В рамках специальных событий Международного кинофестиваля документального кино «Контакт» в кинотеатре «Жовтень» были презентованы очередные две серии тетралогии Ежи Гофмана «Украина. Рождение нации». Первый фильм тетралогии назывался «От Руси до Украины» и был показан два года назад на МКФ «Молодость». О нем достаточно много говорили и спорили, ожидая продолжения. Вторая и третья серии — «Украина или Малороссия» и «Навеки вместе» — некоторых воодушевили, иных разочаровали. В них, соответственно, речь идет о периодах с конца ХVП до начала ХХ веков; и с 1921- го по 1945-й гг. (Ялтинская конференция). Последнюю, четвертую серию, мастер обещает закончить в скором времени и тоже показать в Украине.
Думаю, апологетов и противников у фильма станет еще больше, и каждый из исторических эпизодов, представленных там, может, в зависимости от авторов и их знаний, иметь несколько трактовок. Иногда прямо противоположных. К тому же, с кинематографической точки зрения, картина снята предельно просто, без особых изысков и спецэффектов, напоминая видеорядом и закадровым текстом давно забытое учебное кино. Но критиковать сделанное кем-то легко, однако Ежи Гофман — первый, кто обратился к безумному по масштабам массиву нашей истории, пытаясь осмыслить идентификацию украинцев.
— Пан Ежи, ваша режиссерская биография начиналась с документального кино. Потом львиная доля вашего творчества в художественном кинематографе основывалась на очень качественной литературе, посвященной истории. С одной стороны, понятен ваш интерес к истории Украины, с другой — судя по литературе, к которой вы обращались, историю нужно осмыслить, взглянув на нее с высоты прошедшего времени. Что подвигло вас взяться за документальную историю Украины, тем более, что значительная часть тетралогии посвящена новейшей истории?
— Начнем с конца, то есть с того, что эти четыре фильма посвящены становлению нации, истории страны, народа, потому что после татаро-монгольского ига страны, как таковой, не существовало. Она, как и Польша, была растаскана по клочкам. Не знаю, какой бы была судьба Украины и украинцев, если бы не гений Шевченко, который создал настоящий современный украинский язык. Первый импульс я получил, увидев название книги Леонида Кучмы «Украина не Россия». Никому в голову не могло бы прийти, например, у нас в Польше дать книге название «Польша не Россия» или «Польша не Германия», может быть потому, что хоть и с большими перерывами, когда Польша была разделена между Пруссией, Австро-Венгрией и Россией, она дольше была независимым государством. У Украины же его не было фактически с периода Киевской Руси. Германизация в Польше проводилась путем отличия славян от немцев. Поощрялось старание польской элиты приобщиться, путем образования, к германской элите. Русификация же в Украине проходила иным путем: мы не разные, мы одинаковые. Только мы Великая Русь, а вы Малая Русь. И в этом заключалось создание ментальности России, даже части ее интеллигенции включительно, что Украина есть не что другое, как часть России. А украинцы — те же русские, только говорящие чуть иначе, на диалекте. И я понял, если президент сам пишет книгу под таким названием, значит, есть потребность в этом. Сначала это удивило, но по мере того, как читал, углублялся в тему, стал понимать истоки. И тогда решил посвятить этому фильм. Приступая, собирался снять три серии. Но материалы нарастали, как снежный ком, их становилось все больше и больше. От многого пришлось отказаться. Например, я узнал, что Шевченко был свидетелем восстания в Польше, что на его глазах происходила декоронизация польского императора, что там он встретил свою первую любовь. Пришлось от этого отказаться, не помещалось. Наша история, наши судьбы переплелись. Столетиями ссорились и враждовали между собой украинцы и поляки, но встречались в ссылках. Те и другие — в кандалах. И приходило, может, слишком поздно переосмысление: а стоило ли драться?
— Судя по вашей биографии, Россия должна быть вам ближе и понятнее. А судя по фильму, вы намеренно дистанцируетесь, как автор, от России. Почему?
— Видите ли, я стараюсь дистанцироваться не только по отношению к России, но и по отношению к Польше, стремлюсь показать причины. Осуждаю время от времени и одну, и другую сторону, не избегая, конечно, осуждения и самих украинцев там, где это требуется. Но я люблю Украину: здесь снимал большие сцены «Потопа», здесь у меня много друзей, родственников. История Украины и история Польши пересекались буквально начиная с ХIV столетия. Сколько казаков имело гербы шляхты, полученные от польских королей? Во всех войнах, которые вела Речь Посполита — со Швецией, Россией, Турцией — огромную роль играли казаки. Как можно не понять, что человек, приобретший свободу с саблей в руках, никогда уже не даст себя свести до уровня крепостного. Это сыграло необычайную роль в истории обеих стран. Так вот, я здесь так дистанцируюсь от России потому, что в определенный период она была самой большой опасностью для самоидентификации украинцев. Именно она влияла на язык, культуру и т.д. Недаром во всем творчестве Шевченко так резко осуждался царизм. Великий художник чувствовал и понимал это, восставал своим творчеством. Не случайно, когда его ссылают, российский самодержец объявляет ему запрет писать и рисовать.
