Николаевский художественный русский драматический театр показал в Киеве премьеру — спектакль «Очень простая история».
Много ли мы сегодня видим в наших театрах спектаклей, где сцена полна декораций, где актеры полностью и безоговорочно (даже немного наивно) верят в «предложенные обстоятельства», а режиссер честно и добросовестно ставит пьесу, а не собственные рефлексии и сновидения по ее поводу?
Поэтому.
И то, что такие «старые добрые» образцы попадают к нам, в замусоренную и заносчивую столицу из провинции — также симптоматично.
В данном случае — из Николаева: новый художественный руководитель тамошнего художественного русского драматического театра Петр Бойко только что «отчитывался» в Киеве свежеиспеченной премьерой с таким же симптоматическим названием «Очень простая история».
От этого спектакля остается ощущение, как будто из задымленного и суетливого мегаполиса вдруг попадаешь на дачу, причем дача эта — в самой глубинке. Там, где поют соловьи, просто по огороду ходят аисты, шумят ивы на берегу, и хочешь — не хочешь, а переходишь на естественный режим существования согласно световому дню…
Правда, аисты и ивы — это наша, украинская атрибутика. Глубинка же из пьесы Марии Ладо (ничего, что драматург — наша землячка) — классически российская, в стилистике Виктора Гуркина с его знаменитыми «Любовь и голуби» и «Кадриль семейная».
На сцене — будто воплощение райского сада, где рядом живут люди и домашние животные. Бегает Собака, дерет глотку Петух; все время наготове, чтобы поесть — Свинья; ждет теленка Корова; вздыхает старая Лошадь — и здесь же милуется пара; играет на гармошке сосед-пьяница, заняты делом хозяева… Эдем, да и только.
Но не слышат животных, не обращают внимания на них люди. Животные же — чистые, невинные души — не понимают людей, их проблем, незнакомых, странных слов…
Иногда это очень смешно (актеры, как будто вспомнив первый курс театрального института, с радостным рвением выдумывают для своих персонажей привычки и черточки характеров), иногда — невероятно грустно («Там, сзади, так смеялись, что поплакать как следует не дали!» — вздыхала, выходя из зала, одна зрительница)…
Но заканчивается все хорошо — разве что кое-кто из героев уже там, наверху, на «крыше» или веранде, этой «сплетенной» из досок, полотна и сена конструкции, которая напоминает вертеп с его нижним — бытовым и верхним — сакральным миром (благодаря художнику Татьяне Савиной, на «небе» — полностью «чеховская» атмосфера: плетеное кресло-качалка, накрытое кружевом, «занавес» словно из домашнего театра из «Чайки»…). И оттуда — ангелами — они охраняют тех, кто остался внизу.
Вот такая светлая и незатейливая сказочка для взрослых.
…Николаевский русский театр (до недавнего времени — имени Чкалова) всегда был одним из довольно уважаемых в Украине, имел стабильный авторитет. Однако ощутимо растерял его в годы, когда не только периферийные, но и столичные театры оказались на грани выживания, поэтому теперь огромными усилиями поднимаются вверх, подсчитывают убытки и решают, как им жить далее.
Николаевцы, кажется, если и не нащупали под ногами полностью твердую землю, то, во всяком случае, видят впереди долгожданную полоску берега. Приглашение нового творческого руководителя, интенсивный капитальный ремонт (театру твердо обещают, что новый сезон он будет открывать уже в своем уютном доме на набережной) — то, что обещает принципиальные перемены к лучшему.
В свою очередь Петр Бойко — режиссер с крепкой репутацией и школой. В какой-то степени — энтузиаст новых современных пьес. Пятнадцать лет тому назад на отечественных сценах среди множества «Звезд на утреннем небе» Александра Галина, бесспорно, лучшим был именно спектакль Бойко, в созданном им же Харьковском молодежном. Следовательно, драматургу Марии Ладо повезло именно с таким первооткрывателем.
В общем же, ее пьеса — довольно рискованный материал. В нем очень легко было бы соскочить на ТЮЗовское «сюсюкание» — или же на мрачную «условность».
Театр же избегает крайностей: он идет по собственной тропинке спокойно и уверенно — как будто и не замечая «подводных рифов» на этом пути. Подробно, неторопливо (может, слишком неторопливо как для современных ритмов жизни) и даже несколько «старомодно» (соскучился, соскучился по этому зритель!) он создает — нет, не просто лубочную картинку, а что-то приближенное к высокому примитиву, чрезвычайно, если по правде, сложной разновидности искусства.
Возможно, в этом посодействовал, как ни парадоксально, сам режим работы над спектаклем, который, говорят, репетировали «в приймах» — практически «на пальцах», в коридорах, неприспособленных помещениях дома культуры.
И поэтому очень интересно будет посмотреть, как николаевцы возьмут — и сделают что-то категорично иное. Скажем, выйдут на собственную обновленную сцену во фраках и кринолинах и сыграют, наоборот, изыскано и аристократично.
Будем надеяться, что ждать осталось недолго.
