По Москве прокатилась волна антигрузинской истерии. Лично она задела многих деятелей культуры, науки, бизнеса. В СМИ сообщалось, что не избежал «наезда» и популярный писатель Борис Акунин. Впрочем, несмотря на неприятности, он обещает, что 1 декабря из печати выйдут «Нефритовые четки» (новая книжка о Фандорине). С Григорием ЧХАРТИШВИЛИ, пишущем под псевдонимом Борис Акунин, novayagazeta.ru поговорила о настоящем и будущем, о том, что делает писателя впередсмотрящим, и, конечно, о новом романе писателя.
— В одном из интервью вы сказали: «Меня интересует история второй половины XIX века Европы вообще и России в частности. Я вижу там много сходства с тем, что происходит сейчас. 100 лет назад Россия пошла не в ту сторону, в какую нужно, так мне кажется. Повторится это сейчас или нет?»
— История, увы, повторяется. Те же самые грабли стучат о тот же самый лоб. В XIX веке роковым стал 1881 год, убийство Александра II и последовавшая затем отставка реформатора Лорис-Меликова. С этого момента, по-моему, революционный взрыв стал неизбежен. Российская власть, пройдя по самой кромке парламентаризма, скатилась назад, в воронку абсолютной монархии. Эта политическая система управления в условиях технической революции и социального перелома оказалась совершенно неэффективной. Потом, во времена Столыпина, изменить уже ничего было нельзя. Тем печальнее наблюдать, как теперь, в начале XXI века, мы вновь сползаем в допотопную модель авторитарной власти. Никакой гений не смог бы вытащить на своих плечах всю российскую вертикаль власти. Это не работает даже в маленькой Белоруси, что уж говорить об огромной и сложной России. Парламент, независимый суд, свободная пресса — не либеральные красивости, это три остальных колеса автомобиля, без них, на одном «исполнительном» колесе, доедешь лишь до ближайшей канавы.
— Из другого вашего интервью: «Не приведи Господь, какая-нибудь разновидность фашизма новообразуется… Увы, подобного витка истории не исключаю. Это может произойти, если власти заиграются в скинхедско-расистские страшилки, чтобы попугать обывателей».
— Ну, а что тут комментировать? В нынешнем октябре российская власть совершила несколько очень серьезных ошибок, за которые всем нам придется расплачиваться. Любые неосторожные маневры на межэтнической плоскости чреваты кровью, погромами и в конечном итоге — сползанием в фашизм.
— Как вы оцениваете теперешнее искушение шовинизмом? Откуда его корни? Мера угрозы? Куда исчезла терпимость? И почему сам принцип «обрусения», работавший в царской империи и в СССР, теперь теряет силу?
— Не теряет. Я думаю, что люди, у которых оба деда и обе бабки русские да еще такая же беспримесная жена, составляют сегодня меньшинство населения. Россия — страна не одного этноса, а одной преобладающей (но не единственной) культуры. На месте великорусских шовинистов я радовался бы, что моя культура способна всосать и «обрусить» людей иного этнического происхождения. Но шовинисты, как известно, люди недалекие. Их звездный час настает, когда они чувствуют поощрение сверху. В прочие времена они существуют на уровне мелкой шпаны. Что же до терпимости, то ею Россия никогда особенно богата не была. Этому еще предстоит научиться.
— В книгах о Николасе Фандорине Россия XXI века весьма живописна, довольно безнравственна и очень жестока (особенно во «Внеклассном чтении»). Есть ли у вас намерение «сердца собратьев исправлять»?
— Ну, такая сегодняшняя Россия и есть. Во всяком случае Москва, которую я обычно описываю, — не реалистически, а карикатурно. Адреналиновый, опасный, безумно интересный, очень красивый город. Относительно исправления сердец. Сначала очень хотелось бы исправить свое собственное. На это обычно уходит вся жизнь, и успех не гарантирован.
— За вашими динамичными романами сквозит глубокое знание истории. Как и зачем вы уходите от соблазна «утяжелить прозу» этим знанием?
— Приключенческий роман — не монография. Просидев много лет над «тяжелыми романами», я стал больше всего ценить в изложении легкость. Подчеркиваю: в изложении, а не в содержании и смысле, да? Любую, самую драгоценную, мысль можно угробить, если она облечена в неподъемную форму. Во всяком случае, если мы говорим о беллетристике. Когда-нибудь, возможно, я напишу историческое исследование.
— Вы говорили, что хотели бы видеть киноверсию «Пелагии...» с Полиной Кутеповой. Есть ли проекты экранизации?
— Пока Полина Кутепова начитала аудиоверсию «Белого бульдога». Мне очень понравилось. Хотел бы, чтобы эта актриса сыграла мою монашку и в кино. Контракт на экранизацию заключен, но дело не движется. У меня в этом году вообще как-то все кинопроекты затормозились. Расположение планет, очевидно, неблагоприятно.
— В декабре выйдет книга «Нефритовые четки». Для нее вы собирали материал в США?
— И не только. Ездил на Вологодчину, в Бристоль, Бретань, еще во всякие разные места. Это большой сборник, в него войдут три повести и рассказы.
— Судя по истории потомков Фандорина в «Алтын-толобасе», погибнет он в Крыму в 1920 году. Предстоит ли ему встреча с Врангелем?
— Нехорошо говорить о смерти персонажа, который еще жив. Откуда вы знаете? Может, он вообще в Тибет уедет и до перестройки доживет.
— Как поживает замысел интерактивной книги в сети?
— По моим расчетам, студия Артемия Лебедева, двигаясь теми же темпами, закончит этот труд году этак к 2029-му. Зато у меня скоро выйдет первая компьютерная игра про Фандорина, называется «Нефритовые четки». Это нечто среднее между детективом и бегалкой-стрелялкой.
— Вы говорили, что самый автобиографический ваш персонаж — белый бульдог. Почему, Григорий Шалвович?
— Характер такой!
