Масштабная, поразительная по эпическому размаху сценического действа и новаторским художественным решениям постановка осуществлена при поддержке Украинского культурного фонда и финансовой поддержке львовских областного и городского советов.
Жанр спектакля – эпос-фантазия, на самом деле характерна для искусства постмодернизма игрой с двойным шифром. Его можно раскодировать как с позиции музыковедения (известны жанры фантазии, вальса-фантазии), так и с литературоведческой позиции, так как в основе «Предрассветного танго» – роман-фэнтези нашего современника Юрия Винничука «Танго смерти».
Работа над спектаклем длилась беспрецедентно для этого коллектива долго – три года. За это время замысел разрабатывали и воплощали три режиссера. Автором идеи первой постановки по роману «Танго смерти» выступила директор и художественный руководитель театра режиссер Ульяна Мороз. Ее сопостановщиком был главный режиссер театра Владимир Подцерковный, но после его ухода из жизни репетиционную эстафету подхватила назначенная главным режиссером Яна Титаренко. Если У.Мороз в тандеме с автором инсценизации романа Валентиной Тужиной концептуально определила темы и структуру спектакля, то Я.Титаренко как профессиональный режиссер театра кукол подробно проработала с актерами партитуру кукловедения.
Мир «Предрассветного танго» – многофигурный, каждый из актеров играет по несколько разноплановых ролей. В спектакле задействованы корифеи труппы Вячеслав и Слава Курилко и заслуженная артистка Украины Кристина Гаврилюк. Среди младшего поколения исполнителей Марианна Бовцайло, Наталья Дяченко, Анна Назаревич и Ирина Остюк. В центре сюжета – четверо ребят, впоследствии юношей, собратьев в результате общей беды – потери родителей в Первую мировую войну: украинец Орест (актер Василий Когут), еврей Йосько (Александр Довгань), немец Вольф (Михаил Викс) и поляк Ясь (Юрий Полек). Также Йосько и Вольфа играют студенты дипломного курса Владимир Бойко и Олег Андрощук. Курс был набран кафедрой театроведения и актерского мастерства ЛНУ имени Ивана Франко как целевой для театра кукол, и методология традиционно сильной харьковской школы кукол, носителем которой является Я.Титаренко, пригодилась для воспитания молодежи. Создавая спектакль с амбициозным замыслом, В.Мороз пригласила специалистов по другим львовским сценам. Роль философа-хроникера истории Львова XX века, а может… и самого Бога, создал заслуженный артист Украины Роман Биль (Национальный театр им. М.Заньковецкой). Даже его работе присуща анимационная образность (персонаж-тантамареска), наглядная пластика «неживой», кукольной, руки. Старый, как Львов, Иосиф так давно ждал появления гениальной ученицы, чтобы передать ей вместе с нотами эстафету Памяти, что сам чуть не превратился в каменный дом. Образ юной ученицы маэстро типажно очертила (сыграть «гениальность» – задача из неблагодарных) скрипачка львовской филармонии Соломия Ониськив.
Над предметно-пространственным миром спектакля «колдовала» главный художник театра Инесса Кульчицкая. Щедрости выдумок признанному мастеру своего вида театра, кажется, хватило бы на несколько постановок. Спектакль, сюжет которого совмещает межвоенный и советский периоды истории Львова с фантастикой, справедливо решен как тотально анимационный. Системы кукол здесь соответствуют разным «реальностям». Например, образы дедушки и бабушки в одной сцене решены в разных системах. Такой прием способствует пониманию ментальной иначести персонажей. Некоторые куклы имеют уникальную авторскую механизацию (в общей сложности несколько десятков кукол И.Кульчицкая сделала для спектакля собственноручно).
