Итак, закончился XXI ММКФ. Автор этих строк может считать
себя аксакалом данного киносмотра, ибо 14 предыдущих он также посетил.
Собственно конкурсные программы на ММКФ редко бывали удачными; и нынешняя,
полагаю, не блещет. Впрочем, прикушу язык — не все в конкурсе удалось или
захотелось посмотреть. Однако и увиденных 29 картин, а также восьми международных
«круглых столов» и конференций, где довелось побывать и дискутировать,
думаю, вполне достаточно, чтобы составить впечатление о современном кино
и нынешнем мире. Вот несколько любопытных, на мой взгляд, сюжетов, почерпнутых
не столько из фильмов, сколько «между» фильмами XXI ММКФ.
MADE BY USA: ЛЮДИ В КУСКАХ
Одной из запланированных сенсаций кинофестиваля был приезд
англо-американского киноактера Майкла Йорка с супругой. Пат Йорк, как выяснилось,
тоже творческая личность и прибыла в Москву не с пустыми руками. В самом
центре ММКФ — в Манеже — открылась выставка ее фотографий. Экспозиция состояла
из трех разделов, которые по- своему иллюстрировали этапы проникновения
фотомастера под покровы сокровенного, во «внутренний мир» человека как
его понимает Пат. Первый раздел выставки посвящен звездам мирового кино.
Мы видим их в семейных сценках, дружеском общении, в каких-то спонтанных
жанровых эпизодах. Например, вышел из моря совершенно нагой французский
актер Мишель Пикколи, а тут Пат с ее фотокамерой. Мишель прикрыл ладошкой
срамные зоны, а муж Пат, Майкл, уже мчит по берегу, неся коллеге, чем прикрыться.
Второй цикл фотографий развивает именно этот мотив первого до его наивозможных
пределов: голыми предстают все, и это концептуального важно. Вот что об
этом сказала сама Пат: «Как-то мне пришло в голову, что если бы все мы
всегда оставались голыми, то в мире не было бы такой помпезности и фальши.
Именно тогда я задумалась над серией фотографий людей в их повседневной
обстановке совершенно голыми». Действительно, мы видим представителей самых
разных профессий — фермершу, бизнесмена, архитектора и т. д. — с аксессуарами
их рода деятельности и, естественно, во всей красе телесных данных, свойственных
их возрасту и полу. Странно, но самую доступную из всех моделей — Майкла
Йорка — в этой серии увидеть нельзя. Между тем Пат склонна раздевать перед
объективом поголовно всех. Корреспондентка «Московского комсомольца» Наталья
Килессо, пришедшая в гостиничный номер Йорков за интервью, тоже оказалась
зафиксированной на фотопленку в чем мать родила. Казалось бы, поиски Пат
прекрасного в эксгибиционистских формах дальше эпидермиса продвигаться
не способны. Отнюдь. Творчество фотографа опровергает такое предположение.
Ведь третий раздел выставки посвящен ни чему иному как «Пат-анатомии».
Вот уж раздел так раздел. В мясницком смысле слова. Мы видим и общие сцены
патологоанатомической разделки трупов и отдельные, искусно препарированные,
части человеческих тел. Вот кудесник- анатом (д-р Марк Пик) аж до пояса
спустил кожу с трупа какого- то толстяка. Он держит в руках нечто вроде
гидрокостюма аквалангиста, но «костюм» этот полностью сохраняет сходство
со своим бывшим обладателем. Даже выражение лица характерно. Вот мужская
голова, ровненько разрезанная вдоль, а вот — нарезанная, как апельсин,
ломтиками поперек. Вот, отдельно — человеческое ухо с частью черепа. А
вот — бывший повод для былой ложной стыдливости — чьи-то гениталии. Тоже
отдельно от остального... Все это, наверное, в медицинском контексте смотрелось
бы с определенным профессиональным интересом. В контексте и в статусе искусства
— совсем другое дело. Ведь по снимкам видно, что мертвая человечина подана
автором как бы в эстетическом ракурсе. Об этом говорит и сама Пат Йорк
в своем пресс-релизе: «Трупы и части тела, совсем не отталкивающие, становятся
объектами утонченный красоты и глубокого смысла... Редкая привилегия иметь
возможность фотографировать человеческий мозг и добиваться такой же степени
выразительности, как и с живыми объектами... Я едва начала свое путешествие
через пейзажи человеческого тела с его сложными рельефами; впереди еще
много странствий и открытий. Красота этих тел несет в себе ощущение мира
и любви, и работа с ними напоминает мне об основных вопросах нашего существования».
Возможно, Пат при аранжировке мертвой плоти действительно
думает о чем-то «духовном», как она утверждает, но смысл этой анатомической
версии нудизма, похоже, другой: ничего кроме плоти в человеке нет и, если
что-то прекрасно, то только она. Человек подан как целесообразно устроенный
биомеханизм, обслуживающий плотские же радости бытия. И в принципе неважно,
действует ли еще эта биомашина или почему-либо уже «сломалась» и разобрана
на запчасти. Все здесь как бы достойно восхищения, ибо все отлично смонтировано
и способно весьма эффективно отправлять акты жизнедеятельности. В таком
понимании человека, собственно, ничего нового нет. Просто в очередной раз
со времен Жюльена Ламетри, автора знаменитого трактата «Человек-машина»,
содержание человека спутано с его содержимым, а внутренний мир — с внутренностями.
