Через порог Академии изобразительных искусств и архитектуры Андрей Владимирович Чебыкин, ныне профессор и академик, ходит с одиннадцати лет (раньше здесь была художественная школа). Мальчик жил в общежитии (отец — школьный учитель истории и географии, привез его из Басина Винницкой области, где проживала семья) и получал от родителей 15 рублей в месяц. Завтраком и обедом учеников кормили, об ужине Андрей должен был позаботиться сам. Первые два месяца он лежал на кровати в комнате, где ютились семеро ребят, и плакал. Плакал еще и потому, что в Киеве он, отличник, сразу нахватал «трояков». Но к концу первого года обучения у него уже были практически одни пятерки.
Когда Андрею Чебыкину выдавали паспорт, ему, не спросив, записали национальность — русский (отец — русский, мать — украинка). Казус заключался в том, что его родной брат по паспорту — украинец, так они с братом оказались представителями разных национальностей. Брат писал стихи, поступил на филологический факультет Винницкого пединститута. И од нажды дал пощечину своему декану, грязно пристававшему к одной из студенток. На этом его обучение в институте закончилось. Сегодня он, украинец, живет под Благовещенском в России, работает инженером и руководит Народным театром. А русский Андрей Чебыкин закончил Киевский художественный институт, где остался преподавать, затем стал профессором, проректором по научной работе, ректором. И президентом Украинской академии искусств.
— Андрей Владимирович, как-то американские художники рассказывали мне, что у них рисованию уже практически не учат и подчеркивали, что украинские художники все — замечательные рисовальщики...
— Наша Академия и вообще украинская художественная школа действительно ценна миру тем, что мы сумели сберечь эти традиции. Наверное, поэтому у нас учится так много иностранных студентов, в том числе и из стран Западной Европы. Они стремятся получить классическое художественное образование. А на Западе многие художники уже просто не способны нарисовать человека похожим. Многие наши зарубежные коллеги утверждают, что традиционное искусство принадлежит прошлому, а современный художник в первую очередь работает с компьютером. К примеру, я посетил Тулузскую академию художеств во Франции, которая существовала еще во времена Людовика XIV. Но она уже пятнадцать лет носит иное название: Школа искусств. Считается, что даже само название «академия» устарело. Студенты там работают таким образом: снимают фотографии, вводят через сканер в компьютер и потом уже, используя различные программы, экспериментируют с этой фотографией, имитируя живопись или графику. Конечно, такая работа тоже требует определенных навыков и хорошего вкуса, но умение рисовать уже оказывается ненужным. Это очень обедняет художника.
— Насколько мне известно, и ваши студенты работают на компьютерах. Не боитесь прийти к тому же результату?
— Все зависит от того, какие задачи мы перед собой ставим. У нас студенты ежедневно по два часа рисуют. Изучают пластическую анатомию, начертательную геометрию, форму, перспективу... Так что нам это не грозит.
— Я слышала, у вас открылись новые интересные мастерские, выпускающие специалистов, которых не готовили прежде в Украине...
— Новое время требует новых специалистов. В нашей стране на очень низком уровне находится промышленный дизайн — это и упаковка товаров, и разработка знаков, символов, эмблем. Ведь не секрет, что покупателя всегда привлекает то, что сделано со вкусом, ярко и оригинально. Поэтому мы открыли отделение графического дизайна, который является составной частью дизайна промышленного, и хотим способствовать созданию в Киеве Института прикладного искусства и дизайна. На графическом факультете мы открыли отделение арт-менеджмента. Эти специалисты будут работать в прессе, возглавят художественные галереи, и, что самое важное, они смогут составить собой тот институт художественных агентов (ныне отсутствующий в стране и давно существующий на Западе), в котором остро нуждаются наши художники. Агент помогает художнику продаваться, является связующим звеном между ним и обществом.
На живописном факультете у нас открыта мастерская кино-, телесценографии, где готовятся кадры художников кино и телевидения (в бывшем Советском Союзе эти специалисты готовились для Украины во ВГИКе, в Москве), а также мастерская монументальной живописи и храмовой культуры. Украина сейчас переживает время восстановления и реставрации церквей: множество дилетантов, непрофессионалов зарабатывают на этом деньги. Наши выпускники, изучившие историю церкви, храмовой культуры, церковные стили и каноны, знающие секреты настоящей древнерусской темперной живописи на левкасе смогут грамотно выполнить роспись, мозаику, витраж, написать икону, оформить иконостас. Хочу подчеркнуть, что речь идет не о реставрации старых фресок, а о росписи, скажем, новых храмов, то есть совершенно самостоятельной авторской работе.
— Андрей Владимирович, вы преподавали еще во времена СССР. Отличаются ли ваши сегодняшние студенты от тех?
— Да. Они стали значительно раскованнее и предприимчивее. Они значительно свободнее в своем творчестве, то есть над ними не давлеет необходимость выбирать «социально значимые», идеологически заангажированные темы для своих работ, как это было прежде. С другой стороны, и это прискорбно, патриотизма у них значительно поубавилось, а я убежден, что чувство патриотизма — это одна из неотъемлемых черт истинного интеллигента. Сегодня ведущую роль играет воспитание молодого человека в семье, потому что школа несколько утратила концепции воспитания. Конечно, в художественном вузе мы как бы косвенно воспитываем в молодых людях любовь к своей Родине, потому что здесь глубоко изучается история ее искусства, традиции, обряды и верования и т. д. А в технических вузах с этим просто беда. А ведь если воспитательный процесс утрачен, то мы теряем в какой-то степени человека. «Свято место пусто не бывает». Нет такого влияния — будет другое. Кстати, Министерство образования сейчас начинает разрабатывать воспитательные программы.
