Летом 1944 г. Вторая мировая война вступила в завершающую фазу. На всех фронтах Европы и Азии страны фашистской коалиции перешли к обороне. Время головокружительных военных успехов, как Германии, так и Японии, ушло безвозвратно. Выход Италии из войны обозначил кризис фашистского блока. У многих немецких политиков и военных все чаще возникали вопросы, как выйти из создавшегося положения с наименьшими потерями. То, что в первую очередь необходимо устранить Гитлера, было ясно и раньше, но после Тегеранской конференции союзников проблема поиска выхода из катастрофического положения Германии встала со всей остротой.
ДО ПОЛНОЙ И БЕЗОГОВОРОЧНОЙ
Впервые термин «безоговорочная капитуляция» (unconditional surrender) в политический оборот был введен в коммюнике после встречи президента США Франклина Рузвельта с премьер-министром Великобритании Уинстоном Черчиллем в Касабланке в январе 1943 г. Таким термином была обозначена капитуляция армии южан после гражданской войны в США 1861—1865 гг.
Это было новое в международных отношениях, в правилах выхода из войн и конфликтов. Этой формулой участники антигитлеровской коалиции брали на себя обязательство не подписывать никаких договоров и соглашений с правительствами Германии и Японии. Была обозначена перспектива того, что победители не будут рассматривать своих противников как субъектов будущих мирных переговоров. Кстати, к этой формуле СССР присоединился не сразу. Сталин на Тегеранской конференции детально расспрашивал Рузвельта об этой формуле и о том, как президент предполагает вести мирные переговоры с германскими представителями после окончания боевых действий. Хотя ответы американского президента носили общий характер, СССР после Тегерана присоединился к своим союзникам. По решению Московской конференции министров иностранных дел СССР, США и Великобритании в октябре 1943 г. была создана Европейская консультативная комиссия (ЕКК) — постоянный орган антигитлеровской коалиции, который начал работать в Лондоне в декабре 1943 г. Ею был разработан «Документ о безоговорочной капитуляции Германии», утвержденный правительствами трех стран.
Хотя немецкая пропаганда использовала термин о «безоговорочной капитуляции» как доказательство планируемой союзниками гибели немецкого народа, лидеры стран коалиции неоднократно высказывались о том, что борьба идет не с немецким народом, а с фашистским режимом. Сталин в феврале 1942 г. заявил: «Опыт истории говорит, что гитлеры приходят и уходят, а народ германский, а государство германское — остается». В своем выступлении 30 июня 1943 г. Черчилль сказал: «Мы, Объединенные Нации, требуем от нацистской, фашистской и японской тирании безоговорочной капитуляции. Под этим мы подразумеваем, что их воля к сопротивлению должна быть полностью сломлена и что они должны целиком отдать себя на нашу милость и правосудие... Это не означает и никогда не может означать, что мы запятнаем свое победоносное оружие бесчеловечностью или просто жаждой мести».
В правящих кругах Германии встреча лидеров большой тройки в Тегеране в ноябре-декабре 1943 г. вызвала шок. Все прекрасно понимали, что время принятия решений истекает. Формула безоговорочной капитуляции уже была применена к Италии. И это не предвещало ничего хорошего Германии. Особенно волновались те, кто был в тайной оппозиции к гитлеровскому режиму. Ускорило созревание заговора и все более ухудшающаяся ситуация на фронтах.
После окружения 6-й армии под командованием Паулюса под Сталинградом и провала летнего немецкого наступления под Курском стратегическая инициатива на советско-германском фронте перешла в руки командования Красной армии. Высадка союзников на Сицилии, последующий десант на Апеннинском полуострове и выход Италии из войны определили перспективу прорыва англо-американских войск в Австрию, на Балканы и южную Германию. Становилось совершенно ясно, что американцы, несмотря на занятость на Тихоокеанском театре военных действий, все-таки сосредоточились на Европе. Второй фронт был делом времени. И дело не в том, где он будет: в Италии, на Балканах или во Франции. Германия в ближайшее время столкнется с четырехмиллионной группировкой союзников наряду с семимиллионной советской. Перспективы, что и говорить, удручающие.