После просмотра выставки Пат Йорк со мною случилось одно
из чудес фестивальной саморежиссуры: впечатления от нее сами собой смонтировались
с другими, соседними. В тот же самый день ближе к вечеру я случайно попал
в Музей кино на программу фильмов из Югославии. Здесь опять в течение целых
ста минут пришлось созерцать трупы и куски человеческих тел. Это была видеохроника
двухмесячных натовских бомбежек Сербии. Правда, на этот раз разбросанные
по дворам частных усадеб, на дорогах и в развалинах домов человеческие
фрагменты выглядели не эстетично. Хотя и были совсем свежими. Их покрывала
пыль и грязь, они частично обгорели. Их собирали в полиэтиленовые пакеты,
сортировали по персоналиям, отпевали и погребали. Никакой красоты, что
так любит Пат в мертвом, не наблюдалось. Но вот авторство утреннего и вечернего
зрелищ мне показалось отчасти общим. Я вовсе не собираюсь кого-то обличать
или уличать. Хотя в одном из эпизодов, устрашающих югославских кинодокументов,
есть деталь, которой место скорее в суде, чем на кинофестивале. В какой-то
деревенской усадьбе мы видим не только убитых и живых ее обитателей, что
мечутся, зажимая раны рукой, но и желтенький неразорвавшийся сегмент кассетного
заряда. «Made in USA». Нет, дело не в маркировке. Она на боеприпасе могла
оказаться любой. Я — о сходстве мировоззренческих «подписей» на двух увиденных
в тот день «произведениях». Там, где жизнь человека отождествлена с его
целесообразным биологическим устройством и поставлена в зависимость от
целесообразности политических устройств, там, оказывается, грош ей цена.
Или больше, но тоже обязательно в дензнаках. Увы, свято место часто бывает
пусто. В этом пункте, если судить прежде всего по американской кино- и
не только кинопродукции, вполне может стоять идол плотских утех, кумиры
коммерции и власти, или восседать божок тотального технологизма. В стремлении
подменить икону рекламным постером Пат не одинока. О популярности этого
подхода особенно красноречиво говорит маскультовый китч, который в рыночных
условиях не столько формирует потребности публики, сколько их обслуживает
и о них же свидетельствует. Так, в идущих по отечественному ТВ «Секретных
материалах» мы видим тот же знакомый мотив эстетизации патологоанатомических
процедур. А разве киносерии с «киборгами» и «звездными войнами» не построены
на буквальном, лобовом отождествлении человека с механизмом и наоборот.
Очевидно, в Штатах есть массовый спрос на идею: специфической ценности
за человеком не значится, зато «технологическая» весьма высока. Причем
речь идет о человеке вообще или другом человеке. Ведь среди расчлененных
мертвецов Пат Йорк вряд ли найдутся ее родные и близкие. После этого, пожалуй,
и можно бомбить туземную Сербию.
...На заключительном просмотре XXI ММКФ была показана самая
новая, третья, часть «Звездных войн».
ДРУГИЕ НАЦИОНАЛЬНЫЕ МОДЕЛИ
Приглашение на фестиваль я получил от Форума кинематографий
стран СНГ и Балтии, а в рамках этой программы прежде всего акцентировались
национальные особенности современных киномоделей. Даже специальный «круглый
стол» состоялся на такую тему: «Национальные модели кинематографа в контексте
мирового кинопроцесса». Что говорилось об украинской «модели» фактически
отсутствующего у нас кино, здесь я обсуждать не стану. Мы же свои люди
— как-нибудь потом потолкуем между собой. А вот о других «моделях» стоит
сказать.
Оказалось, новые игровые полнометражные фильмы снимаются
практически во всех бывших советских республиках. Другое дело, сколько
и каких. К сожалению, единственная за последний год выпущенная в Украине
игровая лента «Как коваль счастья искал» не вызвала на форуме видимой реакции.
Коллеги из других стран даже уклонялись от комментариев, когда я настойчиво
их расспрашивал о впечатлениях. В центре дискуссий оказался новый казахский
кинематограф, собравший за последние годы целый букет престижных международных
наград и, вообще, стабильно выпускающий жанрово разнообразный кинопоток.
