Многие современные СМИ борются за внимание читателя, привлекая его громкими заголовками и вымышленными сенсационными историями. И значительно меньше тех, кто годами подбирает качественные материалы, объединяет вокруг себя интеллектуалов, зарабатывая доверие своей аудитории. Одним из таких СМИ является «UkrLife.TV». С каждым годом этот ютуб-канал приобретает все большую популярность — подтверждая, что качественный информационный продукт всегда найдет дорогу среди огромного количества сведений, содержащихся в интернете. Симптоматично, что генеральный продюсер канала Людмила НЕМЫРЯ неоднократно употребляет наречия «глубже и шире». Поэтому так же глубже и шире «День» решил обсудить с ней тенденции 2020 года и изменения в медийной сфере, которые происходят прямо на наших глазах.
«ВСЕ ИНТЕРНЕТ-ВОЗМОЖНОСТИ ОБРЕЛИ НОВОЕ ПРОЧТЕНИЕ»
— Какие основные тенденции 2020-го вы бы выделили?
— Наверно, самое главное в этом году — это то, что мы все пытались адаптироваться к новой жизни. И эта адаптация была очень сложной, скорее даже в психологическом плане, потому что все вдруг оказались в другом мире. Это было, наверное, самое главное.
Что касается медийного пространства, в этому году все интернет-возможности, которые существовали до этого, обрели новое прочтение. Потому что людям хотелось посмотреть чего-то чуть больше, чего-то чуть глубже. Это чуть больше и чуть глубже для меня было, наверно, главным вызовом. Потому что мы у себя на канале обнаружили, что нужно расширять круг экспертов, которые разбирались бы, например, в вирусологии, расширять круг философов, которые могли бы думать о будущем, чтобы контент был глубже и интереснее. Это сложная работа, но приятно, что в Украине очень много умных, толковых людей, которых мы, к сожалению, очень часто не знаем, которые совершенно не медийные. И для меня очень важным в этом году было знакомство с такими людьми. Я считаю, что теперь мы для себя как канала поставили такую задачу: несмотря на ситуацию, нужно и шире, и глубже многие моменты освещать.
А с писем наших зрителей понятно, что им хочется позитивных эмоций. Не просто чтобы кто-то тебе сказал, что всё будет хорошо, хоть и этого хочется, а чтобы тебе кто-то объяснил, что если делать вот так, то будет лучше. И вот такого оптимизма хотелось бы побольше.
«ПОНЯЛИ, ЧТО НАША СТРАНА — ЭТО ВСЕ, ЧТО У НАС ЕСТЬ»
— Сейчас в ЕС и не только часто звучит такой тезис, что «мы осознали, насколько мы все связаны». Что еще, по вашему мнению, помогла осознать пандемия?
— Когда всё происходило тогда в Китае, Ухане, когда мы выдели всем миром, как там людей закрывали, не выпускали, первое впечатление было, что такие меры неприемлемыми, нереальные. Потому что несмотря на то, что к качеству украинской демократии можно поставить очень много вопросов, но тем не менее мы привыкли жить в свободной стране. И когда произошла эта ситуация с коронавирусом, что меня поразило, что даже западные страны с устойчивой демократией вдруг не изобрели ничего нового и тоже пошли путем быстрого закрытия своих стран, регионов. Даже первое время, когда возникла паника, были истории, когда одни государства пытались перекупить маски и так далее. И у меня создалось впечатление, что это какой-то плохой фильм про апокалипсис, который мы раньше смотрели и думали «так же не бывает». Вдруг в какой-то момент мир стал «разбредаться по своим квартирам». И это меня очень поразило.
Второе — многие люди оказались запертыми. Например, мы Украине тоже это почувствовали и поняли, что наша страна — это все, что у нас есть. И когда мы обернулись, начали ездить и путешествовать по Украине, мы осознали: «Чем же мы занимались все эти годы?». Я вот думаю, неужели мы не видели 30 лет, что, например, из этого залива можно сделать что-то прекрасное? А получается, не видели.