— Пан Ежи, Россию обвиняют в имперских амбициях, в желании под своим крылом «старшего брата» собрать как можно большее количество «младших братьев», не особо идентифицируя их. Не является ли сегодня Евросоюз тем же видом централизации, но на новом витке?
— Нет, не является, потому, что Евросоюз не только не дискредитирует культуры отдельных своих членов, а наоборот, занимается сохранением памятников культуры. В каждой из стран, кроме общей политики в сфере экономики, полная самостоятельность, иногда, по-моему, даже слишком много ее. Главное, нет центра, подчиняющего себе все: языки, культуры, самосознание и т.д. Государство может быть одним из самых великих государств земного шара, благодаря мощным, талантливым человеческим ресурсам, своей науке, культуре, не делая ставку на имперские амбиции.
— Вы были пионером, сумевшим в новых условиях заставить работать польский кинематограф. К сожалению, в Украине индустрии кино сегодня не существует. Но ставка делается на историческую тематику. Может ли она стать толчком для развития национальной киноиндустрии и будет ли такой кинематограф интересен за пределами страны?
— Не думаю. Дело в том, что и Польша, и Россия тоже проходили такой кризис, когда зритель ушел из кино. Сейчас в России мощно заработала кинопромышленность. Мало того, в Украине российское кино играет такую роль, как в мире — американское. Понятно — бытовые реалии совпадают, пейзаж, манера одеваться постсоветская, проблемы молодежи, которая проходит свою жизненную школу. В этом и опасность большая, потому что если зритель не вытаптывает своими ногами дорогу к своим фильмам, их не будет. И никакой меценат не поможет. Тем более, что его хватит на один, максимум, два фильма. И потом — еще никому не удалось создать по-настоящему интересного исторического фильма без интересной литературы, без живых персонажей и характеров, которые бы были зрителям понятны и которых он бы очень любил, или очень ненавидел. Были бы эмоции, тогда можно и любой костюм надеть, и порассуждать о дне сегодняшнем сквозь призму вчерашнего. И необходимо, чтобы появились люди, которые почувствуют в этом бизнес. Украина такая большая страна, что есть шанс. Но для этого нужно не быть все время утопленным в прошлом. И в очень важном и неимоверно прекрасном периоде украинского кино, периоде Параджанова, Ильенко, Осыки и т.д. Прошел не один десяток лет, за которые кинематограф прошел огромный путь: по-другому стал рассказывать, видеть, и у зрителя появились другие требования. Значит, надо завоевать зрителя, а потом уже стараться планку поднимать, чтобы искусство, художество не утопить в дерьме.
— Какова будет прокатная судьба вашей тетралогии? Будет ли она интересна кому-нибудь, кроме украинского зрителя?
— В первую очередь, этот фильм должен стать пионером телевизионного широкого проката в Украине. Этот фильм должен быть во всех школах, институтах, университетах, потому что это — краткий учебник, который должен возбуждать интерес к более глубокому изучению предмета. И если этот фильм сыграет какую-то роль в самоопределении нации, я буду гордиться этим и буду считать, что выполнил свою задачу.
— Как вы относитесь к упрекам в некой предвзятости прочтения истории или у вас есть аргументы, чтобы их отмести?
— Упреки я могу принять любые, но в качестве дискуссии, одно только для меня является абсолютом — то, что коммунизм был нужным и полезным стрессом. Он действительно дал шанс многим миллионам, но ценой смерти многих миллионов. Я показываю это в своем фильме. И пусть они будут счастливы, что их не судят так, как судили в Нюрнберге, потому что если посчитать жертвы, неизвестно, какая чаша весов перевесит.
— Вы приехали с картиной об истории Украины в напряженное для нашей страны время. Ваше видение происходящего?
— Я не пророк, конечно, но скажу вам одно — надежды, которые питали простых людей во время оранжевой революции были просто растрачены личными амбициями политиков. Сейчас страна разделена. Процесс создания единого государства — длительный процесс, он длился в некоторых странах Европы более 100 лет. Украине сколько? 15—16? Это даже не одно поколение. В истории это ничто, мгновение. То, что сегодня все-таки ищут компромисс, сторонники «оранжевых» и «синих» поплевывают друг на друга, но не режут, я испытываю огромный оптимизм.
