» системы (вот только некоторые показатели 1985 года «из блокнота Горбачева»: потери сельскохозяйственной продукции — до 30%, производительность труда во многих отраслях в 2,5-3 раза ниже, чем в западных странах, почти половина улиц и проездов в РСФСР не имели твердого покрытия и т.д.). И заявления людей, считающих, что в 1985 году «все было хорошо», а М. Горбачев все разрушил и загубил — это или самообман, или сознательный обман. Сложившаяся политическая, экономическая и духовная конфигурация общества исчерпала свой ресурс.
Михаил Сергеевич начал с простых, казалось бы, элементарных вещей. Всем памятна «борьба» с алкоголизмом весной 1985 года — эта безусловная ошибка М. Горбачева (хотя, кстати, основные меры этой кампании были намечены еще до его прихода к власти). Но этот же год был ознаменован и такими заявлениями нового генсека, прозвучавшими в тот момент чуть ли не как откровение: «Нужны прямые контакты советских людей с иностранцами. Не надо бояться: пусть ездят и те, и другие. Пусть смотрят и видят: одни, что мир большой и разный, а другие — что никакой «советской угрозы» нет» Из интервью американцам для журнала «Тайм» (август 1985 года): «Принцип наших отношений должен быть таким: живи и давай жить другим». Из выступления на октябрьском (1985 г.) пленуме ЦК (уже через полгода после прихода к власти, при брежневском составе Политбюро!): «Мирное сосуществование для нас — закон развития (а не наша тактика), которому мы должны отныне безусловно подчиняться в своей политике. Это философски обосновывается единством и разнообразием мира, в котором мы живем, единством и разнообразием человечества».
Это потом М. Горбачев выдвинет критически важный тезис о «социалистическом плюрализме мнений» (июль 1987 года; теперь-то мы, умудренные опытом, знаем, что плюрализм и социализм советского образца — две несовместимые вещи). Это потом были вывод советских войск из Афганистана (результат труднейших переговоров и длительной борьбы в руководстве КПСС), возвращение из ссылки академика Сахарова и других политзаключенных, падение Берлинской стены и крах Варшавского договора, многопартийность в СССР и развал «союза нерушимого»... А зерно всех этих исторических перемен (хотел того М. Горбачев или нет — отдельный вопрос) было заложено уже в его философии «нового мышления». Нельзя забывать, что в то время эта основательно подзабытая ныне концепция была важнейшим мировоззренческим шагом вперед, ибо означала отход от превращения умирающей, но смертельно опасной, как раненый носорог, империи в военный лагерь (см. откровения маршала Ахромеева, изложенные выше!).
Автор этих строк менее всего склонен «слагать оду» в честь Михаила Сергеевича Горбачева. Кстати заметим, что этот человек всегда резко критически относился к подобному жанру. Гораздо важнее проанализировать, почему перестроечные реформы, до неузнаваемости изменившие жизнь советских людей, не достигли декларируемого М. Горбачевым результата (а результат декларировался разный — от расплывчатого обновления общества в 1985 году до гораздо более конкретной доктрины демократического социализма, выдвинутой ни кем иным, как генсеком ЦК КПСС (!) в 1991 году). Этот краткий анализ, быть может окажется небесполезным и при проведении наших нынешних реформ.
Главной стратегической ошибкой Михаила Горбачева (опять-таки оговоримся: легко говорить это сейчас, через два десятилетия!) была его искренняя вера в прочность Советского Союза как внутренне и органически здорового единого государства, базирующегося на национально справедливых, неимперских основах. Лишь в 1989 году (!) генсек публично признал, что проблема межнациональных отношений — это серьезнейшая проблема самого будущего СССР. Лишь в 1991 году была разработана — причем изначально безнадежно устаревшая — концепция нового Союзного договора, не устроившая союзные республики. Горбачев забыл, что «если ружье висит на сцене во время спектакля, то оно рано или поздно должно выстрелить» (ружье — это конституционное право республик на выход из СССР!).
Еще одна стратегическая ошибка — М.С.Горбачев не смог верно определить социальную базу реформ, определить, на какие конкретно социальные группы следует опираться при проведении перестройки. Не приходится говорить, насколько это важно для проведения любых реформ (к сожалению, у нас в Украине подобный вопрос ставится сейчас концептуально очень нечетко: много общих разговоров о среднем классе, причем последний определяется по сомнительному критерию уровня доходов, а не по социально-политическим или духовным установкам).
Михаил Сергеевич оказался в какой-то степени заложником своих представлений о том, что проводимые им реформы автоматически консолидируют общество (вообще, «консолидация» — его любимое слово). Между тем, как показывает история, успехов добиваются именно те реформаторы, которые понимали, что политика, независимо от чьего-либо желания, — это конфликт интересов. Мог ли поддерживать перестройку в основе своей старый партийный, государственный и силовой аппарат, в котором было немало людей со сталинско-брежневским стилем мышления? Добавим, однако, что исторической заслугой Горбачева было проведенное им отделение всевластной тоталитарной партии от государства. В то же время сказалась, вероятно, эйфория генсека — результат сладостного ощущения: государственная машина, эта тяжеловесная корпорация чиновников — все это мое, я это контролирую! Именно с понимания глубоких внутренних пороков этой полутоталитарной машины, ее «ржавости» начинается переход реформ в новое, уже революционное измерение...
Есть давняя, глубокая истина: об исторических деятелях следует судить не по тому, чего они не дали во время пребывания у власти, а по тому, что они дали нового по сравнению с предшественниками. По всей справедливости эти слова применимы к М.С. Горбачеву. Он создал необходимые предпосылки для ухода от тоталитаризма, реализовать которые предстояло всему обществу в целом (не более, но и не менее того!). Так можно определить роль этого человека в мировой истории конца ХХ столетия.
