22 мая девяносто лет назад родился великий украинский актер Николай Гринько. Актер, которого знают все. Для киногурманов — это прежде всего его роли в фильмах Андрея Тарковского (дебютное «Иваново детство», затем — «Андрей Рублев», «Солярис», «Зеркало» и, наконец «Сталкер»), работы в картинах Александра Алова и Владимира Наумова, Сергея Параджанова, Сергея Бондарчука, Александра Зархи, Ролана Быкова, Владимира Бортко, Алексея Германа, Сергея Герасимова, Родиона Нахапетова, Динары Асановой... И даже те из зрителей, кто с самоуверенной и легкомысленной беспечностью отторгает советское кино, предпочитая ему исключительно западную кинопродукцию, не могли не видеть (и, уверена, — не любить) его папу Карло из телевизионных «Приключений Буратино» и профессора Громова из «Приключений Электроника»... Парадокс состоит лишь в том, что и для кинознатоков, и для тысяч «рядовых» благодарных зрителей имя Николая Гринько зачастую не ассоциируется с понятием «украинский актер». Да что там зрители! — если наши кинематографисты, любящие всуе поминать былые успехи украинского кино, среди, как принято нынче говорить, знаковых фигур редко называют Николая Гринько. А ведь и правда — на студии им. А. Довженко у актера не было по-настоящему крупных, достойных его таланта ролей (при том, что фильмография Николая Гринько насчитывает более 180 ролей помимо студий бывшего СССР: он снимался в ГДР, Болгарии, Чехословакии, Норвегии). Что тому причиной? Необычная фактура? Но он был актером такой величины и такой органики, что мог сыграть практически все, а свою нестандартность «переплавить» в любой необходимый художественный результат. Или, может, все дело в слишком интеллигентной и в чьем-то представлении недостаточно «народной», не отвечающей национальному типажу внешности?
Это он-то? Родившийся в Херсоне и всю жизнь проживший в Украине? (Его родители были актерами. Играли в труппе Рабоче-крестьянского передвижного театра, а крестной матерью, кстати, была Оксана Петрусенко. Собственную театральную историю Николая Гринько прервала война: отвоевал стрелком-радистом на бомбардировщиках дальнего следования. Затем, с 1946-го, служил актером в театрах Ужгорода и Запорожья, в Киевском эстрадном оркестре «Дніпро»...) Так, может, дело вовсе не в Гринько, а в том, что нам надо «национальный типаж» пересмотреть? Напомним, Миколу Задорожного в «Украденном счастье» на родной довженковской студии ему сыграть так и не дали. Он написал сценарий, уже, кстати, будучи известным на всю страну актером, шесть лет обивал (если, конечно, подобное выражение уместно по отношению к Николаю Григорьевичу) порог студии: там и не отказывали, но и «да» не сказали...
Впрочем, накануне юбилея хотелось говорить о сыгранном, о ролях, которые навсегда вписаны в историю кино, понять: как он это делал? И я через друзей рискнула напроситься в гости к вдове Николая Гринько (его не стало 10 апреля 1989 года) Айше — женщине, которая тридцать лет их счастливого супружества была его ангелом-хранителем. Талантливая скрипачка, она, не слушая ничьих советов и собственных сомнений, ушла из оркестра радио и телевидения, а по сути — оставила музыку, чтобы каждый день быть рядом с мужем. «Я не стала его тенью, — напишет она спустя много лет в своей книге «Прикосновение». — Излучая свет, он не мог давать тень. Просто нам очень нравилось благодарить судьбу за то, что каждое из наших «я» — только второе «я», а при такой судьбе звуки музыки не уходят...»
Дом на улице Гоголевской. По нынешним меркам элитным его не назовешь, но в начале 80-х он именно таковым и воспринимался. Впрочем, в этом «позднем комфорте», как говорит Айше, Николай Гринько успел пожить всего четыре года. До этого были съемные углы и коммуналка. Переступая порог квартиры, где все обустроено со вкусом и стильной изобретательностью (не путать — со стандартным евроремонтом), в какой-то момент ощущаешь, что время здесь словно остановилось. На вешалке — котелок, канотье, ковбойская шляпа, трость — дожидаются хозяина. Милые семейные сувениры. На книжных стеллажах — фотографии: Гринько и Тарковский, Гринько и Марина Влади, Айше со скрипкой (кстати, именно благодаря ей они и встретились, когда композитор Евгений Зубцов принял молоденькую студентку консерватории в оркестр «Дніпра», в котором уже блистал конферансом Николай Гринько со своим партнером Григорием Антоненко)... Но во всей этой обстановке нет музейной нарочитости и уж тем более мемориальной помпезности. Просто это дом, где двум людям хорошо вместе. По-прежнему — двум...
Я делаю хозяйке комплимент по-поводу ее дизайнерских находок. Айше (она предпочитает, чтобы ее называли именно так, без отчества) благосклонно его принимает.