И если военная составляющая положения Германии выглядела мрачной, то более тяжелой была ситуация в экономике. Еще вся европейская промышленность была под немецким контролем, но уже явственно обозначился сырьевой кризис, который дополнялся нехваткой квалифицированных рабочих и инженеров. Гастарбайтеры из европейских стран могли заменить немцев в сельском хозяйстве, но попытки использовать более квалифицированных рабочих из Франции и Бельгии в немецкой промышленности окончились провалом. Несмотря на немецкую организованность и контроль, саботаж становился повседневным явлением. Объемы производства вооружений подошли к своему пределу, а фронт требовал все больше и больше. Не лучше было и с финансами. Шведские, швейцарские, испанские, португальские и латиноамериканские фирмы отказывались принимать платежи в немецких марках, требуя оплаты в более твердой валюте, а конкретно — в долларах. Задержки в платежах вызвали остановку в поставках важных приборов и подшипников для танков и самолетов. Пришлось передать в цюрихские банки несколько десятков тонн золота, но этих средств хватило только до середины 1944 г.
Германские генералы стали в оппозицию Гитлеру после убийства генерала Курта фон Шлейхера во время так называемой Ночи длинных ножей. Зерно заговора 20 июля 1944 г., заговора Штауффенберга, зародилось еще в 1937 г., когда Гитлер впервые откровенно поделился с генералами своими планами по захвату Западной Европы и СССР. Военные все как один во главе с тогдашним командующим сухопутными войсками генерал-полковником Вернером фон Фричем высказали мнение, что такая война будет авантюрой, поскольку Германия к ней не готова. Гитлер тогда сказал Гессу: «Генералы — вот мое слабое место. Они все в заговоре против меня. Мне придется сражаться с ними, как с врагом: или я их, или они меня». В 1938 г., когда Гитлер объявил о предстоящем захвате Чехословакии, генерал Бек, начальник генерального штаба сухопутных войск, в докладной записке высказал мнение: «Нападение на Чехословакию приведет к конфликту с Англией и Францией. Исходом станет не только военное поражение, но и общая катастрофа». Гитлер, читая это, демонстративно хохотал. Бек подал в отставку.
Людвиг Бек решительно приступил к организации Сопротивления, в которое вошли и сменивший его на посту Гальдер, глава абвера Канарис, президент берлинской полиции Хельдорф, бывший президент рейхсбанка Шахт, и еще многие, большинство которых составляли офицеры среднего командного звена. Правда, вопрос о физическом устранении Гитлера оставался спорным. Готовился путч в Берлине лишь с отстранением Гитлера от власти.
Мюнхенский сговор сорвал эти планы: Чехословакия сдалась без боя. Захват западноевропейских стран, Польши настолько увеличили популярность Гитлера в армии, что заговорщики затаились. Вице-президент берлинской полиции Шуленбург подготовил план убийства Гитлера во время парада в Париже, но парад был отменен. Для заговорщиков это было время безнадежности и отчаяния, которое все более подводило их к мысли, что без убийства фюрера им ничего в судьбе Германии не удастся изменить.
Большинство немецких генералов фюрера не одобряли, но ограничивались рассказами анекдотов о ефрейторе в своем кругу. Тем более, что после громких побед Гитлер не жалел наград, званий и денежных премий. Уже во второй половине 1942 г. старшие армейские офицеры прекрасно отдавали себе отчет в реальном и фактически безвыходном военном положении. Анекдоты и разговоры плавно переросли в обсуждение вечного вопроса: что делать? Ответ был очевиден. Если союзники не хотят иметь дело с Гитлером, то его нужно устранить, формировать новое правительство и немедленно начинать переговоры о мире, пока немецкие войска находятся в Белоруссии, Украине, Прибалтике, на Балканах и на берегах Ла-Манша. Ясно было и то, что с генералами вермахта разговаривать никто не будет, значит нужно искать гражданских, с которыми согласились бы вести переговоры.
ВОСТОК ИЛИ ЗАПАД?
Заговорщики в своей гражданской части не представляли единую организацию. В ней были разные, часто идеологически несовместимые части.
