На многочисленных портретах на нас обращен спокойный, бесконечно уверенный в себе взор умной женщины, блестяще знающей жизнь и политику. В ее облике чувствуется некая внутренняя холодная сила. Из прожитых 68 лет ровно половину — 34 года (1762 — 1796) Софья-Фредерика-Августа, принцесса Анхальт-Цербстская, по происхождению — немка, по воспитанию в молодости — скорее француженка (лет до 20 говорила преимущественно на этом языке), по характеру — величайший прагматик с отчетливыми элементами цинизма — занимала престол одной из обширнейших империй мира — Российской. Причем она была государыней абсолютной (и в то же время просвещенной — не здесь ли источник редкостного лицемерия Екатерины- политика?), отнюдь не марионеткой в руках своих многочисленных фаворитов, как это подчас изображается...
Среднеобразованный наш современник, кое-что (не слишком много) знающий о Екатерине Алексеевне (по православному обычаю, вступив на престол, она должна была официально принять русское имя и отчество), испытывает к ней, вероятно, немалое уважение: все-таки укрепила государство, расширила коренным образом его пределы в южном и западном направлении. Опять же расцвет дворянской культуры начался именно в ту эпоху... и неожиданным (возможно, неприятным) сюрпризом будет тогда та ненависть (смешанная с презрением), с которой о Екатерине II писал Тарас Шевченко. В мистерии «Великий льох» крошечная девочка («Ще й не говорила, ...мати ще сповиту на руках носила») увидела «золотую галеру», плывущую по Днепру, с царицей и всей свитой — дело, очевидно, происходило в 1787 году. Грудной младенец глянул на корабль, улыбнулся императрице...
«Та й духу не стало!»
Й мати вмерла, в одній ямі
Обох поховали!»
Вот так Кобзарь, который держал в руках судьбы своих героев, карает ребенка и ее мать – превращая девочку в бесплотный дух, «бескрылую пташку»! Ведь «Тая цариця — Лютий ворог України, Голодна вовчиця!» .
Как увидим, у Шевченко были все основания для такой оценки. Но вначале — коротко о становлении Екатерины как человека и политика.
...БЕДНАЯ ИМПЕРАТРИЦА
Детство будущей правительницы проходило в замке в Штеттине (Померания). Там не хватало подчас даже простыней (семья была хоть княжеская, но, мягко говоря, небогатая), однако в основном и главном «держались на уровне». Фикхен, как называли девочку в детстве, очень страдала, что куда больше внимания, чем ей, мать уделяет младшему брату. «С длинным носом, заостренным подбородком, до 11 лет с искривленной спиной, тощая, как драная кошка, она рано поняла, что с таким лицом трудно будет найти себе достойного жениха» — пишет лучший биограф Екатерины, известный французский писатель Анри Труайя.
Но девушка очень рано выработала в себе редкостное, звериное чутье на выбор нужного момента для действий (и в политике, и в интимной жизни). Фикхен прекрасно понимала, когда надо отступать, а когда, наоборот, проявлять максимальную активность. И когда совершенно неожиданно пришло предложение из далекого Петербурга, от самой императрицы Елизаветы Петровны: стать женой наследника престола, племянника Елизаветы, Петра Федоровича (также немца — Карла-Петра- Ульриха, герцога Гольштейн-Готторпского) — Фикхен не колебалась ни секунды. Как можно упустить такой шанс! Как можно сравнивать убогое, крошечное Анхальт-Цербстское княжество — и имперский престол в Петербурге, куда ее приглашают пока что великой княгиней! Правда, будущий муж сразу вызвал у нее отвращение и ненависть (бесхарактерный истерик, имеет десятки любовниц, открыто презирает страну, императором которой ему предстоит быть; а Екатерина, напротив, сразу приняла православие и стала с удовольствием учить русский язык...) Но какое все это имеет значение? Брак — чистая политика...
25 декабря 1761 года, после смерти Елизаветы, Петр стал императором. Своим рабским преклонением перед Пруссией (открыто говорил: «Моя мечта — быть сержантом в армии Фридриха II, а не русским императором»), самодурством, неспособностью править государством Петр III восстановил против себя весь двор. Единственная альтернатива — это умная, образованная, спокойно ожидающая своего часа новая императрица. Ей 34 года, она (внешне!) совершенно не обращает внимания на оскорбления, которым подвергает ее супруг, заведший вполне официально любовницу. Но братья Орловы (старший из них — Григорий стал отцом тайного ребенка Екатерины) не дремлют; ведется активная агитация против Петра III в гвардейских частях. И 28 июня 1762 года совершается переворот, императора арестовывают и заставляют подписать отречение от престола; Петр III все время истерически рыдает; через неделю было объявлено, что он «скончался от геморроидальных колик», современники, однако, были уверены, что царь был задушен Орловыми с молчаливого согласия Екатерины...
