Оружие вытаскивают грешники, натягивают лука своего, чтобы перестрелять нищих, заколоть правых сердцем. Оружие их войдет в сердце их, и луки их сломаются.
Владимир Мономах, великий князь киевский (1113-1125), государственный и политический деятель

Музыка на войне

Вспоминает главный хормейстер Национальной оперы Украины Лев Венедиктов
29 апреля, 1996 - 17:53
ЛЕВ ВЕНЕДИКТОВ: ОГРОМНОЕ СЧАСТЬЕ И ПОДАРОК СУДЬБЫ — ПРОЙДЯ ЧЕРЕЗ АД, Я НИ РАЗУ НЕ БЫЛ РАНЕН / ФОТО НИКОЛАЯ ЛАЗАРЕНКО

С каждым 9 мая все меньше остается людей, прошедших горнило Второй мировой войны. В 1941 году в Киевском оперном театре спектаклем «Отелло» закрылся сезон, артисты строили планы летнего отдыха, но им не суждено было осуществиться. Сначала коллектив театра эвакуировали в Уфу, а летом 1942 года труппа оказалась в Иркутске. Много работников театра ушло на фронт — в составе концертных бригад они поднимали боевой дух военных на передовой и в госпиталях. А те артисты, которые по разным причинам не смогли эвакуироваться, остались в оккупированном фашистами Киеве... Война оставила ожоги на сердцах, исковеркала многие судьбы и отняла жизни миллионов людей, не все дожили до светлого праздника Победы. Своими воспоминаниями о войне с «Днем» поделился ветеран войны, маэстро Лев ВЕНЕДИКТОВ.

— Когда началась война, мне было всего 16 лет. Я был студентом музыкального училища в Ростове, — вспоминает Лев Николаевич. — Мой отец руководил Военным ансамблем песни и пляски, созданным в 1939 г. по прообразу ансамбля песни и танца Советской армии Александрова. Кстати, еще в 1890 г. они вместе учились, пели в хоре мальчиков в Петербургской придворной капелле, затем вместе окончили консерваторию. Теплые отношения двух профессионалов сохранились навсегда. Поэтому, когда стали создаваться военные ансамбли, Александр Васильевич рекомендовал для Ростовского коллектива моего отца. Моим эталоном в дирижерской профессии был отец. Все в нашем доме и семье было связано с музыкой. Часто собирались друзья, коллеги-музыканты, играли ансамбли, квартеты, трио или пели. Вспоминаю: мне четыре года, отец посадил меня на пианино, ноги у меня свисают над клавиатурой. Все поют Чайковского (музыку к драме «Снегурочка»). С этого, пожалуй, и началось мое увлечение музыкой на всю жизнь... Я бывал на многих концертах отца, делал аранжировки и оркестровки для оркестра и хора. Так что меня называли «сыном музыкального полка». А когда командование ансамбля устроило досрочный призыв, то в декабре 1941 г. (в 17 лет) я был зачислен в ансамбль, с которым прошел через четыре фронта.

— А где началась ваша военная биография?

— На Северокавказском фронте. С продвижением фашистов в глубь бывшего СССР, мы отступали с войсками по Военно-грузинской дороге, обосновались в Гори, на родине Сталина, откуда ездили с концертами. Затем с октября 1942 г. я служил на Севере, на Волховском фронте. В общей сложности наш ансамбль дал 2400 концертов! Коллектив из 70 человек — музыкантов, певцов, чтецов — приезжал на КП дивизии, делился на бригады, которые рассыпались по блиндажам. Местность для передвижения — леса и болота. А перестрелки были такие, что и просвета подчас не видели. Единственное преимущество болот: снаряды, взрываясь в вязкой жиже, почти не давали осколков, что спасло многим бойцам жизнь. Порой расстояние между нами и фашистами не превышало пятидесяти метров, зато местность была непроходимой. В моменты затишья друг друга хорошо слышно. Однажды на время концерта немцы прекратили обстрел. Им тоже хотелось послушать музыку... На всю жизнь запомнился мне концерт на Волховском фронте 6 ноября 1943 г.: после третьего номера на сцену поднялся майор и сообщил: «Только что освобожден Киев»! Было такое ликование! Мы исполнили «Песню о Днепре» Марка Фрадкина... В декабре 43-го нас перебросили в осажденный Ленинград...