Группа молодых интеллигентов объединилась вокруг отпрысков двух наиболее именитых немецких аристократических семей — графа Хельмута фон Мольтке, правнучатого племянника фельдмаршала, который привел прусскую армию к победе над Францией в 1870 г., и графа Петера Йорка фон Вартенбурга, прямого потомка знаменитого прусского генерала наполеоновской эпохи. «Кружок Крейсау» получил название по имению Мольтке, расположенного в Силезии, и стал дискуссионным клубом. В его состав входили два иезуитских священника, два лютеранских пастора, консерваторы и либералы, социалисты, богатые землевладельцы, бывшие профсоюзные лидеры, профессора и дипломаты. Несмотря на различия в убеждениях, они смогли выработать общую широкую платформу, которая позволяла им исповедовать философские и политические идеи сопротивления Гитлеру. Судя по сохранившимся документам, намечались планы создания будущего правительства, экономические, социальные и духовные основы нового общества на основе христианского социализма. Но эти молодые люди были невероятно пассивны. Они ненавидели Гитлера, но не стремились свергнуть его. Члены кружка считали, что предстоящее поражение Германии решит этот вопрос, и сосредоточили свое внимание на том, что должно последовать за этим.
Карл Герделер, видный деятель правой Немецкой национальной народной партии, первоначально благожелательно отнесся к приходу нацистов, считая, что только твердая власть может стабилизировать политическую и социально-экономическую ситуацию в стране. В 1934—1935 гг. был рейхскомиссаром по ценам, в 1930—1937 гг. — обер-бургомистр Лейпцига. Ушел с этого поста в знак протеста против сноса памятника композитору Феликсу Мендельсону. Вокруг Герделера собралась группа оппозиционеров, в которую входили Эдуард Попиц — прусский министр финансов, известный дипломат Кристиан фон Хассель, экономист Пауль Лежен-Юнг. Эта группа предполагала после переворота назначить Герделера на пост канцлера, фон Хасселя министром иностранных дел, а Лежен-Юнга — министром экономики.
Эта часть заговорщиков придерживалась жесткой антикоммунистической и правой ориентации. Вести переговоры они намеривались только с Великобританией и США. В апреле 1942 г. Герделер встретился в Стокгольме с банкиром Якобом Валленбергом, которого он убеждал встретиться с Черчиллем и получить от него заверения, что союзники заключат с Германией мир, если Гитлер будет свергнут. Валленберг отказался от миссии, так как был уверен, что английское правительство на такое не пойдет. Через два месяца в шведской столице член отдела внешних сношений немецкой евангелической церкви Ганс Шенфельд и пастор Дитрих Бонхеффер встретились с англиканским епископом Джорджем Беллом, которого проинформировали о планах заговорщиков. По возвращению в Англию епископ рассказал о встрече министру иностранных дел Энтони Идену, но никакой реакции с британской стороны не последовало.
Через вице-консула в Цюрихе Ганса Гизувиуса заговорщики были связаны с сотрудником американского Управления стратегических служб Алленом Даллесом. Однако и из Вашингтона ничего обнадеживающего не поступало.
Военная часть заговорщиков пошла на беспрецедентный шаг. О военных планах вермахта противнику передавалась информация. Каналом служили доверенные агенты главы абвера адмирала Канариса. Начальник Общевойскового управления Верховного командования сухопутных войск (ОКХ) генерал-майор Фридрих Ольбрихт через офицеров, сочувствующих заговорщикам, наладил передачу информации в Швейцарию как через официальных курьеров, так и через радиостанции абвера и вермахта. Последнее организовал начальник службы связи при верховном главном командовании (ОКВ) генерал Фриц Линдеман. Все это стекалось к агенту британской и швейцарской разведок Рудольфу Ресслеру в Люцерн. Позже на связь с ним выйдет и советская разведывательная группа Шандора Радо («Дора»). Именно от Ресслера советское командование узнало о планах летней кампании 1943 г. и об операции вермахта «Цитадель» в районе Курска. Оперативность передачи была невероятной. Бывали случаи, когда совершенно секретные сведения из Германии попадали в Швейцарию и затем союзникам менее чем через 24 часа после принятия соответствующего решения высшим военным и административным руководством рейха. Военные шли на это сознательно. «Ужасно, если Германия потерпит поражение в войне, — говорил глава абвера Вильгельм Канарис, — но еще ужаснее, если Гитлер одержит победу!» Военное поражение Германии было желательным, так как приближало избавление от Гитлера.
