Легко и приятно писать о давних, покрытых «туманом истории» временах: действующие лица сошли со сцены, их прегрешения или заслуги воспринимаются довольно спокойно, через призму холодного «ratio». Но совсем иное дело, когда берешься исследовать коллизии дня вчерашнего, с его страстными борениями, противоречиями, блужданиями в «темных лабиринтах» эпохи (это нам, сегодняшним, все представляется почти до смешного простым, а выход из лабиринта, найденный зачастую не нами, а предшественниками, — таким очевидным; вот же он, стоит лишь протянуть руку!). Мало сказать, что такое исследование — занятие не слишком легкое, иногда возникает такое ощущение, что просто хватаешься за раскаленную сковороду... Не в том ли причина, что тут всякий взыскующий истины человек неизбежно сталкивается с очень конкретными интересами (не только и не столько материальными) живых и активно действующих людей? И не зря же писал в свое время немодный ныне Карл Маркс, что даже правила математики подвергались бы сомнению, если бы они затрагивали интересы людей.
22 года назад, в ноябре 1982 года, страна (тогда — «Союз нерушимый») узнала о смерти главы КПСС и советского государства Леонида Брежнева. И сразу возникло ощущение, что в прошлое с этим человеком навсегда отошла целая эпоха (независимо от того, как относились лично к Брежневу), что наступают новые, совсем другие времена. Прошедшие два с лишним десятилетия — это цикл практически полной смены поколений (в частности, и политических элит). Казалось бы, иные «правила игры», другой общественный строй, иные нравы, совершенно новые условия независимого государства — Украины... Но вот что любопытно: чем глубже вникаешь в те, не столь уж давние, времена, тем отчетливее убеждаешься, что «принципы», по которым функционировала брежневская «машина власти», еще рано полностью списывать в архив; видимо, в свое время была проведена очень тщательная их инвентаризация, и определенная (не столь уж малая) их часть была сочтена вполне еще «пригодной к использованию» в современных условиях. А другая часть — безусловно признана устаревшей... Чтобы разобраться во всех аспектах этой интереснейшей проблемы — послушаем доступные сейчас свидетельства людей, близко знавших лично Леонида Ильича и в той или иной мере представлявших себе его стиль руководства, методы политической технологии и его место в истории. Непредвзятый читатель сумеет, думается, сам нарисовать себе достаточно объективную картину той эпохи и уяснить, что в ней действительно принадлежит истории, а что — более чем злободневно.
Итак, начать следует. вероятно, с одного очень красноречивого эпитета, которым Л. И. Брежнева наградил Юрий Королев, ответственный сотрудник аппарата Президиума Верховного Совета СССР, работавший с Брежневым в начале 60-х годов и позднее, в 1977—1982 годах, когда Леонид Ильич снова стал коллегиальным «Президентом СССР», возглавив Президиум (в 1997 году Королев выпустил в Москве книгу воспоминаний о бывшем шефе). Вот что он, в частности, пишет: «Все было у Брежнева: и власть, и слава, и послушное почитание повсюду — в ЦК, в Верховном Совете, на митингах. И все мало. Доходил он до мелочей — очень любил распределять блага своей рукой, лично и непосредственно. Большой был хозяин, щедрый, любил своих, а они под его крылом воровали вдвойне. Раздавал звезды, ордена, квартиры послушным, старательным подчиненным, раздавал звания прислужникам, министерские посты взяточникам». Слова очень резкие (характерно, что сказаны через 15 лет после смерти Брежнева; «смелость после боя»!), и хотя автор совсем не касается первопричин упоминаемых им позорных явлений (а это прежде всего монополия на власть никем и никогда демократически не избираемых правителей), стиль руководства Брежнева обозначен: «щедрый хозяин». А следствие этой «щедрости» — коррупция, охватившая существенную часть партийно-государственного аппарата (то, насколько эта коррупция была «преодолена» впоследствии — тема большого и специального разговора), тотальный цинизм, безответственность, распад идеологического «каркаса» государства. Именно с таким наследием пришлось иметь дело политическому классу нового независимого государства Украина.
