Народная артистка Украины и известный режиссер Ирина Дука недавно отметила 40-летний юбилей творческой деятельности бенефисным спектаклем «Немного нежности». Он был выбран не случайно — Ирина Михайловна не только исполнительница одной из главных ролей, но и постановщик этого спектакля. Ирина Дука, сознательно посвятившая всюсвою творческую жизнь Театру русской драмы, — привлекательная женщина, талантливая актриса, интересный собеседник и высокодуховный человек. В ее творческом багаже десятки разноплановых ролей, каждую из которых актриса наделяет особенными душевными качествами. Опровергая бытующие в театральных кругах предрассудки, что якобы актерская режиссура — не режиссура, а женщина не может быть режиссером априори, Ирина Михайловна ставит прекрасные спектакли, которые роднит вечная тема движений человеческой души.
«ОДИН ВЫБИРАЕТ РЕПЕТИЦИЮ, ДРУГОЙ — РЕКЛАМУ САПОГ»
— В детстве вы мечтали о театре, вам хотелось стать артисткой?
— Моя любовь к искусству началась с кино. Я жила в Кишиневе (Молдавия), но и театральная жизнь не казалась мне неинтересной. Я воспитывалась в семье военнослужащего, жили в воинской части. Каждый день мы, дети, имели возможность смотреть кинофильмы. Это было праздником и счастьем. Кино в те годы начало занимать свою очень сильную позицию. На экраны тогда вышли фильмы «Тихий Дон», «Вольница», «Хождение по мукам», «Летят журавли»...
Позже, когда я переехала в Киев, появилась возможность увидеть много прекрасных спектаклей. Прежде всего — Театр им. И. Франко, с его мощной труппой, спектакли которого я смотрела десятки раз. Любимым стал Театр им. Леси Украинки. У меня была возможность смотреть гастролеров, которые давали спектакли в Октябрьском дворце (когда мне было лет 14-15, я занималась в Театральной студии при этом дворце, которой руководили народный артист Сергиенко и актер Пасека). Приезжали Малый театр, МХАТ, БДТ, Театр сатиры, «Современник»… Вот тогда у меня и появилась настоящая любовь к театру и я поступила учиться в Киевский театральный институт им. Карпенко-Карого. Моим учителем был Леонид Олейник — один из самых лучших педагогов в истории нашего института. Человек огромных знаний, интеллектуал и как актер, на мой взгляд, абсолютно гениальный комик. Вот именно это несоответствие внутренней глубины и внешнего комизма создавало дисгармонию, и он пошел в педагоги. Леонид Артемович научил нас любить театр, относиться к нему, как к своему второму дому. Второй мой учитель — Михаил Юрьевич Резникович. Это он привил мне вкус, интерес и страсть к анализу в процессе работы над пьесой. В его спектаклях я сыграла десятки ролей. Кроме того, Михаил Юрьевич очень сильный лидер по натуре, организатор и трудоголик. Этот фанатизм в работе присутствует и во мне.
— Когда вы пришли работать в Русскую драму, на сцене этого театра уже блистали Ада Роговцева, Лариса Кадочникова, Валерия Заклунная. Как вам, тогда еще только начинающей артистке, удалось найти себя в условиях такой серьезной конкуренции?
— Вы знаете, в театр я попала по блату! В Русской драме работал мой муж Валерий Бесараб. Он окончил институт немного раньше, учился у Виктора Илларионовича Ивченко. Это был первый набор кинофакультета, вместе с ним учились Раиса Недашковская, Борис Брондуков, Иван Миколайчук и Владимир Савельев. Валерий пришел в театр, проработав год на киностудии. Его взяли как многообещающего молодого актера. Он поставил вопрос так, чтобы и меня приняли в труппу. Когда я закончила институт, вопрос на худсовете стоял так: если нужен этот актер театру, то давайте возьмем его жену. Но действительно, конкуренция была очень сильная. Когда я пришла в театр, Роговцевой было чуть за тридцать и она очень долго играла девочек, играли молодых героинь Кадочникова, Заклунная, Бунина, Терентьева. Они уже были кинозвездами. За ними шли актрисы, которые тоже занимали свое положение в театре. Плюс еще среднее поколение сорокалетних, которые очень много играли. Я вот до сих пор удивляюсь, как так получалось, что все мы были заняты и играли буквально по 26 спектаклей в месяц. Мы, только пришедшие, постепенно заняли свое место в труппе. Вообще в нашем театре дают возможность сыграть свою роль каждому. Кто-то использует этот шанс, кто-то — нет.
— Театр — это жестокая вещь?
— У Кокто есть пьеса «Священные чудовища». Я часто думаю над этим названием, потому что в театре люди иногда бывают священными, божественными, а иногда — чудовищами. И тут нельзя никого осуждать, потому что действительно в театре идет серьезная борьба за выживание, за свое право играть, быть первым или вторым. Иногда артисты используют и запрещенные приемы. Чего душой кривить — это есть в каждом театре. Конечно, выживает сильнейший. Прежде всего тот, кто любит не себя, а искусство, и готов пожертвовать всем ради театра: съемками, халтурами… Я считаю, в театре надо отдавать себя полностью. Поэтому, если я выпускаю спектакль и меня приглашают на какие-то съемки, кастинги, у меня никогда нет колебаний, что выбрать. Для меня, может быть к сожалению, материальные блага не всегда очень много значат. Мы живем очень скромно, у нас нет ни дач, ни машин. И нас не засосала жажда денег. Если нужно пожертвовать, я пожертвую материальным. И я много жертвовала, чтобы играть, утверждаться, дать возможность работать другим. Я вообще очень сожалею, что у актеров исчез вкус к долгой застольной работе. Если человек отпрашивается с генеральной репетиции ради того, чтобы рекламировать какие-то сапоги… ну, здесь надо совмещать без ущерба для работы или выбирать, что тебе ближе. Это проблема не только нашего театра. Я читала недавно горькое интервью Галины Волчек, которая тоже переживает, что вынуждена отпускать актеров на съемки. Надо дать людям заработать… К сожалению, это отражается на процессе и на качестве, кроме того, кино — это тоже очень тяжелый, выматывающий труд. Я из тех, кто живет только театром.
