У каждого крупного экранного форума — своя специализация. К примеру, Канны поощряют открытия в киноискусстве, Торонто обладает крупнейшим околофестивальным рынком, Роттердам специализируется на экспериментальном кино, а Сандэнс — на американском независимом.
Берлинский фестиваль в этом перечне выделяется особым вниманием к вопросам этики и политической актуальности. Содержание тут зачастую важнее формы, а условия производства того или иного фильма иногда не менее значимы, чем качество самой картины.
На 63-м фестивале бросалось в глаза то, что основной конкурс организован по жанровым и тематическим блокам. Так, было две драмы о борьбе простых людей против произвола крупных корпораций или коррумпированных чиновников: американская «Земля обетованная» (режиссер — Гас Ван Сент) и российская «Долгая счастливая жизнь» (Борис Хлебников). В свою очередь, «Земля обетованная» продолжала ряд библейских аллюзий в названиях нескольких конкурсных фильмов — «Рай: надежда» (Ульрих Зайдль, Австрия —Франция — Германия), «Во имя...» (Малгошка Шумовская, Польша), «Монахиня» (Гийом Никлу, Франция — Бельгия — Германия); последние две работы непосредственно рассказывали о католической церкви. «Во имя...» также имеет тематические параллели с «Вик и Фло увидели медведя» (однополая любовь; режиссер — Денис Коте, Канада) и с «Раем: надеждой» (запрещенные чувства). «Рай: надежда» и казахские «Уроки гармонии» (режиссер — Эмир Байгазин) — вывернутые наизнанку романы воспитания. «Монахиня» и «Камилла Клодель 1915» (Брюно Дюмон, Франция) — костюмированные драмы, «На моем пути» (Эммануэль Берко, Франция) и «Глория» (Себастьян Лелио, Чили-Испания) — мелодрамы об активно ищущих себя немолодых разведенных героинях, румынская «Поза эмбриона» и боснийский «Эпизод из жизни сборщика металлолома» (Данис Танович) — социальное кино — сделанное, правда, совершенно по-разному. Конкурс был пронизан соответствиями и параллелями — это один из признаков хорошей работы отборщиков фестиваля; кроме того, такое построение, по крайней мере внешне, лишало большинство фильмов предварительных привилегий фаворита.
Таковым был разве что «Закрытый занавес» в силу более политических, нежели художественных причин. «Закрытый занавес» — новая работа иранца Джафара Панахи, который у себя на родине осужден на шесть лет заключения, также ему запрещено выезжать из страны и снимать кино в течение 20 лет (!) С самого начала было интересно: что может сделать режиссер, чьи контакты и передвижения сурово ограничены? Оказалось — многое.
Сначала мы наблюдаем, как в некий особняк приходит мужчина средних лет (Камбузия Партови). Приносит с собой в сумке собаку — замечательного пса по кличке Мальчик. Герой обустраивается, начинает писать некий сценарий. Кажется, что фильм так и будет построен на крайнем минимализме: человек и собака, что еще нужно? Но вот в дом врываются двое молодых людей — брат и сестра, спасающиеся от полиции. Брат уходит искать автомобиль и не возвращается. Сестра — брат упоминает о ее суицидальных наклонностях — остается и вступает со сценаристом в конфликтные отношения. Эта часть — наиболее слабая. Казалось, что все так и увязнет в разговорах, что действие будет поглощено скучноватым театром.
Но затем Панахи меняет структуру повествования: вводит самого себя в качестве героя, и оказывается, что предыдущие сцены — это замысел его нового фильма. Воображаемое и реальное переплетаются в парадоксальных сочетаниях. По сути, Панахи попытался рассказать о том, что происходит у художника (режиссера) в голове. Взял свои сомнения, страхи и просветления и соорудил из них историю, вместив в нее не только рефлексию свободы и несвободы, но и исследование механики творчества как такового. Воплощение этого прекрасного замысла оказалось неровным, но свой приз — «Медведя» за лучший сценарий — «Занавес» получил вполне заслуженно.
Вообще, согласно решениям жюри, наиболее успешными оказались новые кинематографии. Например, из трех американских фильмов — медицинского триллера «Побочные эффекты» Стивена Содерберга, «Земли обетованной» и интеллектуальной комедии на двух актеров «Повелитель лавин» (режиссер Дэвид Гордон Грин) приз (за режиссуру) получил последний. Французские ленты, рассматривавшиеся как вероятные фавориты — «Монахиня» и «Камилла Клодель 1915» — вообще остались без призов, равно как вестерн производства страны-хозяина Берлинале «Золото» (Томас Арслан, с главной красавицей немецкого экрана Ниной Хосс). Зато абсолютное первенство осталось за теми кинематографиями, о которых семь-восемь лет назад никто ничего толком не знал.
