Во времена студенческой жизни мне не приходилось слушать курсы Александры Антоновны Сербенской, признанного в Украине языковеда, профессора кафедры радиовещания и телевидения факультета журналистики. Первого марта у профессора Александры Сербенской 85-летний юбилей. Она — действительный член НТШ, академик АН высшей школы, отличник образования Украины. С Александрой Антоновной мы «пересеклись» во время защиты магистерских работ. Накануне немало моих однокурсников, у которых профессор была научным руководителем, часто жаловались, дескать, Александра Антоновна нас всегда критикует, возвращает тексты, правит ошибки и упрекает за каждую запятую, воспринимая это как неуважение к родному языку. Однако, когда мы защищали свои научные работы, Александра Антоновна появилась на защите и даже на суровые упреки рецензентов аргументировано отвечала за своих подопечных. Тогда я помню, как подошла уже после процедуры к профессору и сказала: «Спасибо за пример!». С тех пор мы часто общаемся, Александра Антоновна читает мои материалы и при встрече делится впечатлениями, дает советы. А однажды нас, молодых преподавателей, поразило, что Александра Антоновна, несмотря на почтенный возраст, собрала своих студентов из младших курсов, которые работали в ее спецкурсе над проблематикой «Языковой мир Ивана Франко», и решила провести занятие в музее Каменяра. На наше удивление профессор Сербенская ответила: «Преподаватель — не только в аудитории!».
Когда прошу Александру Антоновну оценить большое и одновременно исторически сложное пройденное пространство и время, она всегда начинает с воспоминаний о родном крае.
— Мое родное местечко — Золотой Поток, что на Подолье. Здесь везде следы истории — руины замка XVIII в. над Потоком, казачий брод на Днестре, партизанские крыивки времен героической борьбы УПА. Это тот край, где я пришла на свет, где меня лелеяли и любили. «Ты была очень желанным ребенком», — говорила мне, уже взрослой, бабушка (первая девочка Надийка умерла еще младенцем, а впоследствии были еще две сестры и брат). Для моей Мамы дети и муж были превыше всего. Отец читал нам стихотворения, пел с нами, выписывал детские журналы, помогал решать задачи, а еще — вышивал для нас народные строи. «Золотой» сентябрь сковал мое десятилетнее существо перед грубой сатанинской силой. Несколько раз поздно вечером приходила наша родственница, что-то шепталась со старшими, куда-то собирала младших сестричек, а мама всю ночь пекла и что-то паковала. Утром шепотом говорили, кого вывезли. Дальше — еще чернее полосы: смерть тети, дяди, моего отца; два больших пожара нашего местечка в 1939 и 1944 гг. Конец войны и послевоенные годы — это до изнеможения изнурительный труд мамы, вдовы с тремя детьми, чтобы выжить, сохранить семью, дать возможность нам получить образование. Наша мудрая и добрая мама упаковала все вещи на телегу и повезла нас в районный центр Бучач, где в 1947 г. я окончила Бучачскую среднюю школу. И опять работа: сначала библиотекарем в этой школе, а затем — учительницей младших классов в Нагирянской семилетке. Даже в самых сокровенных мыслях не мог возникнуть образ: я работаю профессором в университете! Мне светило разве что заочное образование в Кременецком институте, где в 1949—1951 гг. я училась на филологическом факультете. Только тогда, когда моя младшая сестра пошла учительствовать, на семейном совете меня отпустили на стационар. 1951—1958 гг. — время учебы на филологическом факультете Львовского пединститута. Чтобы более-менее удержаться, подрабатывала частными лекциями, секретарствовала, летом подрабатывала в пионерских лагерях.