Сценография «Предрассветного танго» – мощный трансформер, который в течение двух с половиной часов действия складывается каждый раз в новый образ (инженер декораций Ян Галас). Взаимодействие актеров в причудливых головных уборах (маски-вуали) со сценографией затруднено. Зевать в «Предрассветном танго» просто опасно – перестраивается, вздыбливается дополнительными измерениями пандус-сцена, опускаются сверху вертикали готических витражей или лесов ворот. Актерам необходимо совпадать в «точках» мизансцен с необычно сложной партитурой света (Борис Дегтярев), а еще часто вдвоем с партнером управлять одной куклой! Там, где инсценировка неизбежно локализовала роман Ю. Винничкука до отдельных эпизодов, именно сценография «раскрывает купюры», высвобождая образы поэтики автора и материализируя на сцене древний европейский город сквозь магический кристалл Времени. Ветер истории гуляет среди колонн, а образ старого центра дополняют готические тени домов и прохожих. В спектакле сцена концептуально освобождена от «одежды», фонари на штакетниках доступны глазам зрителей (это они творят тот волшебный эффект марева, густой световой занавес львовского тумана или задымленного паровозами вокзала в сцене лихорадки эвакуации). В нескольких эпизодах к образу кинетической сценографии присоединяется видеопроекция (календарь невыносимо долгих дней войны и оккупации Львова, кровавые маки как символ скорби по жертвам Второй мировой войны).
В «Предрассветном танго» талантливо варьируется символика гроба-футляра скрипки-бессмертия Духа в скорлупке бренного тела. Тяжелые кофры тянут по жизни матери мальчишек, словно памятники погибшим молодым мужчинам, маленькие футляры завораживают белоснежной шелковой подкладкой, превращаясь в бабочек в сцене влюбленности Ореста, но уже в картине начала войны они становятся очевидно тяжелыми чемоданами, в руках тех, кто мечется по вокзалу, пытаясь спастись бегством. В воссозданной И. Кульчицкой и режиссерами графической картине мира, постоянно находящейся «на грани» (войны и мира, жизни и потустороннего мира, истории и настоящего), широко применяется прием контраста и диспропорции. Как и оппозиция «миру взрослых» – черные силуэты больших паркетных кукол (к пальто которых актеры смекалисто подставляют свои руки с тростями или зонтиками!) и «миру детей» – белоснежных кукол мальчишек, которые, играя, прыгают по пандусу. Полосатые манекены-мишени появляются в эпизоде концлагеря (И. Кульчицкая процитировала здесь всемирно известный антифашистский спектакль «Реплика» Юзефа Шайны). Из нескольких гигантских треугольников (которые сами по себе вызывают ассоциацию с «похоронками»), актеры, как из пазлов, составляют самолет «освободителей», с пятиугольными звездами на физюляже. Этот образ мгновенно считывается как погоны уполномоченных любой ценой «советировать» регион ГБистов. Сцена карательной операции большевиков во львовской тюрьме ужасает скорее энергетически, так как анимационный язык позволяет счастливо избежать натурализма. Замершие части кукольных тел становятся здесь молчаливым свидетельством абсурда советского Театра смерти.
Образно-эмоциональной кульминацией спектакля стала сцена, где скрипачка, которую учитель призвал играть для людей хоть на вокзале, хоть во дворе тюрьмы (говоря словами А. Ахматовой, «там, где мой народ в то время был»), пробуждает нервный и болезненный голос скрипки в череде исторических катаклизмов. Средствами театра рук подобие нимба или штриховки света вокруг хрупкой фигуры девушки – происходит сакрализация образа жертвенного художника во времена общественных трагедий. Этот момент спектакля представляет тот редкий случай, когда априори более громкая фонограмма не заглушает тему соло живого сердца скрипачки – они резонируют, существуют в диалоге. Решение вполне соответствует трагедийному масштабу изображенных событий, так как наложение фонограммы на живой звук здесь напоминает взаимодействие античного хора с корифеем. Хореография Екатерины Погореловой и Юлии Скибы и музыка Дмитрия Никитина и Сергея Гаврилюка очертили музыкальные и пластические лейтмотивы спектакля «Предрассветное танго», добавив ему эксклюзива.
В целом "Предрассветное танго" – абсолютно оригинальное, безаналоговое пополнение вечернего репертуара отечественного кукольного театра. Хотя в контексте истории Западной Украины ее сюжетные мотивы и даже имя главного героя невольно вызывают ассоциацию с культовым фильмом «поэтической волны» «Белая птица с черной отметиной». Не удивляет гражданский пафос посвящения театром спектакля тридцатилетию восстановления Независимости Украины.