— Это город ваших родителей?

— Да. В Ленинграде у нас было много родственников, многие из них пережили блокаду, голод, холод... После прорыва блокады, длиной 14 км, проложили железнодорожный путь, по которому в город доставлялось продовольствие. В одном из поездов, под бомбежкой, наш ансамбль прорвался в город. Перед отправкой, узнав, что мы едем в Ленинград, собрали мешки с продуктами, многие отдавали свои пайки... Знаете, когда я с мешком пришел на Смольную, 7, где жили наши родственники, на стук долго никто не отвечал. Я подумал, что нет никого. Наконец, дверь открылась, на пороге стояла моя двоюродная сестра. Она опухла от голода...

Одним из самых ярких событий в моей жизни стал концерт, посвященный Ленинграду и Волховскому фронту. В его программу входили популярные народные, советские песни, классическая музыка. С ансамблем работал замечательный композитор Степанов, он писал для нас музыку, делал обработки. На слова фронтовых поэтов Шубина, Рождественского специально были созданы песни, посвященные Ленинграду и Волховскому фронту. Окна были плотно занавешены светомаскировкой, для освещения зала был проложен кабель от стоящих на рейде кораблей. Декабрь, холод. В зале какие-то тени, вороха одежды, полная тишина, никаких аплодисментов. Только пар, поднимающийся над одеждами в промерзшем зале, выдавал присутствие живых людей... У меня осталась программа того концерта, берегу ее, как самую дорогую награду, как напоминание о том, чего забывать нельзя... Своими выступлениями на фронте мы поддерживали дух и поднимали настроение ленинградцам.

—Лев Николаевич, а куда судьба занесла вас дальше?

— Когда в январе 44-го началось наступление на Новгород, мы пошли туда с войсками Волховского фронта. Шестнадцать человек нашей бригады ехали в составе гвардейских «катюш», продвигались по полуразрушенному мосту через Волхов — одна ферма обрушилась в воду... Вдруг майор останавливает «катюшу» и командует: «По немецко-фашистским захватчикам — огонь!». Это был салют в честь артистов, тех, кто на равных с бойцами добывал победу над врагом...

Мы вошли в совершенно разрушенный город. В центре уцелели только собор и комендатура. В Новгороде решалась дальнейшая судьба нашего ансамбля. Нас погрузили в теплушки и повезли в неизвестном направлении... Ехали всю ночь. Оказалось, что привезли в распоряжение Карельского фронта. С его войсками мы дошли от Беломорска через Мурманск до мыса Полярного. Так вышло, что я прошел с фронтами с юга на север. За освобождение Заполярья также был награжден медалью. Весной 1944 г., когда началось наступление по всем фронтам, Карельский фронт был переброшен на границу с Японией. Оказалось, что там уже работал свой ансамбль, поэтому наше присутствие было нецелесообразным. Степанов поехал в Москву и выхлопотал для нас перевод на 4-й Украинский фронт под командованием Толбухина... Мы ехали долго, через Москву, с остановками, пересадками. Наконец прибыли в Киев. Стоял теплый март, — а мы высыпали на перрон в кожухах, валенках, шапках... Нас оставили при Киевском военном округе, и здесь для меня лично война окончилась...

— Как складывалась судьба ансамбля?

— К тому времени, как я оказался в Киеве, из первоначального состава ансамбля остался я один. Люди уходили по возрасту, разъезжались, умирали (я был самым молодым среди них, т.к. во время войны призыв в армию был до 50 лет). Расставаться всегда было тяжело, ведь вместе мы прошли фронтовыми дорогами... Огромным счастьем и подарком судьбы я считаю то, что, пройдя через ад, ни разу не был ранен. Наверное, судьба хранила меня, когда в одной кавалерийской дивизии, располагавшейся на болотах, мы разместились с палатками на холме (там было посуше), и вдруг подъезжает генерал-майор Казачов и приказывает немедленно убрать палатки с видного места. А ночью начался неприцельный обстрел, и наш холм буквально перепахали снаряды. Мне повезло остаться в живых и при налете фашистской авиации на Волховскую электростанцию (первую в СССР), которую немцы считали своим долгом уничтожить. Они бомбили так, что от канонады не было слышно крика соседа в самое ухо... Да, всякое бывало в войну... и вот все это закончилось.