Наряду с прозападной группой среди заговорщиков существовало более либеральное крыло так называемых молодых. В другой состав предполагаемого будущего германского правительства вошли бывший депутат рейхстага социал-демократ Юлиус Лебер и профсоюзный деятель, министр внутренних дел в Гессене Вильгельм Лейшнер. Фактически это крыло возглавлял полковник Клаус фон Штауффенберг.
Министром иностранных дел в будущем правительстве эта часть заговорщиков видела бывшего посла в Москве графа Шуленбурга. Он был выходцем из старинного дворянского рода, ведущим свое начало от рыцаря-крестоносца Вернера фон дер Шуленбурга. Саксонский камергер барон Генрих фон дер Шуленбург в 1786 г. был возведен в графы Священной Римской империи. Его сын Людвиг поступил на русскую службу и вышел в отставку в чине генерал-майора. Русская ветвь рода в графском достоинстве была приписана к Черниговской губернии. Посол в Москве Фридрих фон Шуленбург был воспитан в традициях немецко-русской дружбы и был сторонником тесных отношений с СССР. В начале мая 1941 г. он и советник посольства и агент советской разведки Густав Хильгер встретились с советским послом в Германии Деканозовым, который в то время был в Москве, и заведующим отделом Центральной Европы в Народном комиссариате по иностранным делам Павловым. На встрече Шуленбург сообщил о своем разговоре с Гитлером 28 апреля и о том, что во второй половине июня начнется война между СССР и Германией. Для кадрового немецкого дипломата это был очень рискованный шаг. Немецкий посол учитывал, что Деканозов до своего назначения в Берлин был заместителем главы НКВД и рассчитывал, что разговор будет передан лично Сталину. Так оно и произошло, но советский вождь не поверил, что дипломат такого ранга может фактически пойти на государственную измену и выдать противнику важнейшую государственную тайну. Сталин не поверил Шуленбургу, как и многим другим.
Начавшуюся вскоре войну Шуленбург воспринял как личную трагедию. Он без колебаний примкнул к заговору и согласился в будущем вести переговоры о мире. После устранения Гитлера граф предполагал с белым флагом перейти линию советско-германского фронта и умолять советских руководителей согласиться на перемирие и переговоры с новым германским правительством. Эта так называемая восточная часть заговора свои надежды связывала с договоренностью с Москвой. Для этого под влиянием социал-демократов Юлиуса Лебера, Вильгельма Лейшнера и Адольфа Рейхвейна, который в это время заведовал музеем фольклора в Берлине, Штауффенберг, несмотря на предостережения Герделера, согласился установить контакты с коммунистическим подпольем в Германии. При этом сам Штауффенберг занимал антикоммунистические позиции, но полагал, что в первую очередь нужно договариваться о будущем с СССР. А в этом деле без местных коммунистов, на которых опиралась Москва, не обойтись. Сам полковник на встречу 22 июня 1944 г. не пошел. Заговорщиков представляли Лебер и Рейхвейн. Их коммунистические собеседники представились Францем Якобом и Антоном Зефковым. Третьим присутствовал некто Рамбов. Коммунисты знали о заговоре достаточно много, но захотели встретиться с военными руководителями. И на следующую встречу 4 июля Штауффенберг не пошел. Не зря Герделер предупреждал его, что коммунистическое подполье нашпиговано агентами гестапо, «людьми победы», как называл их Генрих Мюллер, большой поклонник методов допросов НКВД. С ними он познакомился в Кракове в феврале 1940 г. на совещании гестапо и НКВД, посвященному борьбе с польскими партизанами. Тогда немецкие участники совещания признали превосходство и больший профессионализм НКВД в пытках и допросах. Как только Адольф Рейхвейн пришел на встречу 4 июля, его, а также Франца Якоба и Антона Зефкова арестовали. Рамбов оказался провокатором гестапо. На следующий день арестовали Лебера. Все четверо — Лебер, Рейхвейн, Якоб и Зефков — были казнены. Штауфенберг был глубоко потрясен арестом Лебера, с которым они стали близкими друзьями, и сразу понял, что всем участникам заговора грозит смертельная опасность. Арест Лебера и Рейхвейна подтолкнул заговорщиков к немедленным действиям.
