В то утро, идя на работу, я услышал телефонный разговор, который на ходу вел мужчина где-то неподалеку, сзади. Он напомнил мне старинную притчу об одном царе, который направлял войско забрать дань с захваченных территорий. Когда посланцы вернулись, он спросил: «Как себя вело население?» — «Рыдали», — ответили ему. Через неделю повелитель опять послал за поборами и снова спросил о реакции народа — «Плачут!», — ответили ему. На третий раз — ограбленные были просто грустными, а когда их попробовали обобрать в четвертый раз, начали смеяться. «Вот теперь у них действительно ничего нет» — сделал вывод завоеватель. Тот мужчина, телефонный разговор которого я случайно подслушал, как и герои притчи, которых в четвертый раз попробовали обобрать, говорил на тему отмены 300 решений Киеврады относительно приватизации недвижимого имущества.
Если бы в каком-то из киевских театров в течение последних лет появился спектакль по примеру «Бидерман и поджигатели» Макса Фриша в версии Грузинского государственного академического театра им. Шота Руставели, возможно, каких-то странных решений в городской жизни удалось бы избежать. По крайней мере, такая уверенность появилась после просмотра спектакля, который киевляне смогли увидеть на франковской сцене 27 и 28 октября благодаря спонсорской поддержке Фонда Василия Данылива «Свитломрий». А говорят, что на родине всемирно известному грузинскому режиссеру Роберту Стуруа и за эту постановку, и за несколько предыдущих власть имущие упрекали в непатриотичности взглядов. Даже 70-летний юбилей мастера сумели почти не заметить. Сам же он, усмехаясь в усы, удивляется мощности фантазий тех, кто в театральной забаве увидел, услышал или почувствовал что-то обличительное.
И в самом деле, что такого сатирического в том, что историю, происходыщую в городе, которым руководит Готлиб Бидерман (Заза Папуашвили), сценограф Георгий Алекси-Месхишвили перенес в цирк-шапито. В центре батут, на котором будут взлетать к небесам поджигатели города: его мэр с соратниками. В кривых зеркалах будет любоваться своей красотой и элегантностью его жена Бабетта (Нино Касрадзе). А руководит всем этим действом, умело манипулируя сознанием, на самом деле бездомный Шмиц (Бесо Зангури), за что получает не только право переночевать где-нибудь под крышей, но и полакомиться объедками Бидермана.
Хор пожарных то смело выполняет приказы руководства, то требует его отставки, то воспевает его добродетели. Дирижер хора каждый раз руководит умело, предварительно поднявшись на канистру-подставку. А тумбы для цирковых хищников служат ступенькой для подъема на высоту критических действий, которые под жестоким глазом руководителя-дрессировщика превращаются в выпрашивание лакомого куска.
Пожар распространяятся методически. Сначала выгоняют с работы кристально чистого главного бухгалтера. Его жена — многодетная мать — сходит с ума от страха за их будущее, а сам безработный отец выбрасывается из окна.
Нарастающее недовольство жителей города порождает в головах его руководства блестящую идею — повесить всех недовольных по одному без судебной волокиты и воцариться спокойно на века.
Для начала поджигают детские садики.
Народ теряет веру в Бога и вместо него начинает молиться пожарным. Бидерман даже поет от наслаждения и в своем руководящем кресле, оборудованном ангельскими крыльями, поднимается к вершинам наслаждения от удачного управления городом.
В семидесятых годах Московский «Театр на Таганке» коммунистическая власть СССР выпустила на гастроли в Париж со спектаклем об Октябрьской революции по Джону Риду «Десять дней, которые потрясли мир». Во время эпизода, в котором рабочие и интеллигенция в едином порыве выходят с плакатами «Хлеба», «Долой голод», (плакаты напечатали на французском языке) зрители стоя аплодировали. Главный режиссер Ю.Любимов начал выяснять причину такой реакции: оказалось, что на то время в Париже была забастовка хлебопроизводителей.
Очень интересно, какой была бы реакция киевлян, а может и не только киевлян на спектакль, подобный грузинскому?
Но как-то не складывается в наших театрах с гражданской позицией и безоговорочным патриотизмом. Причина проста. Вместо цензуры театрами руководит отсутствие финансирования. Им самим нужно зарабатывать на коммунальные услуги, размер которых ничем не отличается от того, что платят банки. Налоги на театральные зрелища такие же самые, как на производителей, скажем, водки, разве что театральные билеты не облагаются акцизом. Арендная плата за помещение... нет, о помещении просто слишком больно говорить.
Поэтому театры как раз должны развлекать, развлекать и еще раз развлекать, чтобы не потерять ни одного из зрителей, хотя бы девяносто процентов из них — люди думающие и небезразличные. Но и им где-то нужно получить утешение от циркового балагана, жестокой беспомощности дрессировщиков, действительности в кривых зеркалах и непрерывных размышлений: а кто на самом деле руководит всем этим «цирком»?