А теперь представьте себе весенний Киев 1944 года. Полуразрушенный, но цветущий. Мне 19 лет, в кармане — увольнительная, на мне офицерская форма ансамбля, правда, с петлицами солдата-пехотинца, сверкающие медью пуговицы, хромовые начищенные сапоги и... звенящие шпоры — подарок приятеля. Денег полные карманы, на войне-то их тратить негде. А тут — Евбаз, полно апельсинов... И вдруг — патруль. Предъявляю увольнительную, а патрульный кладет ее в свой карман и говорит: «Прошу следовать. За нарушение формы». — Как так? Ведь все ж как на параде. — «А на ногах что?» — Шпоры. — «А петлицы пехотные. Не положено». И повели меня в комендатуру (она располагалась на углу улиц Лысенко и Ярославова Вала). А там, в кутузке, еще один такой же «франт». Нас заставили вымыть полы в комендатуре. Воды в здании не было, пришлось идти во двор кенасы, что рядом с Домом актера. В общем, пофрантил...

— До конца войны еще оставался целый год. Как он прошел для вас?

— Я продолжал работать в ансамбле вплоть до 1954 года, пока случай не привел меня в Киевский оперный театр (с 44-го я уже был не только дирижером, но и художественным руководителем Ансамбля советской армии Киевского военного округа). Затем поступил в консерваторию, откуда меня постоянно отчисляли, а восстанавливали благодаря заступничеству Элеоноры Павловны Скрипчинской (жены Павла Вирского), в класс к которому я попал. Она входила в положение армейского человека, обязанного подчиняться приказам. Мы часто выезжали с концертами. После Победы популярность военных ансамблей не уменьшилась, и в наших песнях по-прежнему нуждались в частях, госпиталях, на предприятиях. Однажды директор Киевского театра оперы и балета обратился к руководству ансамбля с просьбой провести шефский концерт на их сцене. Я дирижировал этим концертом. А утром мне звонит главный дирижер Владимир Иосифович Пирадов и просит приехать на встречу с ним и главрежем Михаилом Стефановичем. Меня пригласили работать в театр хормейстером. До этого меня звали в ансамбль П. Вирского, но командование округом не отпустило, а ради театра генерал Александров согласился и отпустил с миром. С тех пор уже 55 лет верой и правдой служу в Оперном театре. Ныне в хоре 130 певцов — это уже третий состав, с которым я тружусь. С одной стороны, нужен баланс между поколением певцов старшего возраста, имеющих опыт, а с другой стороны, необходимы свежие молодые голоса. Тогда хор будет звучать всеми «цветами радуги». Нам очень трудно вводить новых артистов в коллектив. Чтобы хорист полностью освоил репертуар, был на своем месте в каждой постановке и работал в творческой связке — требуется три-четыре года. Поэтому каждая замена вокалиста — очень болезненный процесс для коллектива. Но ротация все равно необходима, чтобы в хоре чувствовалась сила молодых и опыт старших артистов. Сейчас у нас состав стабильный и высокопрофессиональный. В нашем хоре много талантливых певцов. На репетициях я ощущаю, что их объединяет вдохновение, художественное видение спектакля...

СПРАВКА «Дня»

Лев Николаевич Венедиктов принадлежит к культурной элите Украины. Он — ветеран Национальной оперы — 55 лет служит в родном театре. Принимал участие во многих постановках мировой классики: «Аида», «Мазепа», «Гугеноты», «Бал-маскарад», «Турандот» и др., благодаря Льву Николаевичу на киевской сцене появились произведения современных композиторов: Г. Майбороды «Ярослав Мудрий», М. Леонтовича «На русалчин Великдень», М. Верикивского «Наймичка», Д. Шостаковича «Катерина Измайлова» (в послужном списке хормейстера почти 140 спекталей). Уже много лет Венедиктов совмещает работу в театре с преподаванием, являясь профессором Национальной музыкальной академии Украины. Лев Николаевич — блестящий педагог, вырастил целую плеяду мастеров хорового пения, венедиктовские ученики работают в разных театрах и коллективах не только Украины, но и зарубежья.

Лариса ТАРАСЕНКО, специально для «Дня»
Газета: 
Рубрика: 




НОВОСТИ ПАРТНЕРОВ