В бывшем СССР из искусства Чехо(Словакии) несомненным признанием пользовались разве что «Лимонадный Джо» и Карел Готт. Правда, интеллигенция почитывала журналы по чешскому фото, но о чешской живописи знали столько же, сколько и о Занзибаре.
Непосредственные впечатления говорили больше, чем недели официального культурного обмена. С обложек модных журналов смотрели инфантильные чешские красавицы с выпяченной нижней губкой, похожие на диснеевских зверюшек... Помнится, знакомая девушка, приехав из Праги, удивлялась тому, что у них у каждого паровозика на детской железной дороге есть свое имя. Уже тогда в культуре далекого близкого славянского народа угадывалась специфическая смесь слащавости и изюмности, осторожности и пикантности, сдержанной манерности и демократической меланхолии. Одно слово, «невыносимая легкость бытия», которая мешала разве что современникам Милана Кундеры, но никак не их «детям».
Сегодняшняя выставка чешского искусства побуждает к аналогиям и ностальгии. Генерацию «упрямых» (название творческой группы 1987 года) представляет творчество Иржи Давида. Проницательный глаз увидит тут траекторию кризиса авангарда: цветовое пятно нельзя не дополнить достоверной деталью, иногда в планиметрической развертке. Скажем, семейки, которая восседает за столом в полном составе. Члены ее обозначены буквами алфавита, а их взаимосвязи — стрелками. Или — щенок лопоухий возле плахи, мол, «живу я здесь». Галерея персонажей Томаша Цисаржевского — девчонок в разноцветных колготках и плюгавых ублюдков мужского пола — далека от совершенства. Тем более от подражания. Но мягкая, как вата, ирония; неестественно леденцовые фоны — выводят их из нашей «зоны подозрения» авторов в черном юморе. Мартин Полак, Лукаш Ясанский ловят своим объективом уголки не слишком феерические — мусорник, а рядом копошится голубь; пенистый поток помоев, в котором плавают какие-то из-подлосьонные, пост-шампуневые бутылочки... настолько красивые, что кажется — это пейзажи Эдема, а не «чернуха».
Если говорить о молодом поколении, то оно выбирает... китч. И не нужно его за это испепелять пренебрежением. «Девяностики», приверженцы «бархатного постмодерна», любят неприкрытый комфорт, роскошь с блестками, яркую помаду на губах, люрекс и глянец (не то что «родители»-аскеты). Подсчитайте, сколько раз поместится лицо манекенщицы Евы Герциговой в бутоне бордовой георгины. Или померяйте длину ниток ожерелья, которыми обернула себя еще одна «избранница судьбы»... Содержательно, не так ли? Китч, продезинфицированный вкусом, китч ласковый и бархатный. Нация, сделавшая себе «бархатную революцию», и искусство не может не творить «бархатно».
