В Национальной опере Украины прошла премьера балета «Даниэла» (хореограф — Анико Рехвиашвили, дирижер — Алексей Баклан). Музыку к балету написал известный композитор, ректор Киевской детской академии искусств М. Чембержи. Наш разговор с Михаилом Ивановичем о его пути в музыке, творческой лаборатории и педагогической деятельности.
О ПЕРВЫХ ШАГАХ В МУЗЫКЕ
— Михаил Иванович, вы помните свое первое произведение?
— Это была «Мазурка». Мне тогда было шесть лет, а младшему брату — четыре с половиной. Мы оба играли на аккордеонах, а нашим первым учителем был отец Иван Иванович. Он сам играл на многих инструментах, был очень светлым человеком, душой любой компании.
— Он был профессиональным музыкантом?
— Нет, он был очень талантливым самоучкой. Помню, после Второй мировой войны (не знаю откуда-то он привез) у отца было два маленьких аккордеона. Поэтому, понятно, свое первое произведение я написал именно для этого инструмента.
— Но почему именно «Мазурка»?
— Я родился в Измаиле на Дунае — наверное, туда доносились европейские культурные «колебания». К тому же у нас дома была неплохая коллекция грампластинок, которые я слушал. Сейчас уже не помню почему, но свою «Мазурку» я написал в классической 3-частной форме. При помощи отца расписал на два инструмента: конечно, партия брата была легенькая, но она дополняла мою, развивала, хотя все я придумал «на слух». И его, конечно, научил по слуху — он (то есть слух), как и у нашего отца был прекрасный. Конечно, руководителем всего «проекта» (как теперь модно говорить) был отец: он что-то правил, добавлял — и вышла очень симпатичная двухминутная пьеса. На то время были очень популярными смотры художественной самодеятельности. Представьте себе картину, когда на сцену вышел наш дуэт. Понятно, что публика была в восторге... После этого я начал писать для флейты, фортепьяно, гитары — для всех инструментов, на которых играл отец. Потом я учился в общеобразовательной и одновременно музыкальной школах, поступил в Одесское музыкальное училище на отделение народных инструментов — овладел баяном, а параллельно ходил в консерваторию и брал уроки композиции. Много писал, в том числе духовой музыки. Мои произведения исполняли военные оркестры, я имел афиши. Отслужил в армии (в строительных войсках) — это была большая школа жизни! После Измаила и Одессы мне было очень холодно (служил в центре России). После вечерней поверки мне разрешали идти в котельную, где стоял разбитый рояль (я его привел в порядок), и играть хоть всю ночь. Хотя там не было военного взвода, я каждую свободную минуту всегда что- то играл...
— Не служба ли в строительном отряде отозвалась потом созданием Детской академии искусств?
— Я думаю, что все, что случается в жизни, когда-нибудь идет в дело. Возможно и это. Поскольку я человек самолюбивый, я хорошо изучил строительное дело, был руководителем цветового цеха, неплохо заработал. И когда вернулся в Одессу, мог сам обеспечить себя. Родители мне уже не помогали (я имею в виду материально, духовно же помогали всегда). Они были очень добрыми людьми, бедными, но очень талантливыми и мудрыми. У мамы — Прасковьи Федоровны Рабоволенко (вы только вдумайтесь, какая фамилия!) нас было трое сыновей. И со всеми, а особенно со мной — самым старшим — у нее была особая связь. Я никогда не писал, не говорил им, когда у меня возникали проблемы, но она как-то ощущала и говорила: «Не волнуйся, сыночек, все будет хорошо». Позже я переехал в Киев, а параллельно по индивидуальному графику учился в Донецкой консерватории по классу композиции у профессора Александра Рудянского, который, кстати, в свое время учился у Арама Хачатуряна. Учитель мой был очень интеллигентный, эрудированный и очень доброжелательный. Конечно, все это время я писал музыку.
Вы знаете, я, возможно, не похож на всех моих коллег, которые имеют счастье с утра до вечера заниматься композицией. У меня же всегда была такая многоспектральная жизнь.
ТЕАТР + КИНО
—Композиция у вас всегда «идет в ногу» со многими другими направлениями.
— Это правда, хотя музыку я пишу систематически. Единственное, что я не люблю, так это участвовать в музыкальных фестивалях. Знаете почему? Еще когда они только начинались (а кстати , я тогда был председателем Комитета искусств Киевской госадминистрации), я всячески поддерживал фестивали, помогал в финансировании — мои коллеги это до сих пор вспоминают. Но у меня и так в год обязательно получается диск или проходят одна-две премьеры в драматических театрах.
