Об искусстве нонконформизма, или искусстве несогласия и сопротивления официально принятым нормам и идеологическим догмам, современные украинцы знают в первую очередь из творчества и трагических судеб Василия Стуса, Сергея Параджанова. Право на свободу в искусстве отстаивали в атмосфере радужно оптимистичного соцреализма и украинские художники, что становилось поводом для преследований их и репрессий со стороны государства.
Огромный, до сих пор лишь фрагментарно изученный пласт искусства сопротивления в визуальном искусстве стал темой исследования доктора искусствоведения, ведущего научного сотрудника Института проблем современного искусства НАМ Украины Леси Смирной. Итогом десятилетнего труда ученого стала монография «Століття нонконформізму в українському візуальному мистецтві», которая вызвала живое обсуждение в художественных кругах и профессиональные дискуссии.
Об истории написания книги, о первоисточниках, которые долго прятали в спецхранилищах, о таланте и смелости быть «не такими, как все» рассказывает «Дню» Леся Смирная.
«МИРОВОЗЗРЕНЧЕСКИМ ОРИЕНТИРОМ ДЛЯ ШЕСТИДЕСЯТНИКОВ БЫЛ УНИЧТОЖЕННЫЙ СОВЕТСКОЙ ВЛАСТЬЮ БОЙЧУКИЗМ»
— Леся, с чего или с кого началось твое увлечение нонконформизмом, который еще называют искусством несогласия и сопротивления?
— С семьи и среды, в которой я росла. Становление семьи моих родителей происходило в сложных 1970-х. Отец тогда только входил в писательскую среду, появились его первые новеллы, а потом и первая книга рассказов «Розмова» (Отец — Вячеслав Григорьевич Медвидь — писатель, лауреат Шевченковской премии. — С.Б.). Павло Архипович Загребельный впоследствии скажет об отцовой необычной стилистике — «библиотекарь, который пишет без начала и конца». Тогда главным было показать социальность, и редакторы отцовой книги просили добавить хотя бы один рассказ, где был бы воспроизведен позитивный образ советского труженика. Но из этого ничего не вышло, именно поэтому его первые книги подверглись непримиримой критике и обвинению в «бессюжетности» и «безсоциальности».
Интересный эпизод — когда родители женились в 1976 году, сотрудница ЗАГСа спросила, какой они видят свою свадьбу, и отец ответил: «Украинские песни и бандура». На свадебных фотографиях рядом с родителями — женский хор в вышиванках.
В памяти всплывает много эпизодов. Общение с Павлом Загребельным, Григорием Тютюнником, Евгением Гуцало, Валерием Шевчуком, Владимиром Дроздом...
Пицунда, дом творчества писателей. Ирина Жиленко под впечатлением от Чернобыльской трагедии пишет поэтический цикл, делится болезненными впечатлениями. Белла Ахмадулина — помню ее в белых ботфортах, похожую на воинственную Артемиду. Старший коллега отца, историк Василий Скрипка, в конце 1970-х преследовался и лишен права трудоустройства за националистические взгляды. Потом постепенно входят в жизнь нашей семьи Роман Андрияшик со своей сложной судьбой, поэты Игорь Римарук, Василий Герасимьюк, младший за них Олесь Ульяненко, которого родители буквально спасают, Александр Сопронюк с первой оппозиционной газетой периода Независимости «Слово», земляк отца Николай Закусило, который исследовал таинства полесского говора. Об отношениях с каждым можно написать целую историю.
АЛЛА ГОРСКАЯ. «В. СИМОНЕНКО». 1964 Г.
— Первое твое научное исследование было посвящено творчеству украинского художника Виктора Зарецкого. В монографии «Віктор Зарецький. Митець, рокований добою», изданной по гранту президента Украины, ты проанализировала исторический период, в котором творил художник, и одно из самых заметных художественных явлений украинской истории ХХ века — «шестидесятничество». Эта тема имеет продолжение в монографии «Століття нонконформізму в українському візуальному мистецтві»?