Настоящее открытие Берлинале — «Эпизод из жизни собирателя металлолома» (Босния и Герцеговина). Он сначала обескуражил, показался слишком простым. Сюжет не чужд нашим реалиям: в нищей семье ромов, единственный источников доходов которой — сбор и сдача металлолома, — тяжело заболела Сенада Алиманович — мать двоих маленьких дочерей, жена Назифа Мужича, сборщика лома. Срочно нужны или страховка, которой у семьи нет, или деньги на операцию: непомерная сумма в 980 марок. Иначе Сенада умрет. Бедняки отчаянно ищут выход. Самое потрясающее — они все играют себя, более того, воплощают в кадре историю, действительно с ними случившуюся. Эффект сильнейший еще и потому, что Тановичу удалось добиться от них — особенно от Мужича — такого уровня органичности, который доступен далеко не каждому профессиональному актеру. Режиссер виртуозно выполняет также свою часть работы: задает атмосферу и среду сценами труда, съемками проездов из гетто в город и обратно, уместно и точно показывает дымящиеся доменные печи, свалки, дороги и больничные помещения. Монтаж «Эпизода...» таков, что, наверно, ему следовало бы дать отдельного «Медведя» в этой категории, если бы таковой существовал. Как следствие, весь фильм разыгран по четкой ритмической партитуре, в которой нет ни одного лишнего или вымученного кадра: «Эпизод...» захватывает, как хорошо сложенная песня. Жюри все эти качества оценило по достоинству, картине дали Гран-при, а Мужичу — «Медведя» за лучшую мужскую роль.
Получившая «Золотого медведя» и приз ФИПРЕССИ «Поза эмбриона» (Калин Петер Нетцер) — типичный представитель румынской «новой волны»: ручная камера, социальные акценты, отпечаток документализма в режиссуре. Сын влиятельных родителей во время обгона на дороге сбивает машиной сельского ребенка; это событие заостряет и без того тяжелые проблемы в успешном, на первый взгляд, столичном семействе. Фильм сделан узнаваемо по всем составляющим, моральный императив подчеркивается на каждом повороте сюжета: влиятельная и властная мать пытается замять дело, полиция охотно коррумпируется, богатые сталкиваются с бедными лицом к лицу, говорятся правильные и недвусмысленные вещи. Но по всему видно, что для режиссеров наподобие Нетцера «румынское кино» превратилось в кинематографический конвейер, где новые фильмы кроятся по уже готовым лекалам. Однако жюри остановило свой выбор на «Позе эмбриона», думается, в первую очередь из-за этической риторики, которая, как было отмечено выше, на фестивале ценится превыше самого умелого владения формой.
Что же до единства формы и содержания, то здесь не было равных «Раю: надежде» Ульриха Зайдля — заключительной части «райской» трилогии (первыми фильмами были «Любовь» и «Вера»). Зайдль — австрийский режиссер, бывший документалист, дебютировавший в игровом кино драмой «Собачья жара» (Гран-при жюри в Венеции в 2001 году). После долгого спада в 2011 году вышла «Рай: любовь» о злоключениях пожилой австрийской туристки на секс-курорте в Кении. В 2012-м «Рай: вера» произвел громкий скандал на Венецианском фестивале, возмутив религиозных традиционалистов. В «Надежде» история замыкается: главная героиня Мелани — 13-летняя дочь туристки из первого фильма.
Это повествование о конфликте чувства и закона. Мелани (очень органичное исполнение Мелани Ленц) во время полудобровольных каникул в летнем диет-лагере влюбляется во взрослого доктора; последний играет с ней во вполне невинные игры, но постепенно все обретает черты наваждения. Сцены быта, развлечений, проявлений чувств контрастируют с эпизодами торжества дисциплины: изнуряющая физкультура, хождение строем, тиран-тренер — эти два режима жизни сочетаются в неразрывное ироническое единство, и, опять, как и в «Эпизоде из жизни сборщика металлолома», можно говорить об идеальном ритме режиссуры, правда, здесь ритмика скорее комедии, нежели драмы.
Зайдль в «Надежде» достиг уровня легкости и простоты, присущего настоящим мастерам. Как и в предыдущих работах, он остается проницательным препаратором людской натуры, но при этом не забывает о милосердии. Поэтому «Надежду» можно назвать одним из лучших кинороманов воспитания за последние годы — пусть даже призов ей не дали.
Если вернуться к тому, с чего мы начинали — к содержанию, довлеющему над формой, то темой нынешнего фестиваля (и по результатам, и по подбору фильмов) стала милость к падшим, к слабым, к беззащитным — идет ли речь о заключенной собственной семьей в психиатрической лечебнице скульпторе Камилле Клодель, о бедных семьях из румынского или боснийского села, о запутавшейся в собственных чувствах австрийской девочке, о русском фермере, вынужденном пойти на убийство из-за произвола чиновников, о католическом священнике, не решающемся сделать окончательный выбор между любовью и церковным служением.
Иными словами, Берлинале — без дидактики и поучений — призвал не забывать о маленьком человеке. Это, наверное, главнейший и самый ценный итог.
Фото автора