— А откуда у вас тяга к театральной музыке (оперы «Синяя птица», «Рождественская колыбельная», балеты «Принцесса на горошине» и «Подснежник», музыка к ряду театральных спектаклей)?
— Ну, у меня есть много и «киношной» музыки... Недавно я завершил р а боту над лентой «Зиновий Богдан Хмельницкий» (режиссер Николай Мащенко). Думаю, что это серьезная работа, я написал к ленте два часа музыки, которую записал с Национальным симфоническим оркестром под управлением Владимира Сиренко и капеллой «Думка» под управлением Евгения Савчука.
Знаете, для меня очень важной является музыкальная пластичность и сценическая драматургия. Я всегда ощущаю в музыке какую-то программу. Возможно, она не является такой «плакатной», иногда довольно завуалированной, но всегда присутствует какая-то идея, которая развивается. У меня есть и маленькие пьески для различных инструментов... Кстати, мне было очень приятно, когда в прошлом году на авторском вечере Алексей Баклан с оркестром Детского музыкального театра впервые сыграл Первую сюиту из моего балета «Даниэла» (14 номеров). Так что тогда состоялась презентация моей балетной музыки.
«РОМАНТИЧЕСКИЙ ПРАГМАТИК»
— Вашему перу также принадлежат две симфонии, симфоническая сюита «Предчувствие весны», Концерт для баяна с оркестром, хоровые концерты, изысканные камерно-инструментальные произведения, оркестровые миниатюры «Киев майский» и тому подобное. А «романтическая струя», которая присутствует во всех ваших произведениях, — это случайно или особенность души?
— Я думаю — особенность жизни. Мне кажется, что она должна быть романтической... Как педагог я должен сказать своим ученикам-юным коллегам что-то такое, чтобы им хотелось жить, работать и творить. Если педагоги не будут романтиками и оптимистами в высоком значении этого слова, то с нашим молодым поколением будет очень непросто поладить. Возможно, у меня это — профессиональная черта. Когда-то меня назвали «романтическим прагматиком», я думаю — в этом что-то есть.
Я много пишу научных статей, хотя не считаю себя ученым (у меня другие, как раз «романтические» подходы). У меня вышли две книги, готовится монография в соавторстве, но это совсем другая парафия. Я не люблю «наукообразности». Думаю, что все должно быть простым, но это не должно быть «самодеятельной попсой», а профессиональной работой. Ведь три ноты, если они удачные, всегда выглядят профессионально. А 150, написанных с «претензией», для профессионала выглядят лукавством.
— А как соединить пластичность и гибкость, но избежать конъюнктуры?
– Нужно просто жить современной жизнью и учиться каждый день. Если ты видишь, что делается вокруг, набираешься впечатлений от своих учеников, ты будешь хорошо знать свое дело.
— Что для вас значит «украинскость в музыке»?
— Это не обязательно цитирование народных песен. Это должно быть в глубине твоей души, твоего мышления. Стилистика композиторского языка должна быть такой, чтобы все понимали: ты родился здесь, ты ощущаешь истоки. Это нельзя описать, но только почувствовать.
В этом году состоялась премьера компакт- диска с моей музыкой к стихотворениям И. Франко «Зів’яле листя». Это была идея сделать запись от Александра Быструшкина. Он начитал текст и я написал музыку под готовые франковские стихи, однако мое музыкальное решение не было прямой иллюстрацией, а скорее вхождением в существующий поэтический ряд. Для меня это было открытием поэта-классика как человека, который умеет искренне страдать. В ремарке я написал, что этот диск нужно слушать наедине или с близким человеком, чтобы не стыдно было поплакать...
УЧИТЬСЯ, УЧИТЬСЯ, УЧИТЬСЯ
— А чем сейчас живет Детская академия?
— У нас собрались прекрасные профессионалы, которые очень хорошо разбираются в педагогическом деле. В этом году мы получили лицензию на подготовку специалистов — это уже третий уровень аккредитации, и фактически реализуется вся вертикаль непрерывного художественного образования. Мы доказали: если ребенка учить с четырех с половиной лет, дать возможность ему пройти все уровни образования, включительно с аспирантурой — это очень продуктивная и экономически выгодная система. Мы пытаемся не сидеть на шее государства, общаться с ним по-хорошему, и этому учим детей. Я когда-то написал: нужно воспринимать мир таким, каков он есть, но каждый день делать так, чтобы он был таким, каким ты хочешь. И тогда у тебя все получится.
