Иногда об этой катастрофе, до сих пор, к сожалению, не вписанной в страницы истории, можно услышать в вагоне поезда, который проходит через железнодорожную станцию Черный остров. Кто-то, бывает, глянет в окно, за которым остаются две заросшие травой забвения братские могилы, расскажет своему попутчику о том, что здесь произошло на седьмой день войны.
В самом же поселке, который дал название железнодорожной станции, об этих больших могилах почему-то вспоминают после очередного несчастного случая на рельсах. А из очевидцев самой кровавой трагедии в Черном острове осталась только пожилая Евгения Владивница. «Мне тогда шестнадцать было. Проснулась в хате от страшного скрежета железа. В других хатах также проснулись. Все бежали туда, где скрежетало, как будто наступил конец света. Я была среди них. Где-то в двухстах метрах от вокзала творилось что-то несусветное. Из- под перевернутых платформ, бронемашин выносили мертвых. Много мертвых — мужчин, женщин, детей... всех тут же закапывали в две большие ямы. Живые очень спешили. Оглядываясь, говорили о немцах, которые наступают по всему фронту, вот-вот будут в поселке, о какой-то диверсии и машинисте паровоза — его расстреляли без суда и следствия по законам военного времени», — рассказывает для «Дня» Евгения Владивница.
Под вечер, когда до катастрофы оставались считанные часы, она видела этот поставленный на запасную колею длиннющий, где-то с полсотни открытых платформ, эшелон: «Кого и чего там только не было! Командиры со своими женами и детьми, мобилизованные красноармейцы, бронемашины, пушки, пулеметы. Все нетерпеливо ждали отправления. Якобы от самого Львова ехали в сторону Жмеринки. Вот такая им, несчастным, здесь остановочка выпала. Когда уже светало, я увидела, что по канаве вдоль колеи текла человеческая кровь. Что тогда творилось! Господи, спаси и помилуй... На боках или кверху дном, или друг на друге лежали платформы, между ними — боевая техника... Сердце разрывал стон искалеченных, плач родственников по убитым... Никто не знает, сколько же тогда погибло в той катастрофе. Говорят, что больше трех сотен душ погубил диверсант. Закопали всех, не ожидая до утра».
Больная память подсказывает пожилой крестьянке, что тем, кто выжил в той катастрофе, дали временный приют местные: «И в нашей хате были люди, и уже не припоминаю, кто и откуда. Говорили, что во Львове до войны жили и в эвакуацию ехали. Короткой была их остановка. Ибо уже на следующую ночь их отправили новым эшелоном».
А что же произошло в ту кровавую июньскую ночь, Евгения Архиповна?
«Говорила же уже, что в поселке услышали, как что-то падает, переворачивается. Там, на месте катастрофы, почему-то не хотели рассказывать о том, что стряслось. Ну, стоял эшелон на запасной колее, когда вдруг со стороны станции Гречаны на полном ходу выехал поезд с тремя или четырьмя грузовыми платформами и — в «хвост» эшелона... Рассказывали, что стрелки не были переведены, но ведь семафор показывал «красный». А машинист поезда, который появился со стороны станции Гречаны, заблаговременно выскочил из своего паровоза и побежал где-то в село Редкодубы. Но далеко не убежал. Его догнали красноармейцы и расстреляли на опушке. Даже не закопали — отдали на растерзание собакам. Никто не знает, кто он и откуда был. Тогда о диверсиях только и слышно было. Вроде бы много было таких, которые здесь сидели в мирное время и ждали немцев, их команды. А может, с самолета его к нам забросили... Уже через два дня после катастрофы Черный остров стал оккупированной территорией. Начались расстрелы мирного населения».
Вместе с председателем поселкового совета Черного острова Олегом Мукосием, который только что услышал об этой трагедии от Евгении Владивницы, молча идем вдоль запасной колеи, заросшей травой. Туда, где две большие могилы уже почти сравнялись с землей. Тихо, как на кладбище. Там, куда достает глаз, пересекаются рельсы. Вопреки закону о параллельных прямых. Около забытых могил думается о том, что 60 лет подряд шли параллельно, не «пересекшись» ни разу, живые и мертвые. Трудно представить, что здесь нашли себе вечный покой сотни людей. Командиры, жены командиров, их маленькие дети... Кто-то спешил на фронт, кто-то представлял прощание и мечтал о встрече... «После оккупации было не до увековечения памяти — восстанавливали разрушенное войной народное хозяйство, а потом, после восстановления, приближали светлое будущее», — говорит Олег Мукосий.
В поселке Черный остров остались только дети и внуки свидетелей этой трагедии. Кто-то из них считает, что тот эшелон умышленно загнали на запасную колею. Кто-то возражает: была в этом какая-то необходимость. Однако все почему-то вспоминают о пяти или шести несчастных случаях, которые произошли на этом роковом железнодорожном перегоне. Рассказывают о подробностях гибели несчастных под тепловозами. Тот вез тележку, тот ехал на мотоцикле, а тот шел по шпалам. Почему-то вспоминают о родословных несчастных. Мол, в ту ужасную июньскую ночь 60 лет назад кое-кто из поселка бежал к месту катастрофы не для того, чтобы оказать помощь искалеченному или принять участие в массовом погребении погибших. Вспоминают о мародерах. Вот, говорят, мертвые и мстят жестоко мародерам в их втором или третьем колене. Или, может, мертвые «мстят» за то, что и до сих пор не разгадана страшная тайна их ужасной преждевременной смерти в той суматохе отступления и общей паники? Или же за то, что никто не утрет слезу над их разрушенными временем и забвением могилами? Ни спросить, ни перекликнуться...
Председатель Хмельницкой райгосадминистрации Владимир Цимбалюк говорит, что до сих пор никто из представителей местной власти не знал об этой скорбной первой странице из истории Великой Отечественной войны: «Больно, что так получилось. Не по-человечески как-то. Дадим задание нашим краеведам, чтобы восстановили подробности этого черного события. Рассмотрим вопрос о приведении в порядок могил на Черном острове и увековечении памяти погибших». Он соглашается, что многое зависит от того, «какими словами живые разговаривают с мертвыми, разговаривают ли вообще». Владимир Цимбалюк искренне надеется, что хотя бы одному из пассажиров этого несчастного эшелона суждено было пройти войну и период восстановления народного хозяйства и он еще до сих пор помнит о катастрофе на далекой железнодорожной станции Черный остров. Может быть, прочитает в «Дне» об этом воспоминании пожилой Евгении Владивницы и откликнется на публикацию? «Пока не приведут в порядок могилы, не будет добра в Черном острове», — считает Евгения Архиповна.