— Мы любили этот дом. Николай Григорьевич, заходя в квартиру, останавливался на пороге и, с удовольствием оглядываясь, не уставал повторять: «Красиво у вас, Айше Рафетовна». И у нас всегда было много цветов. Не только здесь. Когда мы приезжали в какой-нибудь город в киноэкспедицию, существовал некий ритуал: селились в гостиницу, Коля шел осматривать окрестности, я же бежала и покупала цветы, а поскольку быт в советских гостиницах был соответствующий, то приходилось покупать и вазочку. Сколько их осталось по всему Союзу...
— Николай Григорьевич ведь довольно поздно сниматься начал — в 38 лет. Как это начиналось?
— Со случайной встречи с начинающими режиссерами Аловым и Наумовым, которые снимали на довженковской студии «Павла Корчагина». И хоть до этого у него была пара эпизодов, но в кино его не звали. Алов и Наумов, впрочем, тоже предложили небольшую роль, остались довольны и сразу же нарекли Колю украинским Гарри Купером, а прощаясь, пообещали: «В любой нашей картине, где по сюжету нужен будет американец, играть будешь ты». И слово сдержали, вскоре пригласив на роль американского военного шофера в фильме «Мир входящему». У картины была трудная судьба, но, опять-таки благодаря случаю, она попала на фестиваль в Венецию, где получила высший приз. Но мало кто знает, что был и еще один — «За рекламу машины фирмы «Студебеккер» актеру, проведшему машину этой фирмы по дорогам войны киноленты, присудить... машину фирмы «Студебеккер». Правда, Коля ее так и не получил.
— Но ходит байка, что благодаря Гринько Алов и Наумов все-таки получили еще один «поощрительный» приз — ящик коньяка.
— Так и было. Как рассказывали режиссеры, кто-то из американской делегации «на пари» заявил, что, дескать, они не обошлись без американского актера, исполнившего роль шофера. Уже чувствуя вкус коньяка, те с гордостью парировали: «Нет, господа, вашего американца играет наш украинский парень, актер из Киева, Николай Гринько».
Для Коли же особо ценной была иная награда. После премьеры «Мир входящему» в Москве его долго разыскивал наш общий кумир, актер Николай Гриценко и, найдя в ресторане, молча поклонился Гринько в ноги...
— Много написано, что именно в этой картине Николая Гринько впервые увидел молодой Андрей Тарковский и прислал за ним в Киев режиссера Георгия Натансона с наказом тому — без актера не возвращаться. Тарковский запускался с «Ивановым детством». После этой картины Гринько на долгие годы стал «талисманом» режиссера, как тот сам не раз говорил. А когда Николай Григорьевич рассмотрел талант Тарковского и как складывались их отношения?
— Как это ни странно, но решающим фактором в том, что он принял предложение молодого режиссера, оказалась... рыбалка. Съемки проходили в Каневе, а Коля, уставший после изнурительного гастрольного турне, как раз собрался в Канев на рыбалку — это была его подлинная страсть. Хотя времени на нее всегда не хватало и приходилось довольствоваться тем, что он раскладывал дома свои многочисленные спиннинги, чинил их, перематывал леску... А тут — такая удача. И надо сказать, каждую свободную минуту съемок, хотя впечатления от них остались самые хорошие, он действительно отправлялся на реку. Но через год, на премьере, Коля все сетовал на себя: как, мол, дурак, мог пропустить такое начало. Андрей — сложный, но и простой человек. Вот такое сочетание. Он был весь в себе и вместе с тем, если хотел, — вполне компанейским. Гриня, кстати, такой же: поначалу — вроде рубаха-парень, а потом — прятался.
Часто говорят, что для Тарковского актеры — не главное в фильме, что он умышленно требовал от них некой недоказанности. Коля, большой мастер импровизации, поначалу протестовал: я хочу играть, а он мне не дает. Но Андрей в работе был категоричен и непреклонен, он твердо знал, чего хотел, и добивался от Гринько скупых, лаконичных мазков, а затем — восхищался его умением в какой угодно среде быть правдивым. Они были очень похожи внутренне. Им хотелось нового, большего, и в кино их интересовал как раз второй, а не первый план.
— Я недавно прочитала воспоминания Бориса Стругацкого о том, как мучительно шла работа над «Сталкером»: многократно переписывался сценарий, а затем Тарковский настоял и переснял практически готовую картину. Как происходили съемки?
— Предлагая Гринько эту работу (я писала об этом в своих воспоминаниях), Тарковский дал право выбора роли ему самому. Коля выбрал образ Писателя. Андрей, поглядев на него, одетого в игровое пальто, — очень модное, аристократичное, — отверг и костюм, и грим, и возникший образ, но сразу предложил роль Профессора. Коля расстроился, но, уже зная Андрея с его неприятием всего, что «слишком хорошо» или «слишком красиво», не обиделся и начал работать: надел поношенную одежду, какую-то вязаную шапочку допотопную. Работа шла непросто: много спорили, снимали медленно, было трудно не только эмоционально, но и физически: натура — заброшенный комбинат среди болот. У Саши Кайдановского и Толи Солоницына начались проблемы со здоровьем.
