С первой картины «Приезд поезда» он зарекомендовал себя как яркий индивидуальный кинохудожник. Хотя с тех же пор продирается сквозь вечные параллели с творчеством отца — Германа-старшего. А его первый полнометражный фильм «Гарпастум» поразил ярким киноязыком и необычным проникновением в историю, попыткой понять нас, сегодняшних, через нее.
Новый фильм Алексея Германа-младшего «Бумажный солдат» — ревизия духовности и веры 60-х, глазами врача, идеалиста и романтика, который готовит первых космонавтов к первому старту. Фильм стал обладателем Серебряного Льва в Венеции, был показан на фестивале «Молодость», а недавно вернулся из Карловых Вар. Алексей не появлялся ни в кулуарах, ни на тусовках Московского МКФ, т.к. является ярым антагонистом кинополитики его главы Никиты Михалкова.
— Алексей, одни считают, что знаменитая фамилия работает сама по себе, и ее обладатель — счастливчик; другие знают, что это тяжкий груз, который может тормозить и мешать. Тем не менее, в новой своей работе «Бумажный солдат» вы не побоялись открыто заявить свою солидарность с эстетикой папы — Германа-старшего. Это невольное или намеренное решение?
— На мой взгляд, ощущения от восприятия мира и восприятия кино как некого третьего мира — это очень разные понятия, и я не уверен, что мой фильм находится в синонимическом ряду многих других картин. На самом деле, я не вижу многих сходств, о которых вы говорите, потому что основная задача «Бумажного солдата» не состояла в преодолении или непреодолении гиперреализма, — это была попытка уйти совершенно в другую сторону.
— Почему возникла тема космоса? Или вас просто увлекли шестидесятые?
— Собирался снимать о Германии 20—30-х годов. О превращении людей в монстров. Понял, что денег не найду. Среди разных историй меня занимала также история советской космической программы. Для меня это попытка понять, что такое 60-е. Это не мое время, т.е. я тогда не жил, но, думаю, многим тогда казалось, что все может получиться.
— Хотя вы с отцом люди разного темперамента, по-разному взаимоотноситесь с внешним миром, однако для вас обоих в творчестве очень важны какие-то временные точки, с которых, на ваш взгляд, начинается новый отсчет времени, когда многое могло бы измениться. Почему для вас столь важно время, в котором происходят события фильма?
— Знаете, был первый вариант сценария фильма «Гарпастум», который начинал снимать Хамраев. Когда, в силу обстоятельств, картина досталась мне, я понял, что существует некая логика человеческих поступков во времени. Причем, время является самостоятельным драматургическим героем. В «Бумажном солдате» все построено вопреки движению времени. Скорее, вокруг него. Хотя, конечно, временные точки, четкие акценты очень важны не только для меня, для людей вообще, поэтому время, так или иначе, всегда полноправный герой. Папино кино — это всегда кино снов, кино, выросшее из детских штанов, и в этой связи оно, по определению, должно быть более чувственным. Отцовское кино растворено в моменте.
— То есть, вы как прагматик считаете, что ничего не изменить, а Герман-старший как романтик верит в человека разумного, способного изменить что-то?
— Я не идеализирую людей. Мое кино отражает мое мироощущение.
— Вы — интеллигентный мальчик, из семьи потомственных интеллигентов, выросший среди пишущей братии и на съемочной площадке. Казалось бы, должны были «наесться» этого с детства, почему все же пришли в кино и решили высказаться его средствами?
— Я, честно говоря, не очень люблю киномир. Слишком много видел людей, потерявших себя в нем. Нравится мне быть в нем? Нет! Но мне нравится существовать в моей профессии! Она дает реализацию попыток движения вперед. И меня это греет. Не считаю себя идеалистом, но сегодня идеалисты тоже есть. Просто их выдавливает из общественно-политической жизни, многие с ними даже общаться боятся.
— Как правило, хоть мы и считаем, что сами выбираем темы, — темы выбирают нас. А как это у вас происходит?
— Изначален, конечно, сценарий. Но вот последний, уже написанный мной, пролежал год, пока все это зажило, задышало, и я понял, о чем, собственно, хочу делать кино. Честно говоря, никогда не думал о том, кто кого выбирает, просто очень хочется делать кино. Современное кино. Я верю в то, что будущее готовит нам сюрпризы там, где мы их даже не ожидаем.
— Что вам интересно в сегодняшнем кино?
— Фильмов выходит довольно много. Это хорошо. Но среди нас нет ни Феллини, ни Бергманов. Среди нас много способных и работоспособных людей, но ярких каких-то озарений не вижу. Ко мне это тоже относится. Я радуюсь, смотря фильм, когда что-то получается, когда проглядывает сквозь экран личность. Сейчас есть возможность искать, и есть люди, которые этого хотят и которым нужно помогать. И давайте обойдемся без персоналий. Тем более что я, в отличие от Бори Хлебникова, не киноман.
— Очень дипломатично, ранг посла получаете из моих рук легко, но хотелось бы услышать какой-то конкретный ответ.
— Хорошо, мне нравится картина «4» Ильи Кржановского, потому что она выплескивает в мир свою ярко индивидуальную логику. Мне нравится «Эйфория» Ивана Вырыпаева. Несколько лет назад мы бились за нее в жюри фестиваля с украинским критиком Володей Войтенко. Есть такое кино, которое никто не видел, — «Кружение в пределах кольцевой» — удивительное, глубокое, поэтичное, с ни на кого не похожим киноязыком.
— Вы — человек современный, никоим образом не оторванный от реалий сегодняшнего дня, — не можете не знать, что в кино есть огромный отряд людей, снимающих или делающих попытки снимать коммерческое кино. Как вы относитесь к этому?
— Ну, есть. Федор Бондарчук, Бикмамбетов, но ведь это неплохо — то, что они делают. Я бы вообще не разделял кино на коммерческое и некоммерческое. Другое дело, что зрителю определенный продукт активно навязывают, а о чем-то столь же активно молчат.
— Что для вас представляет наибольшую сложность — найти сценарий, найти деньги на производство фильма или какие-то другие факторы?
— Найти готовый сценарий очень сложно, я давно не верю, что это возможно. Скорее, находишь тему, которая тебя интересует, и начинаешь ее разрабатывать — один или сотоварищи. Параллельно начинаются поиски денег, что в сегодняшних реалиях — дело почти безнадежное. Но кино я все равно снимать буду!
— Чулпан Хаматова появляется у вас уже не в одном фильме. Вы используете ее как талисман?
— Она выдающаяся актриса. Непокорная, трудно иногда с ней работать — ругаемся страшно, но она — актриса от Бога. Может все. Какой же она талисман? — скорее, счастливый билет для режиссера. И она останется соратником в будущем, потому что у меня как у режиссера много с ней связано. Потому что по окончании картины мы с ней довольно потираем ручки. Должен сказать, что я хоть и предполагал, что роль в «Солдате» ее, все же попытался попробовать других актрис. Тщетно!
— Вы по натуре человек очень динамичный, работаете быстро?
— Если я понимаю, что снимаю, работаю быстро. Но бывает, что нужно разобраться с самим собой, тогда контролирую, чтобы пауза не затянулась.
— А от бытового однообразия как спасаетесь?
— Уезжаю на дачу, выключаю телефон и ни с кем не общаюсь.
— И как часто удается это делать?
— Ну, сейчас я нахожусь в поисках жены, близкого человека, с которым можно и помолчать. По телефону жену не найдешь, сидя бирюком на даче — тоже. Любому человеку в жизни нужно надежное плечо, вместе переживать любые испытания гораздо легче. А жизнь нам их не устает преподносить.