Во всей этой истории, как в закрытости, так и открытости, есть какой-то особый вызов. И даже сегодняшняя реакция стран на Британию — удивительное чувство. Это ведь история не о помощи, а скорее — «ты изгой». Хотя, конечно, понятно, что каждый хочет защитить свою жизнь. Но это для меня новое чувство, и я его до конца еще не обдумала, еще не смирилась с этим.
Конечно, я очень переживаю за людей, которые остались на Донбассе, потому что там есть мои родственники, близкие люди и не только. Есть телезрители, которые пишут и которые вообще остались в изолированном пространстве. И это очень сложно. Пока вообще непонятно, как выбираться из этой действительности. И это как раз то, что можно экстраполировать на следующий год: задача выбраться из этих запертых пространств — кто-то заперся в душе, кто-то в квартире, кто-то в своем регионе, кто-то в стране. Ведь не факт, когда мы сделаем эту вакцину, то мы легко выберемся из этого чувства закрытости и изолированности.
«СОЗДАЕТСЯ ВПЕЧАТЛЕНИЕ, ЧТО ЦЕНЗУРА УЖЕ ИМЕЕТ СОВЕРШЕННО ДРУГОЕ ЗНАЧЕНИЕ»
— Этот кризис также показал, что то, что многими воспринималось как данное, на самом деле таковым не является. И высказываются мнения, что коронавирус поможет переосмыслить наши ценности. Как вы относитесь к этому тезису?
— Да, но не всегда, боюсь, в лучшую сторону. Что меня недавно поразило — история с вакцинами. Многие западные средства массовой информации пишут о том, что богатые страны закупили по три набора вакцин для своих граждан. А бедные страны могут рассчитывать на нее в 2022-2023 годах. Это очень важное переосмысление того, как мы живем. Мы же сейчас говорим о равенстве на право жить. Я и, думаю, многие задают себе сейчас вопрос, а как такое может быть. И тогда вопрос, который идет за этим, а кто тогда должен это распределять. А следующий — а что зависит от нас, нашей страны. Одна вакцина влечет за собой это переосмысление на абсолютно всех уровнях. И давайте еще задумаемся над этим: когда вакцина появится в Украине, все ли смогут себе ее позволить. Впервые так, на глобальном уровне, поставлен вопрос неравенства. Мы то знали об этом, но когда случается так — ты оборачиваешься и начинаешь переосмысливать: а в какой стране я живу, бедной или богатой.
— Вопрос неравенства, нарушение прав, в частности свободы слова, был поднят в этом году и в связи с известным письмом западных интеллектуалов, в котором они выразили опасения, что борьба за социальную, расовую справедливость может привести к цензуре, отсутствию открытого диалога и толерантности к различным взглядам. О чем, по вашему мнению, свидетельствует это письмо?
— Вообще, у меня последнее время создается впечатление, что цензура уже имеет совершенно другое значение и для самих журналистов, и для всех, кто так или иначе причастен к этому, и для политиков в том числе. Если, например, телеканал открыто говорит, что мы поддерживаем того или иного политика и поддерживает его. Это как назвать? Ведь мы же привыкли к стандартам, что средства массовой информации должны показать две противоположные точки зрения, есть определенные стандарты журналистики. А что делать с этим стандартом? Куда его отнести? Это первое.
Второе, не знаю, может, это случалось раньше, но на моей памяти это впервые — когда журналисты прервали президента США. Он выступает, а ему говорят: «Спасибо, но нам не очень нравится то, что вы говорите». Это же очень интересный прецедент. Цензура это или свобода — я не знаю. Но для меня это вопрос. Потому что сегодня они прервали одного президента, завтра они прервут другого, а послезавтра они прервут политика, ученого, простого человека, просто если им не понравится то, что они говорят. В этом смысле пока непонятна глубина цензуры, которую люди сами себе выставляют.
Кроме того, политики сейчас играют в цензуру и наверняка будут играть. Причем политики на глобальном уровне. Как во время коронавируса правильно донести до людей то, что нужно донести? Ограничить информацию или дать свободу информации — это ведь тоже большой вопрос. Как не посеять панику? А с другой стороны, как донести правду? И вот это все — какие-то грани, которые предстоит для нас определить.