В казахской подборке самых новых лент были представлены четыре образчика
решительно различных художественных направлений. Пятый фильм («Фара»),
представленный в конкурсе, тоже не был обойден вниманием и получил приз
за лучшую мужскую роль (актер Фархад Абдраимов). Тем не менее на обсуждении
казахского феномена один из его героев и авторов, молодой режиссер Серик
Апрымов, заявил, что ему нынешнее отечественное кино не любо, оно ему кажется
притормозившим на сложившихся стереотипах и в ближайшее время «нам всем
стоит разойтись в разные стороны». Нам бы их проблемы! Вот уж воистину
у кого жемчуг мелковат, а у кого щи жидковаты. Что же касается моих личных
впечатлений, то симпатичной чертой буквально всех казахских лент мне показалось
отсутствие в них и тени этнического национализма. Казахский и русский языки
в сюжете сосуществуют (как, видимо, и в реальности) на равных. Славянские
типажи живо лопочут по-казахски, а персонажи-казахи — то так, то этак.
Забавные наблюдения: в фильмах «1997» А. Амеркулова и «Аксаут» С. Апрымова
казахи, как правило, на русский переходят в состоянии аффекта. Причем это
не обязательно матерная брань. Трагикомедия «Омпа» С. Нарымбетова и вовсе
строит свой сюжет вокруг интернационального дуэта друзей-летчиков: один
— казах, родившийся в Саратове, другой — русский, родом из Алма-Аты. Тут
хочется сказать обратное уже сказанному: нам бы отсутствие их проблем.
Второй из постсоветских кинематографий, которая не только
выжила, но и расцвела за эти годы, несомненно следует считать российскую.
Не буду ссылаться на ее «Оскары» и европейские призы. Скажу лишь, что фильмы
просто добротные и высококлассные здесь не радостные находки, а довольно
серийные вещи. Причем успешно функционируют все три вида кино. Мне довелось
увидеть совершенно блистательную программу документалистики последних лет.
На новую мультипликационную подборку, посвященную А. С. Пушкину, я, правда,
не попал, но достаточно сказать, что всего за один год она снята всего
лишь одним (!) замечательным мастером — А. Хржановским («Возможно все...»,
«Давай улетим», «Колыбельная для сверчка»). Среди самых новых игровых российских
картин мне выпало увидеть откровенную халтуру Владимира Хотиненко («Страстной
бульвар») и, полагаю, новое достижение Василия Пичула («Небо в алмазах»).
Последний фильм представляет собой фантасмагорический и феерический образ
нынешней российской (точнее, московской; а еще точнее — постсоветской)
жизни. Роскошь и воровство, разгул добрых, злых и просто дурацких страстей,
благотворительность и киллерство — все это и многое другое объединено точным
чувством стиля и оригинальной фабулой. Это — забавная и издевательская
в одно и то же время метафора рехнувшейся эпохи. Причем эпохи, которая
свой абсурд намерена забросить еще и в космическое пространство. В финале
мы видим старт в космос... гигантского фонтана «Дружба» (того что на ВДНХ)
со всеми его золочеными фигурами, символизирующими братство советских народов.
И что интересно: и россияне, и казахи недовольны своими замечательными
кинематографиями. Постоянно толкуют о кризисе, застое и т. п. Остается
дождаться тех блаженных времен, когда и украинская критика заговорит о
кризисе в нашем кино. Пока все наши разговоры о недостатке финансов.
Наконец, последнее из продемонстрированных в Москве новинок
в сфере национального киномоделирования. У меня осталось стойкое впечатление,
что я присутствовал при рождении нового образа израильского кино. До сих
пор существовало почти парадоксальное противоречие. Израильский кинематограф
на культурной карте мира обнаружить было крайне непросто, так он был слаб
и сер. В то же время значительную часть мировой киноэлиты составляли именно
этнические евреи. И вот на последнем МКФ в Карловых Варах гран-при получил
фильм «Друзья Яны» молодого израильского режиссера Арика Каплана. Мне удалось
увидеть эту работу. Поначалу она разочаровывала, показалась обычной мелодраматической
попсой. Действие разворачивается в среде бывших граждан СССР, которые никак
не могут обрести свою новую родину и судьбу на израильской земле. Это отъявленные
неудачники и большинство и них едва сводит концы с концами. Казалось, авторы
умиляются этим. Однако вскоре я уловил драматургическую канву сюжета. Она
сводится к общеизвестной и национально колоритна идиоме «еврейское счастье».
Абсолютно все герои этого фильма, как выясняется, умеют дождаться, когда
их фиаско обернется выигрышем. Причем второе нередко оказывается гораздо
весомей первого. Например, главная героиня ленты Яна, молодая женщина,
которую на чужбине без гроша бросил муж, именно потому-то и встретила своего
нового, настоящего возлюбленного. Унизительное нищенство бывшего ветерана
ВОВ послужило поводом для встречи с его незабываемой фронтовой подругой.
Нищенство превращено в хорошо налаженный бизнес и т. д. Даже, когда в финале
инвалид сваливается с обрыва в море, это приводит не к его гибели, а к
излечению. Фильм Арика Каплана мне показался простым, как репа, и мудрым,
как Тора, советом каждому: не торопись унывать, еще неизвестно, чем обернется
то, что поначалу кажется неудачей. Местная публика устроила ему овацию.
И вот ваш покорный слуга, унесенный общим порывом, чуть ли не со слезами
на глазах про себя повторял: «Лехайм! Лейхайм! Во истину лехайм!»
