«Аутсайдерская» аналогия между «детьми цветов» и полудебилом Каспаром, которого учителя слово за словом учат говорить, а следовательно — через речь — навязывают ему ценности своего общества, является в общем очевидной. Режиссер Анна Ферс попробовала актуализировать пьесу, сделав в ней два принципиальных изменения. Во-первых, она отдала роль Каспара женщине, талантливой словенской актрисе Плене Витрих, и, во-вторых, сделала представление двуязычным, отведя английскому языку роль господствующего, тем временем как словенский является «аутсайдерским»: он является родным для бедняги Каспара и им же таки неформально пользуются учителя — два весьма агрессивных «мачо», живое воплощение мужского шовинизма.
Почти полуторачасовое «истязание языком» сводится сначала к усвоению элементарных грамматических конструкций («Научившись правильному порядку слов, — говорит один из учителей, — ты научишься правильному порядку мышления. Научившись правильному порядку мышления, ты научишься правильному порядку вещей. Научившись правильному порядку вещей, ты научишься правильному поведению»). Впоследствии Каспар усваивает банальные житейские истины, газетные штампы, рекламные слоганы, народные поговорки, популярные стереотипы («Чем дальше на юг, тем люди более ленивы»), гибридные смысловые уродцы типа «С кем поведешься, тот смеется последним», разнообразные литературные цитаты и тому подобное.
В конце концов, так называемый «здравый рассудок» побеждает, Каспар овладевает господствующей идеологией (или, наоборот, покоряется ей), становится «как все». «Истязание языком», таким образом, по замыслу режиссера, «становится поэтической метафорой того, как общество воссоздает себя в индивидууме, как аутсайдеру навязываются ценности господствующей культуры, как мы все учимся приспосабливаться, как работает механизм власти». «Наш Каспар, — утверждает Анна Ферс, — не феминистическая героиня и не обычная жертва. Она — пережившая, выжившая. Это не представление о женской эмансипации. Это описание бессилия женщины, втянутой в систему мужского доминирования. Мужские характеры в этом представлении совсем не патологические или психопатические. Мужчины тоже обучены жить в этой системе и пытаются поддерживать ее функционирование».
Но как раз этой неоднозначности окончательного вывода в представлении нет. Сведя количество героев до трех, Анна Ферс еще сильнее схематизировала и без того непритязательную пьесу Петера Хандке. А внедрив в нее сложный комплекс феминистической и языково-культурной проблематики, просто-таки неподъемно нагрузила марионеточные, обобщенно-символические персонажи пьесы. Как следствие — постановка оказалась банальной иллюстрацией умозрительной авторской концепции, виртуозным перемещением актероподобных роботов на фоне действительно мастерской сценографии. Все это выглядит весьма остроумно и вызывает вполне естественное зрительское любопытство, но — не более.
Неудача известной режиссерши, которая, кстати, в 70-х сотрудничала с Питером Бруком и Ежи Гротовским, объехала с собственным театром «Бладгруп» полмира, преподавала в самых престижных университетах, опубликовала немало театроведческих работ и, в конце концов, получила почетную награду за собственную пьесу «Августин, или Большая истерия», доказывает, что избыточная заидеологизированность художника неминуемо приводит его к риторичности, сухой рациональности и умозрительному конструированию своих концепций.
Микола РЯБЧУК, «День»