Львовский университет в послевоенные годы был украиноязычным; в коридорах и на кафедрах разговаривали на украинском, этот язык был бытовым для преподавателей и их семей. В интеллигентских кругах блюли чистоту языка, а порой назначали штрафы, если употребил какое-то инородное слово. Бывало, что факт фиксировали как «преступление», инкриминируя украинский буржуазный национализм. Со студентами-журналистами я начала работать с 60-х, сначала как преподаватель кафедры украинского языка, а позже — как доцент кафедры стилистики и редактирования (с 1973 г.), впоследствии даже ее возглавляла. Факультет был под особым надзором властных структур, не раз чувствовала цензуру и планку над собой. Со студентами факультета работала плеяда профессиональных словесников: Николай Лимаренко, Юлиан Редько, Ирина Ощипко, Владимир Кибальчич. У многих многому училась. На факультете были не только украинцы, но и россияне, армяне, гагаузы, молдаване, которые никогда не изучали украинский. Бывало, молдаванину ставлю высокую оценку, а украинцу, который не прилагает никаких усилий к тому, чтобы знать литературный язык и пользоваться его богатствами, — «2». Мне, украинисту, нетрудно было заметить, как планка незаметно, но опускалась каждый раз ниже: медленно сокращали часы на мой предмет, зато увеличивали на русский, все диссертации надо было писать на русском языке. Кстати, в годы так называемой перестройки только при содействии тогдашнего декана Владимира Здоровеги я могла утвердить тему докторской диссертации, ранее это было невозможно, хотя кандидатскую (1965) и докторскую диссертации (1992) я защищала таки на украинском.
— В Украине многим научным работникам известны ваши исследования творчества Ивана Франко. Однако заметна ваша любовь и к поэзиям Тараса Шевченко, особенно когда декламируете его стихотворения во время занятий со студентами.
— Доброе, искреннее слово Шевченко, преисполненное всеобъемлющей любви к Украине, воле, правде, человеческому достоинству, всегда было в родительском доме и засевало детские головы разумом.
В наше время некоторые из нас имели свою тетрадь-альбом, где мы вписывали друг другу что-то на память. Купили и мне такую книжечку-тетрадь. Я просила тех, кто был мне особенно близок, писать свои пожелания.
Мой отец свои мысли передал словами Шевченко и нарисовал в этой тетради его портрет.
— Безусловно, во времена советчины Тарас Шевченко был не до конца принят тогдашней властью. Как вы, педагог, могли популяризировать слово поэта среди своих студентов?
— Припоминаю такую историю времен 80-х. Подходит студент и говорит: «Александра Антоновна! Нам очень стыдно, что мы так плохо выполнили задание о творчестве Шевченко. Поверьте, теперь в каждой комнате в общежитии есть «Кобзарь». Это были слова студента-второкурсника после анализа письменной работы. Целью работы было проверить усвоение правил пунктуации, но я выбрала не форму традиционного диктанта (хотя и такие виды работы практиковала). Был март, месяц, когда чествовали память Шевченко. И я дала такое задание: на двух страницах ученической тетради записать стихотворение, которое студент знает наизусть (кроме общеизвестных «Заповіту» и «Реве та стогне Дніпр широкий»). Обращать внимание на употребление знаков препинания. Добавила: могут быть отрывки из разных стихотворений, сентенции и т. п. Когда на многих лицах — а сидело их свыше семидесяти человек — увидела растерянность, предложила еще две темы (на выбор): можете записать любое стихотворение о Шевченко или охарактеризовать работу, посвященную Кобзарю.
Как и тогда, так и сегодня надо взращивать в поколениях любовь к своему. Сегодня продолжаю разговор со студентами о Шевченко, ищу ответ на вопрос: хорошо ли знают студенты ХХІ века Шевченко? Близок ли Он им? Как они Его понимают? Чем для них Он является? И среди многих заданий даю такое: «Прокомментируйте слова Шевченко, написанные на 100-гривневой купюре, где есть его изображение» (кстати, никто из опрошенных — и не только студентов — не обратил на них внимания, редко кто знает их наизусть):
«Свою Україну любіть,
Любіть її... Во время люте,
В остатню тяжкую минуту
За неї Господа моліть.»
Почему поэт употребляет высказывание Cвою Украину? Почему не Нашу или просто без местоимения? Читаю, проверяю, анализирую.
— Вы часто говорите, что «Кобзарь» для украинцев — это еще хороший молитвенник. Как понимать этот тезис, особенно сегодня?
— У близких Шевченко, у многих авторитетных исследователей даже не возникало сомнения относительно религиозности поэта. Молитва с детства была для него естественным состоянием души: грамотный дед читал Минею — книгу о жизни святых, в школе дьяка неравнодушный к слову подросток взял в руки Псалтырь и Божье Слово, читая над покойником, доносил до земляков, и питало оно его помыслы и сердце. А Библия не в одну тяжелую минуту была для него не только утешением, а дарила умиротворение, показывала путь к познанию универсальной силы жизни в истине, этической духовности.