А в результате Тарковский, отсмотрев готовый материал сказал: «Это не моя картина...». И «Сталкер» пересняли. Но самым трудным оказалось озвучение ролей: оно было на пределе актерских возможностей. Андрей искал особое звучание голоса, страха в человеке. Тарковский как бы заново снимал фильм. За 12 смен озвучивается нормальная двухсерийная картина, а ребята не смогли сделать и половины одной серии... У Коли пропал голос — отказали связки. Для Андрея это был удар. Но сроки поджимали, и они договорились о замене голоса Гринько. И расстались... А потом Тарковский уехал...
— В «Сталкере» ситуация с голосом — нестандартная. Тарковский как раз был заинтересован в авторском звучании. Но я читала, что были случаи, когда режиссеры настаивали на дубляже Гринько. Почему? Как он реагировал?
— У него был специфический глуховатый голос, очень органичный для Коли, но действительно случалось, что режиссеры, видимо, слышали героя по-иному. Гринько не возражал. Был лишь один случай, когда он проявил принципиальность. Речь идет о фильме Сергея Юткевича «Сюжет для небольшого рассказа», где он сыграл роль Антона Павловича Чехова. Причем сомнения возникли не из-за Колиного тембра, а украинского акцента Гринько. Ну а как еще мог говорить Чехов, родившийся в Таганроге? — возмущался Гриня. И вкрадчиво, но не без ехидства, он обращался к актрисе Ие Саввиной (Маша Чехова в картине «Сюжет для небольшого рассказа» и главная критикесса Коли). — Пора бы знать, сестричка, что твой брат говорил с мягким украинским акцентом...
— На мой взгляд, фильм Юткевича состоялся только благодаря игре Гринько. Иначе картину не спасло бы даже присутствие французской звезды — Марины Влади. С другой стороны, стоит признать: не будь «Сюжета...», мы не увидели бы лучшее в истории кино воплощение образа Чехова. Чем была для Николая Григорьевича эта роль?
— Колю разыскали из «Мосфильма», когда он летел из Анадыря домой через Москву и остановился на несколько часов в гостинице. По телефону сообщили, что Сергей Иосифович Юткевич хочет предложить ему роль Чехова. Гриня признался, что от волнения чуть сознание не потерял. Не веря услышанному, после паузы спросил: «А вы знаете, какой у меня рост?» На что ему в ответ: «А вы знаете, какой рост у Чехова? 187!». Когда же на студии наложили грим, надели пенсне, то в группе пошутили: «Еще больше похожий на Чехова, чем сам Антон Павлович». Но Гринько внешнего сходства было, конечно, мало. Он постоянно мучительно размышлял над ролью и буквально допек меня вопросами: «Как играть Чехова, ведь он гений? Как играть гения?». В какой-то момент я не выдержала и решила отшутиться: «Играй, Гриня, самого себя и прибавь чуть-чуть меня». Гринько шутку оценил и вопросов больше не задавал.
— А каково жить с гением? Я серьезно спрашиваю.
— Если бы в юности мне сказали, что я влюблюсь в актера, — не поверила бы. Но вне работы он был абсолютно домашний человек, без малейшего актерства. Я не видела, чтобы он репетировал, роль разучивал. Он становился перед зеркалом и смотрел в одну точку. Спрашиваю: «Что ты делаешь?». Коля отвечал: «Мне необходимо найти глаза». Жалею, что не было режиссера, который бы снял только его глаза крупным планом... Кстати, во время работы над «Сюжетом для небольшого рассказа» он так вжился в образ своего героя, что, когда возвращался домой, именно глаза выдавали в нем присутствие двух жизней. А когда съемки были окончены, он как-то мне признался: «Я не могу вернуться к себе. Смотрю на все Его глазами».
— Николай Григорьевич понимал степень своего таланта?
— Наверное, хотя часто сомневался, повторял: «Это не мое». Отказывался от ролей героев-любовников. Кстати, в работе над ролью Чехова для него самой «трудной» оказалась сцена, в которой предстояло целоваться с Мариной Влади (она играла Лику Мизинову). Накануне он меня попросил: «Ты завтра на съемку не приходи, чтобы не смущать артистку...».
— Часто актеры опасаются сниматься с детьми — те своей органикой вчистую могут переиграть любого профессионала. А Николай Гринько в детском кино был абсолютно «своим». Это давалось без усилий?
— Без малейших. Но при этом он никогда не заигрывал с детьми, никаких «уси-пуси». Они же его обожали, висли на нем гроздьями, слушали, рты открыв. Думаю, все дело в том, что ребятня очень чутко реагирует на фальшь, детей нельзя обмануть. Коле они верили сразу и безоговорочно. Он был счастливый человек: его взгляды на жизнь и система жизни не были в противоречии. Мало кто может позволить себе такую роскошь...
P.S. Сегодня на родине Николая Гринько, в Херсоне, в отделении Союза кинематографистов будут вспоминать великого актера. В Киеве кинематографисты отдадут ему дань памяти 10 июня. Но, может быть, пора о собственном достоянии вспоминать не только в дни юбилеев...