Итак, она — единоличная монархиня. О положении дел в государстве Екатерина имела пока лишь смутное представление. Ознакомившись с докладом министра финансов, императрица пришла в ужас (хоть и старалась шутить: «Я бедная императрица бедной империи...»). Вот как она оценивала ситуацию в докладе сенату (1762 г.): «Почти все виды торговли монополизированы частными лицами. Государственный бюджет не утвержден в четких границах. Правосудие продажно: прав тот, кто больше заплатит. Умы ожесточаются из-за зверских пыток и наказаний за безделицу, словно за тяжкое преступление. Народ повсюду жалуется на коррупцию, продажность, всевозможные хищения и несправедливость». А посол Франции, кавалер де Корберон, писал в то время: «Спрашивается, как же держится это государство? Отвечаю: управляется оно от случая к случаю и держится благодаря естественному равновесию, подобно тому, как держатся огромные глыбы, прочность которым придает их гигантский вес».
Екатерина любила власть. Еще один французский дипломат, посланник Людовика ХV по специальным поручениям барон де Бретель писал в секретном донесении королю: «Я слышал возгласы толпы, приветствовавшей новую императрицу криками: «Да здравствует матушка Екатерина!» Я заметил, что каждый раз, когда императрица слышала свое имя, вырывавшееся из грубых глоток, она содрогалась, как от любовной ласки. Вот что ей нужно: народ, ее многоликий любовник, всегда горячий и всегда покорный».
Но где средство укрепить власть? Оно лишь одно: в централизованном укреплении государства. А кокетничать по поводу просвещенных реформ — это значило всего лишь одевать модную маску. Императрица переписывалась с Вольтером и Дидро, что не мешало ей быть прагматиком (читай — эгоисткой) до мозга костей. Дидро она однажды написала так: «В ваших планах реформ вы забываете разницу в наших положениях: вы работаете над бумагой, которая все стерпит, она такая гладкая, гибкая, не оказывает никакого сопротивления вашему воображению; а я, бедная императрица, должна работать над шкурой человеческой, а она очень и очень способна чувствовать и возмущаться». Дидро, посетивший Петербург в 1773–1774 годах, отозвался об императрице так: «У нее душа Брута и прелести Клеопатры». Но, видимо, он не понял, что слова Екатерины II о «работе над шкурой человеческой» надо понимать буквально: над спинами бесправных крепостных (так ублажалось дворянство — опора трона!) «работали» кнуты и батоги. В 1783 году были закрепощены крестьяне Украины, не знавшие неволи 135 лет...
«ГОЛОДНАЯ ВОЛЧИЦА»
Может быть, нигде стиль правления царицы: до поры до времени не делать резких шагов, но, когда запланированный удар хорошо подготовлен — нанести его — не был явлен столь «ярко», как в ее политике по отношению к нашей стране. Екатерина Алексеевна рассматривала Украину лишь как одну из многих провинций огромного, азиатского по сути своей, государства, которым ей, человеку с европейским воспитанием и стилем мышления, выпало управлять. Отсюда и общая установка на максимальную, последовательную и неуклонную централизацию имперской власти на всей территории гигантской страны, без каких бы то ни было национальных различий. Именно в этом духе императрица давала секретную инструкцию генерал- прокурору А.Вяземскому: «Малороссия, Лифляндия, Финляндия суть провинции, которые пользуются дарованными им привилегиями; нарушить сразу же эти привилегии было бы неудобно, но нельзя и считать эти провинции чужими; обращаться с ними как с чужими землями было бы глупостью явной».
Итак, земля Украины — не чужая, а своя . Именно заселение наших территорий (особенно юга; именно при Екатерине II была образована новая провинция — Новороссия, управлять которой властительница поручила своему фавориту Григорию Потемкину) великорусскими и немецкими колонистами и было, по сути, конечной целью императрицы. Действовала она неумолимо, продуманно и последовательно (не зря упоминавшийся уже барон де Бретель писал так: «Правило ее (Екатерины. — И.С. ) — быть твердой в своих решениях; лучше плохо сделать, чем переменить мнение, а главное, нерешительность — удел глупцов»).
«Славные» страницы расправы Екатерины над остатками украинской автономии хорошо известны: ликвидация гетманата в году 1764-м (при этом царица отчеканила: «Надобно, чтоб само имя гетмана исчезло, а не то, чтобы какого-либо другого человека назначить на эту должность» ); «успешное» правление на Украине ее наместника Петра Румянцева, сумевшего в 60-е и, позднее, 80-е годы ХVIII ст. привлечь на свою сторону немалую часть украинской старшины; ликвидация Запорожской Сечи и ее вольностей в году 1775 м (сделано было этоскрытно и внезапно войсками «дружественного» запорожцам сербского генерала Петра Текели, в «награду» за верную их службу в турецкую войну; при этом кошевой атаман 84-летний Петр Калнышевский, призывавший не поднимать оружие против царицы, был сослан на Соловки, где, в тюремной камере, очень похожей на яму, провел последние 30 лет жизни, окончательно ослепнув и лишившись какого бы то ни было общения с людьми!). Добавим еще и предательскую выдачу вожака героической «Колиивщины» Ивана Гонты лютым врагам — полякам, несмотря на полное доверие, которое и Гонта, и Максим Зализняк питали к царице (Зализняк, как русский подданный, был наказан батогами и ссылкой в Сибирь).