В «Кобзаре» вместе с поэтом молится и вся Украина. Шевченко просит Господа, чтобы наша правда не пропала, чтобы наше слово не умирало. Тихонечко молится Богу за женскую долю и верит, что сердце молодое и его в своей молитве помянет, просит сестру молиться, чтобы Бог помог перейти колючую ниву; всех святых умоляет Ярина о судьбе Степана; идет Марко и молится Богу; чумак, умирая в степи, просит воронье полететь к батеньке и просить службу служить и за душу Псалтырь прочитать; молятся люди о праведном Максиме, который выкопал криницу; тайком молятся запорожцы в Крыму у хана. И даже ведьма помолилась за душу умершего пана, который загубил ее жизнь и жизнь ее детей. Отмечу, что группа слов и словосочетаний на обозначение действия «молиться» (молиться, помолиться, Бога просить, службу служить, Христа читать, Псалтырь читать, со святыми петь, поклоны бить, осениться святым крестом и др.) насчитывает несколько сотен единиц.
Шевченко до конца не прочитан, не всеми осознан, для многих непостижим. Иван Франко, который много сделал для изучения и популяризации Слова Шевченко, неоднократно подчеркивал, что его творчество было одним из главных факторов формирования национально-политического сознания народных масс Украины. Франко советовал: поминая память Тараса, надо еще и еще раз раскрыть его книгу и с ясным взглядом и сосредоточенным вниманием вычитать оттуда советы Великого Кобзаря.
— С какими мыслями, с вашей точки зрения, надо праздновать украинцам 200-летний юбилей Тараса Шевченко, поскольку сейчас переживаем нелегкое для Украины время?
— Вспоминаю интересную книжку Евгения Гуцала «Ментальность орды». Автор взял тексты российских писателей, политиков и показал на примерах этих текстов то стремление к вечному порабощению кого-то. Сегодня наступило время избавиться от стереотипов. Уместным по этому поводу является мнение Николая Амосова о том, что сначала возникает обобщенное понятие, дальше — его обозначают словом, тренируют повторениями и авторитетами, пока слово не становится ощущением-убеждением. Современный Майдан — это сознательное, а для многих, возможно, еще подсознательное проявление национализма. Евромайдан очень нужен для утверждения Украины, утверждения себя как нации — народного организма, который достиг значительно более высокого уровня развития и приобретает форму, которой свойственно самоосознание. Мы показали себе, что мы есть, что мы любим свою землю и не хотим эмигрировать, мы мирные и хотим добра своим детям. Восклицание «Слава Украине!» стало не только символом повстанцев, а является объединением духа, порыва к воле, единением Майдана с Шевченко:
«...І оживе добра слава,
Слава України!»
Еще очень много надо работать над тем, чтобы и взлелеянная в мечтах слава Шевченко об Украине утвердилась и, оживая, утверждалась!
СПРАВКА «Дня»
Научные изыскания профессора Александры Сербенской: украинская терминология, культура украинской речи, франковедение, культура публичной речи, лингводидактика. Она — автор пособий «Основи мовотворчості журналіста в інтерпретації Івана Франка», «Культура усного мовлення», монографий «Мовний світ Івана Франка», «Характерники» и свыше двухсот пятидесяти публикаций в научных журналах, коллективных монографиях. Соавтор пособий «Українська мова», «Українська мова для початківця», «Антисуржик», «Актуальне інтерв’ю із мовознавцем»; соавтор лексикографических работ: «Терміни і вирази з інформатики», «Словник труднощів української мови», «Словник паронімів української мови», «Словник-довідник із культури української мови», «Екологія слова». Под ее редакцией и при непосредственном участии создан веб-ресурс «Мовний калейдоскоп». Александра Сербенская подготовила семь кандидатов наук, многие годы была председателем специализированного Ученого совета на филологическом факультете ЛНУ им. И. Франко. Кавалер «Ордена княгини Ольги» ІІІ степени (2011 г.).
