Они с мужем, физики по специальности (как могу догадываться, исключительно талантливые) выехали из Украины лет пять или шесть назад. История грустная, типичная и поучительная: сказка о родине, которая не хочет будущего. Но довольно об этом — проблема «уезжать или оставаться?» настолько ощутимо присутствует в нашем заколдованном обществе, что, собственно говоря, и проблемой уже не кажется: безусловно, уезжать, скажет вам первый попавшийся искатель будущего. И если, бывает, кто-то в этом обществе еще имеет на что-то какую-то надежду, то это, по обыкновению, связывается с дальними странствиями.
Но свою рюмку на той вечеринке у бывших киевлян я пил не так за Америку в общем, как за определенные ее проявления, этакие ситуативные знаки, в окружении которых живу и неуклонно передвигаюсь вглубь этого континента вот уже вторую неделю.
Я пил, например, за Майкла Берноски, актера и телевизионного комментатора. В тот день он читал в Пенсильванском университете (нет, не читал, а скорее показывал!) отрывки из моей «Перверзии», на глазах превращая ее текст в перформанс. Майкл, которого тут многие узнают по телерекламе «Короля матрасов», непринужденно переходил границы сленгов и диалектов, это была довольно дикая и довольно прекрасная англоязычная смесь с примесями церковной латыни, с ямайскими, итальянскими и украинскими составляющими, это был тот самый наглядный «плавильный котел культур», которым принято считать всю эту Мульти-Америку, родину мультфильмов.
Здесь не удивляются самым странным фамилиям. Твоя фамилия — это твое происхождение, чаще всего — твое забытое происхождение. Но из-за этой вычурной мешанины, как и из-за особенностей всех на свете правописаний, здесь принято называть себя по буквам: эй, эн, ди, ар, ю, кей, эйч, о, ви, вай, си, эйч — Андрухович, что-то безнадежно длинное и фонетически пропащее.
Я позже узнал, что предки Майкла происходили из лемковских гор и лесов, т.е. из нашей-таки части света, где-то там, совсем рядом, когда-то родился мой любимый поэт Антонич. Этот мир и вправду очень мал, несмотря на присутствие в нем Америки.
Итак, сто лет назад предки Майкла точно так же искали здесь будущее. Пенсильванские горы невысоки, но довольно лесисты и, безусловно, должны были напомнить им покинутую родину. Именно они, эти вечно неприкаянные шахтеры и сельскохозяйственные «мокрые спины», дали Америке и миру, например, Энди Уорхола. Я упрямо пытаюсь рассмотреть или, по крайней мере, угадать за всем этим какую-то фундаментальную метафору, в которой отобразилась бы вся непостижимость нашего существования. Ее, может, и нет, этой метафоры. Хотя Майкл Берноски упрямо пытался произносить старые лемковские названия, непослушные звуки еще одного забытого языка.
Америка — это забвение, сказал бы кто-то, намного более категоричный, нежели я. Здесь настолько властно напоминает о себе будущее, что для прошлого совершенно не остается места.
Однако я не так категоричен. И не только потому, что видел некоторые здешние библиотеки, это фантастическое аккумулирование языков и письмен. С фасада Йельской университетской библиотеки на нас смотрят едва ли не все долатинские письмена — египетские и китайские иероглифы, ассирийская клинопись, санскритские, греческие, европейские литеры, даже пиктограммы майя присутствуют здесь. Я уже молчу о миллионах сохраненных, выхваченных или же просто выкупленных дословно из огня рукописей, текстов, идей, образов, мировидений. Америка помнит обо всем, сказал бы кто-то, столь же категоричный.
А я, в свою очередь, этого не знаю, какая из Америк превалирует — та, которая помнит, или та, которая забыла. Похоже, в общем, на то, что Америк множество и ни одной из них никому не дано знать до конца.
Вот за это мы, собственно говоря, и выпивали во время упомянутой вечеринки. А также за Украину, ведь как на этом свете без нее!?