ИЛЛЮЗИИ
Заговорщикам фатально не везло. Подложенная в самолет Гитлера бомба не взорвалась. В последний момент отодвинули портфель Штауффенберга в «Вольфшанце» — и фюрер остался жив. Военная часть заговора в значительной степени сорвалась, так как ее главный исполнитель командующий группой армий В во Франции фельдмаршал Эрвин Роммель был ранен 17 июля 1944 г. после обстрела его автомобиля английским самолетом. В тяжелом состоянии он был отправлен домой в Ульм и, естественно, никакой помощи заговорщикам оказать не мог.
В системном смысле трагедия заговора против Гитлера состояла не в том, что не удалось устранить фюрера. Личная судьба заговорщиков была страшной, практически всех их либо расстреляли, либо казнили после страшных пыток. Главная проблема была в том, что никто с ними не собирался вести переговоры независимо от удачи покушения или его провала.
Карл Герделер предполагал за основу взять не границы Германии 1937 г., а сохранить значительную часть завоеваний. Ее границы должны были соответствовать границам накануне первой мировой войны. Германия, по мысли заговорщиков, должна была включать Эльзас и Лотарингию, «польский коридор» с Данцигом (Гданьском), подтверждался аншлюс Австрии с присоединением населенного немцами и австрийцами итальянского Тироля. Невозможно было представить, что с этим могли согласиться генерал де Голль и польское правительство в Лондоне.
Генерал-полковник Людвиг Бек в мае 1944 г отправил в Швейцарию через Гизевиуса меморандум Аллену Даллесу с изложением фантастического плана: немецкие генералы на западе отводят свои войска в пределы границ Германии после вторжения англо-американских сил (высадка в Нормандии произошла 6 июня 1944 г. — Авт.). На востоке фронт удерживался по рубежам: устье Дуная, Карпаты, Висла, Мемель (Клайпеда). Кстати, этот литовский город должен был остаться в составе Германии. Бек считал обязательным, чтобы западные союзники осуществили три боевые операции: выбросили в район Берлина три воздушно-десантные дивизии для оказания содействия заговорщикам в захвате столицы; высадили крупные морские десанты на немецкое побережье в районе Гамбурга и Бремена; и, наконец, высадили крупные силы во Франции, форсировав Ла-Манш. Тем временем антинацистски настроенные немецкие войска захватывают район Мюнхена и окружают Гитлера в его горном убежище в Оберзальцберге. Странно было, что довольно опытные немецкие военные могли разрабатывать столь фантастичные планы. Союзникам потребовались огромные усилия, чтобы высадить десант на достаточно близкое от Англии побережье Нормандии, как они могли сделать то же самое на далекое и хорошо обороняемое побережье Германии? Со своей стороны, Даллес заявил, что сепаратного мира не будет.
Советская пропаганда создала легенду о том, что союзники за спиной СССР вели переговоры с заговорщиками. И главным в этом был Аллен Даллес. Вообще надо сказать, что он и его старший брат Джон — государственный секретарь в администрации президента Эйзенхауэра (1953—1959) были культовыми и мрачными фигурами советской пропаганды. Чего только им не приписывали, и каждый раз — животный антикоммунизм. То, что оба были противниками коммунизма, совсем не означает, что они хотели сохранить Гитлера и немецкий милитаризм. Да и к тому же не следует переоценивать степень влияния братьев на выработку политического курса Вашингтона. Оба в тот период были не слишком крупными государственными чиновниками, исполнителями приказов и инструкций других людей. Определять американскую политику они стали гораздо позже, в 50-х гг. прошлого века.
Цели заговора против Гитлера принципиально расходились с намерениями союзников — как западных, так и СССР. Ни в Москве, ни в Вашингтоне, ни в Лондоне не были заинтересованы в успехе заговора. Если в Германии будет новое антифашистское правительство, то от него нельзя будет требовать безоговорочной капитуляции. А это в планы союзников не входило. По разным причинам.