— Творчество Виктора Зарецкого я исследовала под непосредственным руководством доктора искусствоведения Александра Федорука. Без его помощи не состоялась бы и моя вторая книга, отдельная глава которой посвящена украинским нонконформистам 1960-х. Именно они выработали новую национальную форму, основанную на внедрении и интеграции в современное искусство символов настоящей автентики. После практически тотального уничтожения украинских художников в 1930-х и военно-послевоенной творческой депрессии в 1960-х словно поднялась вторая волна интереса к фольклорным источникам и национальному самоосмыслению. Мировоззренческим ориентиром для шестидесятников Татьяны Яблонской, Виктора Зарецкого, Аллы Горской, Галины Севрук, Афанасия Заливахи стал уничтоженный советской властью бойчукизм, который осмысливал национальную культуру через связь с иконой и крестьянским творчеством как высшими формами искусства.
«ХЛЕБ» ЯБЛОНСКОЙ СТАЛ ОБЕРЕГОМ ДЛЯ МОЛОДЫХ УКРАИНСКИХ ХУДОЖНИКОВ
— Книга охватывает огромный период украинского изобразительного искусства — от «расстрелянного возрождения» до постнонконформизма — довольно дискуссионного явления 1990—2000-х. Достаточно ли было материала для изучения этой темы? На что ты опиралась?
— Несмотря на доступность ранее запрещенных архивных материалов, открытость имен, исторических фактов, мне как исследователю нужны были живые воспоминания и беседы со свидетелями и участниками тех событий, без которых невозможно постичь прошлое.
Помню, как долго говорили мы о парадоксах тоталитарного периода с Владимиром Мельниченко, размышляли о том, что в практике украинского официального искусства существовали тенденции поддержки признанными властью художниками молодых художников и стимулирования новшеств в их творчестве. Татьяна Яблонская побуждала будущих монументалистов Аду Рыбачук и Владимира Мельниченко на творческое путешествие к ненцам на остров Колгуев в Северном Ледовитом океане. «Как мне надоела эта серо-коричневая живопись, шахтеры и шахтерки в робах! Если бы вы разъехались на все четыре стороны и привезли бы что-то свежее, новаторское!» — говорила Т. Яблонская ученикам. Нельзя не понимать, что ее программный «Хлеб» (1949) был не только «шедевральным столпом» соцреалистической доктрины в изобразительном искусстве, но — с общественно-культурной точки зрения — давал Татьяне Ниловне, дважды лауреату Сталинской премии, на протяжении всей ее творческой жизни выступать в роли своеобразной берегини, которой позволялись разного рода модерные отклонения от соцреализма, и что вместе с тем художница была гарантом свободы творческого поиска в кругу прежде всего молодых украинских художников.
ГАЛИНА СЕВРУК. «ПОЛОМАННЫЕ КРЫЛЬЯ». 1967 Г.
Еще одна памятная для меня история, когда в Академии, где я работаю, появился уже немолодой мужчина, с элегантным шарфиком на шее, как из парижского журнала мод. Это был французский художник украинского происхождения Антон Павлович Соломуха, которому удалось сделать почти невозможное. В конце 1970-х в тандеме с тогда еще никому не известным молодым актером Игорем Цишкевичем они организовали «передвижную» выставку украинской нонконформистской живописи, которая экспонировалась в странах Европы и США. Целая папка архивных фотографий, документов, писем, самиздатовских каталогов, которые Антон Соломуха передал из Парижа через своего близкого друга, директора Института проблем современного искусства Виктора Сидоренко, оказалась в моих руках. Тщательным образом ее проработав, я обнародовала большую часть этого архива в своей монографии. Таких историй могу рассказать много.
— В своей книге ты рассматриваешь нонконформизм как мировоззренческий феномен и в то же время как гражданский протест художника. Чья творческая и жизненная судьба является наглядным примером трагедии непризнания и клеймения? Какие истории поразили тебя больше всего?
— В целом это было время, в котором по Зигмунду Фройду, прогресс шел в ногу с варварством. Одна из самых трагических страниц в «эпохе» несогласия выдающихся художников с властью и государством — это отказ от своих убеждений, изобретений, прозрений, это раскаяние, признание под давлением пыток несуществующих преступлений, что никоим образом не гарантировало жизни.
В протоколе допроса художника, преподавателя Киевского художественного института Ивана Липкивского, который был осужден за активное участие в национал-фашистской террористической организации к высшей мере наказания с конфискацией всего имущества, было «выбито» признание. Цитирую почти дословно: «Я, Липкивский Иван Васильевич, художник, член национал-фашистской организации (бойчукист) — автор произведений вредных в области изобразительного искусства. Я признаю свою вину перед Советской Властью, обещаю дать признание. Прошу дать мне возможность честным трудом заслужить себе право в новой жизни, чтобы все свои силы и знания отдать в интересах трудящихся». Приговор был приведен в исполнение в Киеве 13 июля 1937 года.