Довольная тем, что сломила запорожцев, Екатерина в том же 1775 году повелела: «Употребление слова «запорожский казак» будет рассматриваться нами как оскорбление нашего императорского величества» (все тот же подход — стереть из истории самое имя...). Она методично проводила в жизнь главную установку из своей инструкции графу Румянцеву: «Украина — очень богатый край; но благодаря автономным порядкам империя не извлекла из нее почти никакой пользы, никакой прибыли не имея». Именно мыслью о прибыли (в первую очередь для дворянства) были продиктованы известные административные реформы, проведенные императрицей в 80-е годы. Среди них: отмена козацкого военного устройства Гетманщины (1783 г.) с преобразованием гетьманских полков в регулярные полки российской армии с 6-летней службой; варварский указ от 3 мая 1783 года, который, ссылаясь на необходимость аккуратного поступления налогов в государственную казну, прикреплял всех крестьян к тому месту, где они были записаны по последней румянцевской ревизии и запрещал им переходить на новые места (именно тогда, по сути, стали рабами свободные украинцы, чьи предки в 1648 году именно за право на волю подняли кровавую саблю Хмельниччины...).
Можно сколько угодно раз негодовать по поводу жестокости и лицемерия царицы, заявлявшей в манифесте при вступлении на престол: «Мы намерены заслужить любовь своего народа, единственно для блага которого и признаваем себя быть возведенными на престол» . Но лучше спросим себя: а что же украинская элита того времени? Она прекрасно видела, как Отчизну лишают последних свобод и молчала? Почему? Коротко и с необходимой жесткостью можно ответить так: элита предала свой народ, взамен получив все права российских дворян (в первую очередь — право иметь тысячи крепостных). Екатерина, прекрасно знавшая людей, не зря ободряюще писала Румянцеву в 1766 году: «Охота к должностям, а сверх того к жалованию, победит взгляды старых времен» . И когда в 1785 году она распространила на потомков украинской старшины свою «Жалованную грамоту дворянству», которой раз и навсегда закреплялось исключительное, привилегированное положение дворян в империи — наша элита была очень довольна... Лишь отдельные «белые вороны», например Василий Капнист, негодовали по поводу деспотизма правительства Потемкина (Капнист даже вел в 1791 году тайные переговоры с Пруссией на предмет возможной помощи этой державы делу независимой Украины; ясно, что переговоры закончились ничем). И еще очень важный вопрос: а что чувствовал в ту эпоху «простой человек», обыкновенный земледелец, мещанин, солдат? Вчера еще свободные казаки, они, лишенные земли, лишенные каких-либо гарантий личного достоинства, могли раскрыть боль души лишь в песнях. Михаил Грушевский очень точно подметил: если про ликвидацию Гетманщины народ почти не оставил фольклорных откликов, то конец Запорожкой Сечи дал очень большое количество песен. Вот фрагмент одной из них:
«Ой, царице, наша мати, змилуйся над нами,
Оддай же нам наші землі з темними лугами!»
«Не на те ж я, Запорожці, Москаля заслала,
Ой щоб твої луги й землі назад повертала!
Не на те я, Запорожці, Січ розруйновала,
Щоб назад вам степи й луги й клейноди вертала!»
Ощущаем горечь гнева и безнадежность. Но гнев победит отчаяние — и через несколько десятилетий, в 1844 году, молодой гений, плоть от плоти народа, напишет поэму, где есть такие строки, адресованные обоим «великим» российским монархам ХVIII века, и Петру I, и Екатерине II (помните надпись на «Медном всаднике»: «Первому — Вторая»?): «Кати! Кати! Людоїди! Наїлись обоє, накралися; а що взяли На той світ з собою?» Лучше, чем Шевченко в поэме «Сон», поистине, не скажешь...
P.S. Ирония истории иногда страшна, как чума. Злейшая притеснительница нашего народа, Екатерина II, оказывается, и сейчас довольно популярна в «независимом» государстве Украина. Спрос рождает предложение: в Днепропетровске, в двух шагах от уничтоженного ею Запорожья, в самом сердце Украины были выпущены в широкую продажу роскошно оформленные конфеты «Екатерина Великая». Можно ли вообще представить такую ситуацию — в Польше выходят конфеты с портретом «Муравьева-вешателя», который с невиданной жестокостью подавил Польское восстание 1863-1864 годов? Когда свое, слишком часто слабое, криводушное и корыстное государство, не воспринимается как свое — идеализируется «просвещенный абсолютизм» 200-летней давности, власть «жесткая, но хорошо воспитанная». Это к вопросу о национальном самосознании. А к вопросу о морали: кто-нибудь при этом вспоминает хотя бы об Иване Гонте? Выданный полякам именно по приказу Екатерины (сделал это генерал Кречетников), славный украинец был подвергнут неимоверно жестоким пыткам. Но когда с его спины снимали двенадцать полос кожи, Гонта говорил врагам: «От казали: буде боліти, а воно ні трішки не болить, так наче блохи кусають!» Затем его четвертовали...