Сталин хотел вторгнуться в Европу и установить там сателлитные режимы. К тому же, его совсем не устраивало бы возвращение к границам 1937 г. и отказ от территориальных приобретений по пакту Молотова-Риббентропа. Не менее остро стоял и вопрос Балкан. В Москве уже разработали план создания просоветской федерации Югославии, Болгарии, Венгрии и Румынии во главе с Иосифом Броз Тито и Георгием Димитровым. Но для этого Красная армия должна была выйти на берега Дуная, а не останавливаться в Белоруссии, в Украине и Прибалтике. Важно также было в очередной раз закрепить советско-финскую границу. Так что даже обсуждать возможные мирные предложения заговорщиков у Москвы не было никаких резонов.
Еще меньше их было у наших западных союзников. Вашингтон шел к американской всемирной гегемонии, и существование неподконтрольной и территориально целостной Германии было бы помехой на этом пути. Германию следовало максимально ослабить как в экономическом, политическом, так и в военном отношении, и предложения заговорщиков в такую схему совершенно не укладывались. К тому же, будущая советская агрессивность еще себя не проявила, и за океаном никто не рассматривал своего советского союзника как будущего врага. Устраивать из Германии заслон советской экспансии пока никто не собирался. Вашингтону был нужен советский союзник в борьбе против Японии. Возможные территориальные притязания Сталина рассматривались как вполне приемлемые. Столкновения по польскому вопросу, из-за Триеста, Греции и Югославии были еще впереди. В любом случае, администрация Рузвельта была уверена, что со Сталиным modus vivendi будет найден.
В Лондоне вообще и слушать не хотели о сохранении территориальной целостности Германии. Черчилль уже разрабатывал планы деления Германии на пять государств, который он представит на Крымской конференции большой тройки. Британское правительство считало необходимым оккупировать Германию и установить в ней строгий оккупационный режим.
Госдепартамент США 24 мая 1944 г. передал посольству СССР в Вашингтоне памятную записку. Советскую сторону извещали, что «к американским представителям в Швейцарии обратились недавно два эмиссара одной германской группы с предложением свергнуть нацистский режим» (один из них — генерал-фельдмаршал Вальтер фон Браухич. — Авт.). Далее следовал перечень лиц, входивших в группу. Среди них Рундштедт, Гальдер, Цейтлер, Герделер и др. Далее в записке говорилось: «Группа сможет оказать достаточное влияние на германскую армию для того, чтобы заставить генералов, командующих на Западе, прекратить сопротивление союзным высадкам, как только нацисты будут изгнаны. Условие, при котором эта группа соглашается действовать, выражалось в том, чтобы она имела дело непосредственно с Соединенным Королевством и Соединенными Штатами после свержения нацистского режима. Как прецедент для исключения СССР из всех переговоров она привела пример с Финляндией, которая, по их утверждениям, имела дело исключительно с Москвой». В заключении в записке сообщалось, что «представитель США (Аллен Даллес. — Авт.) отклонил предложения и подтвердил, что требование безоговорочной капитуляции не отменяется». Коалиция была антигитлеровской, а не антигерманской. Устранение Гитлера вынимало из-под нее краеугольный камень. Ни Лондону, ни Вашингтону, ни Москве это было совершенно не нужно. Интересно, что Москва, насколько известно, о своих контактах с противником союзников не уведомляла. А было о чем. Во время работы Нюрнбергского трибунала Риббентроп заявил, что установил контакты с советскими дипломатами в Стокгольме. Судьи и прокуроры эту тему не развивали, но в протоколах это заявление осталось. Представляется, что стремление советской пропаганды обвинить союзников в ведении сепаратных переговоров с германскими представителями, было призвано скрыть свои подобные действия.
Полковник Штауфенберг и его единомышленники были героями германского Сопротивления. Их личной храбростью есть все основания восхищаться. Вполне закономерно, что их именами называют улицы и площади немецких городов. Не их вина, а их беда, что они были обречены на поражение.
История не знает сослагательного наклонения. Но в любом случае, независимо от возможного устранения Гитлера, заговор в 1944 г. был обречен. Генералам вермахта нужно было не колебаться, а устранять фюрера в 1937—1938 гг. до того, как он затеял мировой пожар. А теперь, когда их страна стояла на грани военного поражения, в успехе заговора не были заинтересованы руководители стран, которые воевали с Германией. Ничего другого, кроме полной и безоговорочной капитуляции Германии и ее союзников, не оставалось. Война в Европе должна была завершиться падением Берлина.
