В Национальной опере Украины представили новую постановку «Флории Тоски» Джакомо Пуччини. Этот беспроигрышный для любого театра выбор («Тоска» входит в десятку самых популярных во всем мире опер) постановочная группа решила усилить знаменитым сопрано Людмилы Монастырской в исполнении главной партии. В результате билеты были полностью раскуплены еще за полтора месяца до премьеры. Режиссером постановки выступил Анатолий Соловьяненко, дирижер — Николай Дядюра, художник — Мария Левитская.
Роскошные декорации, красочный оркестр и лучшие солисты обеспечили успех премьере, но главным образом внимание зрителей приковала, конечно, Людмила Монастырская. Ее невероятной глубины, силы и одновременно акробатической легкости голос невероятно разнообразно реагировал на все сюжетные сломы. После премьеры Людмила Монастырская встретилась со зрителями в рамках программы «Сезон премьер», ответив и на вопросы «Дня».
«ЦВЕТ, КАК И ЗВУК, — СРЕДСТВО ВОЗДЕЙСТВИЯ НА ЗРИТЕЛЯ»
— Как вы относитесь к тому, что вас называют одним из лучших современных сопрано?
— Мне не нравятся такие определения. Не люблю, когда называют «лучшей Аидой», ведь о подобных вещах никогда нельзя судить со 100% уверенностью. Даже у зрителей одного конкретного спектакля разойдутся мнения: кому-то нравится более лиричный тембр, кому-то — драматический. Для кого-то на первый план выступают актерские качества, а не вокал. Это же не спортивные состязания, тут не может быть победителей.
— Партию Тоски вы исполняли множество раз и в разных постановках. В частности, 17 февраля в Берлинской государственной опере. Чем отличается эта постановка от киевской премьеры?
— Я обожаю, когда режиссеры следуют тому, что написано в партитуре, именно поэтому нынешняя постановка в Национальной опере мне так близка. В берлинском спектакле было много разнообразных режиссерских ходов, которые мне сложно принять. Например, во втором действии Тоска по замыслу режиссера, увлечена Скарпиа, которого играет Эрвин Шротт (известный уругвайский оперный певец-баритон). Она не убегает от него, потому как он ее завораживает своей властностью, своими специфическими мужскими чарами...
— Тогда почему Тоска убивает Скарпиа, если так им увлечена?
— Мне это совершенно не понятно. После некоторых постановок мне кажется, что режиссер ненавидит певцов. Я стараюсь не вступать в конфликты, но вульгарных, пошлых постановок пытаюсь избегать. Режиссеры себя в последнее время не утруждают тем, чтобы заглянуть в клавир, вникнуть в типы голосов вокалистов, полагая, что это прерогатива дирижера. А вот в нашем оперном театре мне очень комфортно. Анатолий Соловьяненко следует каждой ремарке, которая стоит в тексте. У него профессиональный подход режиссера-музыканта...
Я как певица просто по-другому себя чувствую, когда надеваю костюмы с шикарными шлейфами, придуманные Марией Левитской. Цвет, как и звук, — средство воздействия на зрителя, и художница нашла прекрасное соответствие между эмоциональным наполнением музыки и визуальным воплощением оперы. Ею проработана каждая мелочь — парики, украшения, даже грим продуман до мелочей.
— Людмила, с момента написания «Тоски» изменился зритель — прошло больше ста лет. Чем можно привлекать современную публику?
— Качеством. У меня взрослые дети: 19 лет дочери и 18 — сыну. Я бы очень хотела, чтобы это поколение тоже ходило в театр, но привлекать его методами, характерными для желтой прессы — это не выход.
«МОЯ ТОСКА ВЕЗДЕ РАЗНАЯ»
— Насколько технически сложна для вас партия Тоски?
— Не считаю, что это наиболее сложная для меня партия в плане вокала. То ли дело — Абигайль из «Набукко», сложнейшая в сопрановом репертуаре. Сейчас театры стали давать второй акт следом за первым, без антракта. В постановке «Метрополитен-опера» у меня между актами быстрое переодевание, для чего за кулисами ставят маленькую ширму. Я всегда прошу теплую воду в этот момент, чтобы хоть какой-то отдых связкам дать, но пауза все равно слишком коротка. И когда идут 8 спектаклей подряд, то сложнейшая ария во втором действии не всегда идеально дается. Один раз все гладко проходит, а в другой могу перехватить дыхание после высокой ноты. Или какая-то посторонняя мысль в голову попадет — и все, исполнение уже не то. В общем, это все — очень тонкая материя.
— От действия к действию ваш образ Тоски меняется. По-разному откликаясь на события, ваш голос приобретает то те, то другие оттенки. Как развивается ваш персонаж в течение оперы?
— Конечно, моя Тоска везде разная. Поначалу — это светлая лирика, так как она еще ни о чем не подозревает. Потом голос меняется из-за ревности. Дальше уже полная самоотверженной страсти женщина, желающая спасти любимого. И третье действие — кульминация сюжета...
Думаю, что после 35 лет что-то такое появляется внутри, что позволяет спеть эту партию по-настоящему. Человек должен что-то пережить, пропустить сквозь себя сильные эмоции, принять их близко к сердцу. Иначе актер просто не сможет создать впечатляющий образ. Другое дело, что не каждому зрителю может понравиться эта интерпретация. Каждый человек имеет право на свою позицию.
Каким бы я ни видела свой образ, он очень корректируется постановочной группой. Уже от дирижерского темпа зависит характер моей героини. Важно, чтобы маэстро тоже чувствовал состояние Тоски, Каварадосси, Сполетты, Скарпиа. А задача режиссера — правильно выстроить траекторию развития, переговорить с дирижером о темпах.
Знаете, прежде моей любимейшей ролью была Аида. Но так сложилась моя личная жизнь, что теперь Тоска — это идеальное попадание в меня сегодняшнюю.