Но отнюдь не следует предаваться иллюзиям по поводу «добродушия» и «мягкости» Леонида Ильича. Как свидетельствуют современники, наблюдавшие за политической практикой Брежнева, перед нами — игрок со стальными кулаками (часто их маскировали бархатные перчатки). Этот человек, не получивший необходимого для политика такого уровня образования, человек с кругозором, по сути, ограниченного мещанина, блестяще усвоил необходимые для удержания у власти правила политической борьбы. Многолетний личный референт Брежнева А.Александров-Агентов вспоминает: «Это был упорный, целеустремленный и хитрый человек, который в своих целях, нередко продиктованных честолюбием, манипулировал людьми, заставлял их делать то, что ему было нужно, и ловко, без излишнего шума и сенсаций умел избавляться от неподходивших ему работников, особенно тех, кого считал потенциальными соперниками. И это при том, что в принципе он был искренним сторонником стабильности кадров, старался сводить перемены к минимуму».
Вообще, стабильность была, пожалуй, ключевым понятием для Генерального секретаря, особенно по мере того как криминально-коррупционная составляющая той системы «сдержек» и «противовесов», которую он тщательно выстраивал, все более набирала силу. Год от года крепли политические позиции партийных наместников («прокураторов», используя терминологию Древнего Рима) — первых секретарей обкомов КПСС; эти люди постепенно получали все большую независимость от центра (от ЦК). И не случайно, опять же по свидетельству «соратников», практически каждый рабочий день Генсека начинался с подробных телефонных разговоров с руководителями крупных обкомов; Брежнев, не жалея времени, расспрашивал «первых» о текущих делах, о видах на урожай, о работе предприятий и т. д. Конечно, собеседникам Генерального было не только приятно проявленное к ним личное внимание «самого», тем самым Брежнев демонстрировал, что отчетливо понимает их место в системе власти. При всем этом «хозяева» на местах, разумеется, должны были следовать общим правилам игры. Напомним, что именно из этой среды вышел политический деятель, начавший через три года после смерти Брежнева реформы, — бывший первый секретарь Ставропольского обкома КПСС М. С. Горбачев. Предмет особого (и очень интересного) исследования — как в современной независимой Украине строятся политические отношения по вертикали «центр — губернаторы на местах», как они типологически изменились со времен Брежнева...
Один из наиболее проницательных наблюдателей брежневских методов работы академик Георгий Арбатов (в те годы — член ЦК) заметил: «Перед нами — тип руководителя, который политическим деятелем вовсе не являлся. Той системе политические деятели, исключая верховного вождя, не нужны, наоборот, они ей противопоказаны. Типичным руководителем стал функционер, чиновник, в совершенстве овладевший правилами аппаратной игры. Он не очень образован, подчас, несмотря на диплом о высшем образовании, почти безграмотен, с марксизмом знаком в объеме «краткого курса» и сталинской политграмоты, нетерпим к инакомыслию, к новым идеям. Твердых идеологических и политических принципов у деятелей этого типа чаще всего нет — иначе в пору бесконечных ломок и перемен они бы просто не уцелели. Все это, разумеется, не исключает у них большего или меньшего здравого смысла, большей или меньшей жизненной мудрости, личной доброжелательности к людям (если, конечно же, это не соперники), большей или меньшей любознательности. Вот к такому типу руководителей принадлежал и Брежнев». Иначе говоря, перед нами, безусловно, человек (какими бы ни были его личные качества), выдвинутый к власти чиновничье-корпоративной системой.