«У ЖЕНЩИНЫ БОЛЬШЕ ТЕРПЕНИЯ ВО ВЗАИМООТНОШЕНИЯХ С АКТЕРАМИ»
— Ирина Михайловна, а как в вашу жизнь пришла режиссура?
— Я 16 лет проработала в Театральном институте педагогом. Режиссура пришла ко мне совершенно неожиданно. Начала работать. Если бы мне когда-то сказали, что я поставлю спектакль в таком театре, я бы, наверно, просто рассмеялась. То, что я стала режиссером, получилось случайно. Мы репетировали спектакль «Звезды на утреннем небе». У нас был режиссер, но что-то не заладилось, возникли сложности… Он ушел. Требовательность у артистов была очень большая. Ждали, что нам дадут другого режиссера, но этого не произошло. В конце концов я сказала: «Девочки, давайте — сами!» Никто в нас не верил, над нами даже посмеивались. Это был замечательный студийный процесс. Возник коллектив, где все любили друг друга, были как одно целое. На просмотр позвали руководство театра. Нам сказали: «Продолжайте». Мы сыграли на малой сцене, а потом стали играть на большой. Спектакль имел большой успех не только у нас, но и в Польше, куда мы ездили с ним на гастроли. А потом в Театр им. Леси Украинки главным режиссером пришел Владимир Петров. Он предложил мне поставить «Жиды города Питера, или Невеселые беседы при свечах»... Мне очень дороги спектакли «Без вины виноватые», «Рождественские грезы», «Возвращение в Сорренто», «Немного нежности». В них затрагиваются очень близкие для меня темы взаимоотношений отцов и детей, нестареющих душ, любви, которой «все возрасты покорны».
Мне кажется, все мы устали от авангарда и псевдоавангарда в режиссуре и, думаю, что в этом отношении режиссура просто зашла в тупик, и надо как-то приближаться к человеческим вещам. Я считаю, что в театре главный — артист, его духовность, отношение к жизни. Театр, мне кажется, призван будить сознание, заставлять смеяться и страдать. Поэтому мы с упоением смотрим старые фильмы, так любим старых актеров. Они были человечными! Сейчас столько есть тем, проблем, а на сцене они абсолютно не отображаются! В моих спектаклях я сознательно не стремлюсь к форме, мне интересны те процессы, которые происходят с человеком. К счастью, наш театр во все времена придерживался именно этого направления. Я думаю, именно в этом привлекательность нашего театра для зрителей.
— Как вы считаете, почему говорят, что режиссура — не женская профессия?
— Она требует очень крепкого здоровья. Это очень большой физический труд, я не говорю уже об интеллектуальной стороне. Напряжение, которое испытывает режиссер во взаимоотношениях с артистами и во время организации спектакля, вряд ли можно сравнить еще с чем-то. Ведь ты не оканчиваешь работу над пьесой в конце рабочего дня. Она не отпускает тебя, чтобы ты ни делал: и ночью, и днем ты все время думаешь о спектакле. Трудно порой решать производственные проблемы. Мужчине легче быть категоричным, и даже крайняя резкость ему простительна. Женщине это чаще всего несвойственно. Кроме того, на женщине всегда большая нагрузка и в доме, и в жизни. А мужчина приходит и занимается только делом, а дома ждут жена и мама, готовые все для него сделать. И все-таки, чтобы там ни говорили о женской логике, я уверена, что у женщины она более гибкая, что ли, изобретательная. Женщина обладает более аналитическим складом ума, у нее больше терпения во взаимоотношениях с актерами. Ведь у каждого актера болезненное самолюбие, свои амбиции. Все это надо привести к одному знаменателю, подчинить той идее, по которой выстраиваешь спектакль.
— Вам как актрисе режиссерское «я» не мешает?
— Мешает. Даже партнеры просят: «Только ты не следи за нами!» Я вообще в своих спектаклях не играю в первом составе. Играет другая актриса, а я уже позже выхожу. Одно дело — режиссерская работа, а другое — актерская. Те процессы, которые происходят в актере, устанавливаются и в процессе репетиций. А поскольку я как актриса репетирую мало, они у меня умозрительные и не проходят через мою биофизическую жизнь. Мне приходится эти процессы на протяжении первых нескольких спектаклей «наживать». И партнеры это ощущают. Но потом все становится на свои места.
— Вы обращали внимание, что имя Ирина (по-гречески означающее — мир) — знаковое для украинской режиссуры? Первая женщина-режиссер в Украине — Ирина Деева, нельзя не вспомнить Ирину Молостову, да и сегодня в Русской драме женщины-режиссеры — Ирина Дука и Ирина Барковская.
— Да, может быть… Я вообще очень мягкий человек по натуре, не повышаю голос. Но я Скорпион да еще левша, а для режиссера это — хороший знак. В решающие моменты становлюсь очень сильной. Становлюсь активнее в процессе борьбы, когда, казалось бы, я должна спасовать, опустить руки. Например, я выпускала спектакли, когда мужу делали операции, когда у меня умирала мама, умирала свекровь, когда умирала подруга... В сумасшедшем ритме, когда все надо успеть, именно работа всегда помогала мне пережить горе. Молю только Бога о здоровье. Мне нельзя расслабляться, потому что я нужна другим людям.