И вот еще, что мне кажется важным: впервые на нашей памяти граждане согласились с ограничением собственной свободы сами. Но затем мы увидели дух протеста в разных странах, где люди с абсолютно разными идеологиями, взглядами выходили на одну площадь и протестовали против этого. Поэтому сейчас идет переосмысление и этих ценностей — свободы, свободы слова и выражения, свободы даже передвижения.
Вспомните, как мы мечтали о безвизовом режиме. А сейчас его нет. Но на работу вы можете выехать, пожалуйста, мы вас приглашаем. То есть вы не можете приехать к нам путешествовать, но вы можете приехать к нам, условно говоря, собрать клубнику. А это вот как тогда? Какое это имеет отношение к свободе? И это мы тоже переосмысливаем. Поэтому в этом письме интеллектуалы ставят очень справедливые вопросы, мы об этом будем думать не только весь следующий год, а я думаю, что ближайшие несколько лет, а может быть десятилетия, потому что непонятно, как на это отвечать.
«ПРОПАГАНДА БУДЕТ МЕНЯТЬ ФОРМЫ, НО НИКУДА НЕ ДЕНЕТСЯ»
— На одной из презентаций известный исследователь пропаганды Питер Померанцев отметил, что если кто-то вводит ограничения на контент, где есть пропаганда, аргумент против — мол, нарушают свободу слова...
— Пару слов о пропаганде. Я рискну здесь быть непопулярной, но, если честно, мне кажется, мы преувеличиваем значение пропаганды. Если бы мы больше говорили о том, что сколько бы у нас не было пропаганды, но наши же люди умные, образованные и понимают, где пропаганда, а где нет. И если бы мы больше взывали к этим чувствам, давали альтернативную информацию, помните, как мы в начале говорили — глубже и шире. И тогда бы мы перестали говорить на каждом шагу, что это пропаганда. «В чем проблема наших ошибок? Это пропаганда. Почему мы делаем это не так? Это пропаганда». Прекрасный ответ. Но мы же сами себя обманываем, это ведь неправильно. А что мы по большему счету сделали, чтобы люди так не воспринимали пропаганду? Пропаганда была и будет всегда, она будет менять формы, исходить из разных источников, но она никуда не денется. И поэтому я считаю, что дело не в пропаганде, а в том, что мы дали людям глубже, чем обычно, чтобы помочь им разобраться с ситуацией.
— А как быть с другой тенденцией, которую мы наблюдаем с появлением Интернета, особенно запуском соцсетей — легким доступом к публичности? Как это меняет наше информационное пространство и к чему может привести?
— Это сложный вопрос, я бы сказала даже многогранный. Потому что право написать что-то на Фейсбуке — это замечательно. Найти своих сторонников и даже оппонентов — это тоже прекрасно. Очень легко говорить, что люди часто не отвечают за свои слова в соцсетях, могут унижать, оскорблять... Да, это есть. И пока непонятно, что с этим делать. Но есть ли другие варианты? К сожалению, нет. Можно сказать, что давайте кому-то разрешим это делать, а кому-то не разрешим, потому что он думает по-другому, потому что он несет всякую чушь — давайте заблокируем его Фейсбук. Прекрасная идея, но тогда почему мы считаем, что мы такие умные, и нельзя заблокировать наш Фейсбук. Это справедливый вопрос. Мне кажется, что многим нужно об этом подумать.
«ЛЮДИ ХОТЯТ ПОГОВОРИТЬ О ЖИЗНИ»
— Как мне кажется, соцсети, Интернет делают наш мир более горизонтальным. Как когда-то говорил в интервью Тарас Прохасько: «Олимпа нет, а есть огромный Тибет с тысячей горок, на которых сидят свои авторитеты». Кроме того, все эти негативные тенденции как появление, например, псевдоэкспертов, несколько меняют понятие авторитетов. Во многих сферах уже есть другое название — лидеры мнений. В общем, по вашему мнению, изменилось ли сейчас понятие экспертов, авторитетов?
— Да, бесспорно. Сейчас экспертами становятся люди, не имея бэкграунда, образования, потому что не может один человек комментировать, условно говоря, коронавирус и внешнюю политику, если коронавирус не элемент внешней политики.