Еще один сотрудник ЦК КПСС, общавшийся с Брежневым в 60—70-е годы, Федор Бурлацкий, рассказывает: «При обсуждении вопросов на заседаниях Секретариата ЦК или Политбюро он почти никогда не выступал первым. Давал высказаться всем желающим, внимательно прислушивался и, если не было единого мнения, предпочитал отложить вопрос, подработать, согласовать его со всеми и внести на новое рассмотрение. Как раз при нем расцвела пышным цветом практика многоступенчатых согласований, требовавшая десятков подписей на документах, что стопорило или искажало в итоге весь смысл принимаемых решений... Прямо противоположно Брежнев поступал при решении кадровых вопросов. Когда он был заинтересован в каком-то человеке, то ставил подпись первым и добивался своего. Он хорошо усвоил сталинскую формулу: «кадры решают все».
Кстати, о «кадровых подходах» Брежнева. Как вспоминал Петр Шелест, в 1972 году — член Политбюро ЦК КПСС, первый секретарь ЦК Компартии Украины, он узнал о резком повороте в своей карьере так. В мае 72-го, во время заседания Политбюро, к нему подошел Брежнев и, положив руку на плечо, сказал: «Есть разговор». Они оба вышли из зала заседаний в соседнюю комнату. Там Брежнев, в очередной раз выслушав рассказ Шелеста о делах в Украине, неожиданно сказал: «Ты уже 10 лет первый секретарь ЦК Украины. Наверное, тебе уже бесконечно надоела эта работа, да и ты надоел многим. Есть мнение (магическая формула эпохи! — И.С. ) перевести тебя в Москву, в Совет Министров СССР. ТЫ не возражаешь?». А какое значение имели возражения Шелеста в условиях фактически колониальной зависимости Украины? Так был освобожден «в связи с переходом на другую работу» неугодный Брежневу и строптивый руководитель. Впрочем, для полноты картины надо добавить, что в ту эпоху принципиальные кадровые решения (пусть формально) принимались коллективным органом — Политбюро, а не одним лицом, и хотя бы иногда «снисходили» до объяснения причин тех или иных кадровых перестановок; другое дело, что Политбюро, как правило, лишь штамповало предложения, вносимые Генеральным или от его имени...
Еще об одной характерной особенности брежневского характера повествует уже упоминавшийся Юрий Королев: «Не отвечать, не решать, но зато почаще мелькать на экранах и в печати. Именно в его время бюрократия начала расцветать с новой силой, становилась все пышней и практически перестала поддаваться контролю и надзору. Именно тогда формальный подход к делу стал главным показателем всей чиновничьей машины, и Брежнев стал одним из вдохновителей махрового формализма. Даже если его личные решения по существу не выполнялись, Леонида Ильича это мало волновало. Важно, что соблюдена форма». Зададимся вопросом: а наши сегодняшние чиновники, госслужащие уже нового поколения — не оказались ли многие из них «достойными учениками» дорогого Генсека?
Об идеологическом маразме брежневской поры говорить можно очень долго. «Ложь по молчаливому договору» с обществом распространялась, как чума. Самодовольная рапортомания с трибуны съездов, когда уверенным тоном докладывались фальшивые проценты роста ВВП и подъема в экономике (причем говорившие прекрасно знали, что лгут!), травля диссидентов и «националистов» (было пущено в оборот кривое словечко «отщепенец»), тотальная показуха, прикрывающая стремительное развитие «теневой» экономики и легализацию воровства... Но страшнее всего было развращение общества, когда значительная его часть приняла негласный «договор»: мы делаем вид, что работаем, а вы (верхи) делайте вид, что платите нам зарплату; мы делаем вид, что верим той лжи, которую вы обрушиваете на нас с экранов телевизора, а вы делаете вид, что все это — чистая правда. Быть может, только сейчас мы полностью осознаем все последствия этой духовной проказы. Когда в 1968 году собкор газеты «Правда» в Праге после вторжения советских войск спросил Брежнева напрямик: «Как же мне быть, что писать?», то он услышал в ответ: «Пишите правду». Потом Леонид Ильич подумал и добавил: «В одном экземпляре». Еще подумал и заключил, ткнув пальцем в своего помощника: «Вот в его адрес». «Исполнительные» журналисты выполняли тонкое указание Генсека с разной степенью топорности долгие и долгие годы. Кое-кто «рад служить» и сейчас...
