Его музыка — это смесь всевозможных восточных и европейских
мелодий, народной музыки, джаза и чувства юмора. Это подлинный артист,
зачастую превращающий свои выступления в небольшие ироничные шоу. Причем
на сцене он так же естественен, как и в жизни. Прежде всего он стал известен
благодаря своей гитарной технике, которую называют «двурукий теппинг» (это
когда на гитаре обе руки исполняют две независимые партии — как на фортепиано).
Джазовые критики считают, что первым в такой манере стал играть американский
джазмен Стенли Джордан, хотя Измайлов разработал свою технику абсолютно
автономно и поэтому сравнение типа «украинский Стенли Джордан», мягко говоря,
не вызывает у него восторга. Хотя, встретившись с ним после концерта в
Киеве, где он бывает преимущественно проездом из-за границы домой или наоборот,
сложно было удержаться от несколько провокационного вопроса:
— Что вы почувствовали, впервые услышав о Стенли Джордане?
— Что я не один. Он меня подстегнул. Это была такая спортивная
злость на самого себя за то, что достиг чего-то и расхолаживаюсь. Но он
играет в совершенно другой манере, солирует, например, правой рукой, а
я — левой. А что касается сравнения «украинский Стенли Джордан», то почему
бы не назвать Джордана американским Измайловым? Приведу простой пример.
Году в 94-м на джазовом фестивале «Леверкузен» в Кельне я играл сольный
концерт; там выступал и Стенли Джордан. Не знаю, кто так задумал, но мы
с ним играли одновременно в двух залах большого концертного комплекса,
причем из одного можно было свободно переходить в другой. У меня был полный
зал, и у него. Вот и все. Кстати, послушать друг друга мы так и не смогли.
— А когда вы впервые ощутили свою уникальность, самодостаточность?
— После того как дал первый сольный концерт в Таллинне
в 90-м году. Но я себя не отношу к уникальным людям. Те вещи, что я делаю
в свои немолодые годы, уникальный человек будет делать в 15—17 лет. Я долго
работал, потому что протаптывать тропинку всегда тяжело, но я не одинок,
у меня уже есть последователи. Например, один парень в Крыму, который как
бы не мой ученик, но смотрел, как я играю, расспрашивал. Вот он — уникальный
человек: схватывает на лету, услышал раз — и оно его.
— С кем бы из выдающихся западных музыкантов вы могли поставить
себя в один ряд?
— Я не назвал бы себя самоуверенным, но если на фестивале
будут играть звезды, и меня вытащить к ним на сцену, я знаю, что отыграю
на их уровне. Я бы просто с удовольствием поиграл со всеми. Например, с
Джоном Маклафлином. Думаю, и он бы не прочь. Мы как-то выступали в одном
концерте, познакомились, но пообщаться толком не смогли. Я выступал перед
ним, и он меня слушал, а когда играл он, мне уже нужно было уезжать. Даже
визитками не обменялись.
— А как скоро вы поняли, что можете быть в джазе звездой
мирового уровня?
— Честно говоря, об этом не задумывался. Что такое «звезда»?
По-моему, никому из музыкантов, и мне в том числе, это слово не нравится.
Те же Маклафлин, Джордан или Джон Скофилд без гитары абсолютно нормальные
и простые люди. Допустим, иногда подходят поклонники и говорят, что думали,
будто ко мне подступиться невозможно. Просили расписаться на руке или на
спине. Для меня это как бы шутка, а для них имеет какое-то мистическое
значение. Собственно, вся разница в том, что звезды бывают богатые и бедные.
— А вам на жизнь хватает?
— Скажу прямо, хватает. У меня нет капитала — живем от
концерта до концерта, которые в последнее время бывают нечасто. Но этого
хватает, чтобы кормить семью.
— Почему вы переселились из колхоза в Симферополь?
— Колхоз «Завет Ленина» был для меня очень хорошим местом
для творчества. Прожил я там пять или шесть лет. Там ты не отвлекаешься,
идти некуда, остается только заниматься музыкой. Но хотелось культуры,
больше информации. Еще в девяностом году на Международном таллиннском фестивале
— слышишь столько имен, а никого не знаешь, чувствуешь себя неудобно, будто
рубаха или штаны наизнанку.
— А не хочется ли вам немножко «урбанизировать» свою музыку?
— Немножко хочется, но на все нужно время и вдохновение,
без этого я не могу — будет штамповка. Но ведь и народные песни, которые
я обрабатываю, звучат современно? Я стараюсь делать так, чтобы музыка была
понятна всем, чтобы там были интонации, близкие каждому. Получается такой
коктейль. И на Западе, и на Востоке ее здорово принимают. Может быть, потому
что такая необычная техника. Во всяком случае, если шашлык или плов хорошо
приготовлен, его любят все.
А что касается лично меня, то человек, хочешь не хочешь,
меняется с возрастом. Стал больше есть, зато бросил курить. Стал более
пессимистичным. Но и более сдержанным — ни на кого не кричу, ни с кем не
ругаюсь. Это мой европейский опыт человеческих отношений — глядя, как там
люди вежливо друг с другом общаются, кажется, что они вообще другие.
— Вам приходится на сцене одному больше часа удерживать
на себе внимание зрителей, а ведь это большие нервные затраты; что вы ощущаете
перед концертом?
— Я совершенно спокоен: отстраиваю звук, «слушаю зал» и
иду перед выступлением пить чай. Хотя раньше сильно волновался, отключался,
уходил в себя, чтобы никого не видеть и ни с кем не встретиться взглядом.
Боялся сделать «киксу», потому что ошибешься — и все пойдет наперекосяк.
Сейчас у меня руки не дрожат. Могу ошибиться и выкрутиться или просто остановиться,
дескать, извините, ребята, — не вышло. Ведь народу жутко интересно, когда
у тебя что-то не получается.
Смотрю, как другие музыканты заводят толпу и учусь у них.
Но бывает, в зале десять человек — ну, какой тут «завод»? Но и в этом есть
свой кайф.
— Что же важнее — сама музыка или работа на публику, я
имею в виду и вашу технику, и ироничный подход к подаче музыки?
— Должно присутствовать все. На публику работать нужно.
Все-таки в зале сидят люди разные и надо сделать так, чтобы все остались
довольны. Драматургия концерта должна строиться на юморе. Это, так сказать,
«здоровый образ творчества». Рассмешить публику, потом сыграть серьезную
вещь — это как в сауне, когда бросает то в жар, то в холод. В каждой музыке
есть определенная скука, и как бы ты хорошо ни играл, это будет интересно
только специалистам. Обычному зрителю нужно еще что-то: ему, конечно же,
не может нравиться все, но ему должно понравиться хоть что-то, хоть чуть-чуть.
Вот это «чуть-чуть» я всегда стараюсь донести до любого зрителя.
Это не значит, что к своей музыке я отношусь несерьезно.
Это мой хлеб и мне за это платят. Просто музыка — это единственный момент,
где я совмещаю приятное с полезным, где хобби и работа — это игра.
Беседу вел Вячеслав КРИШТОФОВИЧ-младший ФОТО ОЛЕГА НИЦКО