ОПАНАС ЗАЛИВАХА. «ЧИ БУДЕ СУД, ЧИ БУДЕ КАРА». 1964 Г.
И еще множество трагических судеб. Репрессирована «за активное участие в антисоветской банде украинских националистов» была львовянка Ярослава Музыка (реабилитирована в 1955-м), отбывал наказание в лагере Мордовии «за антисоветскую агитацию и пропаганду» Афанасий Заливаха, «за спекуляцию» и за «украинский национализм» был осужден к пяти годам лишения свободы кинорежиссер Сергей Параджанов, погибла от рук, как считают, КГБ А. Горская (1970).
ПРОИЗВЕДЕНИЯ «НЕБЛАГОНАДЕЖНЫХ ХУДОЖНИКОВ» СПАСЛИ ЧАСТНЫЕ КОЛЛЕКЦИОНЕРЫ И БАНКИ
— Переживали ли художники такие преследования, вплоть до физического Уничтожения, где-нибудь еще, кроме СССР?
— История человечества в целом преисполнена трагических изгнаний, преследований, казней всех, кто проявлял несогласие, — религиозных деятелей, художников, изобретателей, политиков. Практически зеркальным к ситуации в Украине было развитие нонконформистских тенденций в Германии. Государства, которые пережили травматический опыт тоталитаризма, были похожи по ключевым путям развития визуального искусства, что для обоих было средством борьбы за творческую и гражданскую свободу, воплощением протестантской эстетики через выразительные средства творения: экспрессию стилистику, контрастную бескомпромиссность черного и белого, динамику монументальных многофигурных, объединенных бурной подвижностью формы композиций с отсылкой к батальным произведениям периода Романтизма. На кострах нацистской «инквизиции» в 1930-х были сожжены тысячи артефактов, провозглашенных т. н. дегенеративным искусством. Рано ушли из жизни, подвергались пыткам и преследовались или уничтожались нацистским режимом Кете Кольвиц, Эрнст Барлах, Отто Дикс, Джон Хартвилд и др.
Впрочем, со временем то, что на территории СССР приобрело характер физических репрессий и переросло в появление диссидентского движения, в странах Западной Европы обрело характер интеллектуальных дискуссий, которые, помимо культурной проблематики, пытались выяснить проблематику трансконтинентального значения, — в смысле противоборства двух антагонистичных идеологий: социалистической и капиталистической.
ВИКТОР ЗАРЕЦКИЙ. «ЖИЗНЬ»
— Какова судьба произведений непризнанных властью и советской системой художников? Где они сохранялись — в запасниках государственных музеев, в частных коллекциях? В Украине или за рубежом? Можем ли мы говорить о том, что часть наследия художников, которые шагали «не в ногу с линией партии», окончательно потеряна? И где, в каких музеях можно увидеть сегодня искусство сопротивления?
— Одной из проблем в изучении украинского нонконформизма является существование и сохранение артефактов. В начале 1930-х годов в Украине была сформирована система музейных спецхронов, куда попали произведения «неблагонадежных» художников под гриф «секретно». Большая их часть была уничтожена и изувечена ужасными условиями хранения. Впервые они были обнародованы Национальным художественным музеем в начале 1990-х и во второй раз в 2015 году в формате двух масштабных выставочных проектов — «Искусство Украины XX века. 1900—2000» (1998) и «Спецфонд» (2015).
Накоплению и сохранению произведений неформального искусства способствовал галерейный бизнес, который ведет свое начало с 1990-х годов. Основателем его в Украине считается Виктор Хаматов — основатель первого творческого кооператива «Soviart». Также к процессу коллекционирования произведений нонконформизма приобщился ряд банков, которые работали над формированием собственных коллекций, поддерживали искусство и художественные проекты.
Деятельность частных галеристов, коллекционеров и банков была справедливо оценена в последние годы, когда произведения нонконформистов стали классикой, желанной в музейных коллекциях, причем не в фондах, а в экспозиции. Ведь по силе влияния на сознание зрителя эти произведения преобладают над традиционными формами живописи ХІХ в. или антиквариата, поскольку представляют историю еще продолжающегося явления.