Но, с другой стороны, мне кажется, почему интернет стал людям ближе, чем телевидение. Потому что люди хотят поговорить о жизни. Может этот человек и не очень разбирается в экономике, но он так по-простому рассказывает зрителю свой опыт. Давайте возьмем ФОПов, например. И он рассказывает, что вот у него такая история, и что он считает, что это неправильно. А зритель думает, кто для меня больший эксперт: этот человек, который свое предприятие основал, чего-то добился, или человек, который закончил институт и теперь является профессиональным дипломированным специалистом. И вот тут тоже имеет значение это желание близости, коммуникации, доверия, и получается, что каждый сам для себя определяет, кому он доверяет и где уровень этого профессионализма. И это, мне кажется, касается многих сфер.
Есть еще один немаловажный момент, с которым я столкнулась в своей практике. Что важно для меня? В Украине очень много людей, которые прекрасно разбираются в своем вопросе, У нас есть прекрасные химики, физики, вирусологи... У нас очень много талантливых людей, но мы, к сожалению, их не знаем, они не публичные. И в этом смысле задачей есть этих людей делать публичными. Если мы этого не будем делать, если у нас, условно говоря, не будет в информационном пространстве опытного вирусолога, который может четко объяснить, что происходит, то, конечно, тогда мы читаем оценки людей, которые не являются вирусологами, слабо разбираются в этом вопросе, но говорят то, что они думают. Но это же не значит, что нужно запретить этим людям говорить. Пусть эти люди говорят, пусть говорит вирусолог. И тогда человек может выбрать.
Мне кажется, что в этом смысле тут есть много и заданий, и вопросов, но точно нет простых решений. Однако я за то, что «пусть расцветают тысячи цветов». Я в это верю больше, чем за то, чтобы канонизировать экспертов строго по их знаниям. Но очень важно этих экспертов находить. Кстати, мы всегда милости просим: если вы хотели бы поговорить о том, что происходит в вашей отрасли, — всегда обращайтесь, поговорим.
«Я НЕ ТАК ВЕРЮ В ГОСУДАРСТВО, КАК В ЛЮДЕЙ»
— Согласна с вами. В то же время возникает ряд вопросов, в частности, как сделать так, чтобы этот материал, интервью с экспертом не потерялось среди других...
— Как не потеряться — не могу сказать точно. Но что меня точно радует, что на моих глазах создаются группы, сообщества, которые просто хотят думать и о чем-то говорить. Иногда даже не понимаешь, о чем они говорят, зачем, но тебе интересно. Знаете, однажды мне из оккупированной территории написал наш зритель: «Людмила, я смотрю один из ваших разговоров в студии с несколькими экспертами. Я вообще не понимаю, о чем они говорят, но выключить мне не хочется». И это очень приятно. Ведь украинцы же образованные люди. Критиковать образование легко. А если поддержать наших учителей, помочь литературой? Мы же по большому счету так и не смотрим — у нас то плохо, то плохо. Я думаю, что не все так уж плохо. И я не так верю в государство, институты, я больше верю в людей.
— На чем хотели бы акцентировать внимание, что для вас особенно актуально именно сейчас?
— Для меня очень важно по возможности сохранять оптимизм, что называется, до последнего. Поддерживать оптимизм и какую-то радость всех, кто рядом с тобой. И даже если не из чего тебе этот оптимизм почерпнуть, то можно его достать из-чего угодно — пирог испечь, что-то вкусное приготовить. И, возможно, тут я буду банальной, но семья — это очень важно. Многие во время коронавируса столкнулись с проблемой, что сложно находится в одном пространстве, люди по-новому узнавали членов своей семьи и так далее. И вот я иногда думаю, как замечательно, что была эта возможность для многих. И это чувство, что у тебя есть семья, что у тебе есть близкие — это то, что имеет значение.
И в последнее время я ловлю себя на мысли, что мне проще во многих ситуациях, потому что я беру интервью во многих умных людей, я их слушаю и думаю: «Сколько же у нас талантливых людей и сколько мы всего по-настоящему можем сделать».