— А вы не боитесь, что если мы начнем «нажимать» на идеологию, то она в свою очередь снова «нажмет» на нас уже известными методами?
— Государство, как известно, без идеологии не существует. А в истинно демократическом обществе, которое мы пытаемся строить, существуют законы и подзаконные акты и работает механизм, обеспечивающий их соблюдение, что гарантирует и соблюдение демократических прав и свобод человека. А что касается патриотизма: посмотрите, как в любой западной стране, я уж не говорю об американцах, люди гордятся своей Родиной, своим языком... Кстати, язык — это отражение ментальности народа, в нем концентрируются все национальные особенности: в его ритме, в его стилистике. Изучение языка — один из способов понять ментальность народа. Поэтому я не понимаю людей живущих в Украине и не желающих выучить украинский язык. Нельзя построить свое национальное государство, мысля на языке соседнего государства. И это, кстати, в основном проблема городов. Вы поедьте в любое село, в любую область и услышите, что люди там говорят по-украински.
— Это суржик...
— Нет. Суржик — в пригородных зонах. Наша трагедия в том, что люди, приезжая из села в город, боялись говорить по-украински и пытались сразу же заговорить по-русски. Вот вам и суржик. Украинцы стеснялись в своей республике говорить по-украински. Украинский ассоциировался с провинциализмом. А сейчас, слава Богу, мы уже слышим на улицах, в транспорте, в магазинах красивую украинскую речь. Я с удовольствием иллюстрирую украинскую литературу.
— Какую, например?
— Сейчас я делаю иллюстрации к поэтическому сборнику очень своеобразного волынского поэта Василия Простопчука.
— Как вы относитесь к мысли, что «гений и злодейство» несовместимы?
— К сожалению, история примеры приводила разные, но мне лично хочется верить, что высокий гений все-таки неспособен на подлость.
— А «злодеев» вы в своей жизни встречали?
— Нет, таких художников я не встречал. Ну, «дутых» видел. Недостатки их видел, или даже больше, чем недостатки. Но эти художники только слыли хорошими. Во всяком случае гениями они не были. Я вообще боюсь этого слова. Хотя для меня безусловно: Якутович — гений, Яблонская — гений, и Лидер — Гений. Зоя Лерман от природы очень одаренный человек. Сильваши, Животков, Бойко — очень талантливые молодые люди... Я всегда вспоминаю Стефана Турчака — вот кто действительно был гением в музыке. А как он вел себя с людьми — просто, никогда не подчеркивая свое превосходство, но и не роняя свое достоинство. Если человек много работает и он действительно талантлив, увлечен своим делом и творчески состоятелен, он не испытывает зависти, ревности к коллегам и умеет радоваться успехам других. А тот, кто чувствует себя неуверенно, тот не скажет комплимент своему коллеге, ну, в лучшем случае, промолчит. Умение радоваться тому, что у другого получилось — это удел талантливых людей. Они всегда доброжелательны. И самое главное, что природа, Бог дает такому человеку вдвойне — творчество другого его не мучит, а стимулирует, вдохновляет.
— А что вас больше стимулирует — творчество других людей или наблюдения из реальной жизни?
— Пикассо говорил, что художник — это коллекционер, он «собирает» картины других художников и делает свой парафраз. Я никогда не делаю то, что уже видел, но это может дать толчок. Это один из вариантов. Другой: слушаю музыку — рождается образ. А бывает, как сегодня: был в сауне, увидел кафель разбитый — такие линии- паутинки, трещины и трещинки, разводы — по сути готовая композиция. У меня сразу родилась идея целого цикла работ в этом ключе. Дальше смотрю: штукатурка размыта, потекла где-то, где-то облезла, потрескалась — и это тоже образ. Хотя там по сути еще ничего нет. Сейчас почему-то все больше появляются воспоминания детства. Я помню, как петух летел, а бабушка выходила из двери, и он влетел ей в лицо: это лицо и кровь на лбу... Или на улице, в транспорте вдруг увидишь какое-то лицо, пропорции странные... Смотришь, как фигуры компонуются, как они группируются. К сожалению. сейчас я в связи с загрузкой работаю меньше. Рукой меньше...
Я не хочу работать ниже своих возможностей. Мне в 33 года «заслуженного» присвоили, так у меня после этого стресс был. Я полтора года картину не мог на выставку выставить, боялся, чтобы планку не опустить — произошла полная переоценка своего творчества.
— А преподавательская деятельность как-то отражается на вашем творчестве?
— Да, вот я как раз хотел об этом сказать: преподавательская деятельность время, конечно, отнимает, но идет процесс взаимообогащения между мной и моими коллегами, и студентами, то есть насколько они у меня берут, настолько и я у них. Не в том смысле, что мы «передираем» друг у друга, а просто творчество молодых создает ту ауру творческого настроения, которая и меня стимулирует что-то делать. И часто бывает, что у меня есть идея, а мой студент где-то крутится около нее, но не может поймать. И я ему эту идею, между прочим, дарю, а он и не знает этого. Просто деликатно подсказываю вариант, и тем самым расстаюсь с тем, что мне пришло в голову. А бывает, у меня на фоне того, что делает студент, родится какое-то свое решение, но на моем уровне: богаче, тоньше, профессиональнее. То есть вот такое взаимообогащение происходит. И поэтому я вижу свою жизнь как органичный и цельный процесс. Единственное, что мешает — это административные, ненужные творчеству вещи. Выбивание денег, выбивание документов. Если тебе пообещали или положено — это ведь вовсе не значит, что ты получишь. Надо выбегать. Если ты, как говорится, «не сидел на вопросе», значит, сам виноват. Ты его не решил. Вот эта суета опустошает...
