Филологический факультет УжНУ принято считать «девичьим» — абсолютное большинство его выпускников и нынешних студентов — представительницы прекрасного пола. Наверное, потому «мальчишечья квота» представлена мощными личностями, творческая потенция которых известна всей Украине. Это лауреаты Национальной премии Украины им. Т.Шевченко Иван Чендей, Петр Скунц, Дмитрий Креминь, Петр Мидянка, академики Алексей Мишанич и Василий Нимчук, самобытные писатели Дмитрий Кешеля, Василий Густи, Андрей Дурунда... К этой плеяде виртуозов слова с недавних пор принадлежит нынешний культовый поэт, прозаик, переводчик и блогер «Дня» Андрей Любка, который объездил и описал в своих книгах как наших побратимов-славян, так и романцев с мусульманами. Об общем и отличном исторически сформированных мировоззрений и культур украинцев и наших европейских соседей, сегодняшних последствиях гибельного влияния трехсотлетней варварской деформации орды, культурных ловушках и засадах на нашем пути в евросообщество — наша беседа с молодым талантом.
«МОЯ СОБСТВЕННАЯ И УЧЕБНАЯ ПРОГРАММЫ НЕ СОВПАДАЛИ»
— В первую очередь скажи, пан Андрей, как тебе училось на филфаке УжНУ? Чьи лекции запомнились больше всего?
— О, это был хорошее, чрезвычайно творческое, но в кое в чем и странное время. Я поступил на филфак после учебы в военном лицее, где два года жил в казарме и вокруг были исключительно мужчины. Поэтому на филфаке я чувствовал себя, как в «Саду божественных песен». Не могу сказать, что я был хорошим студентом, потому что моя собственная и учебная программы не совпадали. Я твердо знал, что хочу быть писателем, поэтому читал и изучал то, что мне было интересно, а в остальных дисциплинах пытался просто плыть по течению. Да и подходы к изучению, пониманию и интерпретации литературы уже шестнадцать лет назад, когда я стал студентом, у многих преподавателей были устаревшими. Но были и люди, которые вдохновляли, которые стали для меня большим жизненным примером. Прежде всего речь идет о, к сожалению, покойном профессоре Любомире Белее, большом интеллектуале и настоящем Украинце. Он сам по себе был человеком-университетом, его научные достижения, принципиальность и моральные качества производили такое мощное впечатление, что поневоле хотелось быть похожим на него. Запомнились также лекции Михаила Рошко, он действительно блестящий оратор, который тонко понимает литературу, учебные курсы профессора Лидии Голомб, Наталии Выгодованец, Марии Козак, Эвелины Баллы, Бориса Галаса, Михаила Сюско.
— Что было общего и чем отличалось обучение в университетах Ужгорода и Варшавы?
— Разница стала понятной уже на первой паре. Когда зашел преподаватель, часть студентов, в том числе и я, поднялись. Все, кто поднялся, были из постсоветских стран. Преподаватель сказал так больше не делать. То есть в Варшаве не было какой-то вертикальной субординации, мы, студенты, были не подопечными, а скорее партнерами в дискуссии с преподавателями, со многими потом подружились и дружим до сих пор. А еще меня поразила библиотека Варшавского университета, там если не было, то ты мог заказать, и тебе доставали. Думаю, без богатой разноязычной библиотеки с подпиской на ведущие мировые научные издания университет не может выполнять свою функцию.
«Я И САМ НЕ ЗАМЕТИЛ, КАК ОНО ЗАКРУТИЛОСЬ»
— Как тебя захватило писательство? Как издал первую книгу?
— Я писал с детства. Читать меня научила бабушка еще до школы, и уже в первых классах я писал длинные сказки, позже взялся за стихи. То есть это для меня было естественно всегда, я хотел быть писателем, хотя тогда еще не знал, что это может быть профессией, занятием, с которого можно жить.
В университете мы с друзьями создали литературную студию, а позже и НЛО (неформальное литературное объединение) «Ротонда». Организовывали литвечера, у нас даже был свой маленький фестиваль. И после одного из таких чтений ко мне подошел профессор Сергей Федака и сказал, что это уже зрелые стихи и нужно их издать книгой. На следующее утро я должен был принести ему диск с файлами, а у меня тогда еще не было компьютера. Я у кого-то одолжил и целую ночь набирал эти тексты, написанные в блокнотах и на отдельных листах, которые просто валялись везде по комнате. Но Сергей Дмитриевич сдержал слово, книга вышла — и за нее я получил премию «Дебют». Был тогда на третьем курсе университета, а уже на пятом имел литературные выступления в Киеве и Берлине. Я и сам не заметил, как оно закрутилось.
«ЭТО ИМ ЗА ЗАПОРОЖСКУЮ СЕЧЬ!»
— Такие очень неординарные и динамичные в своем ускоренном развитии и склонные к постоянным странствиям люди, как ты, по большей части считают себя транснациональным гражданином Земли, Вселенной и проникаются исключительно глобальными проблемами. Ты же искренне и страстно живешь проблемами Украины, родного края. Откуда это? Родительские гены, дедова наука или собственная жизненная аналитика, которая базируется на увиденном и пережитом в мире.
— Даже не знаю. Я бы не сказал, что моя семья слишком патриотичная. По-видимому, это все из чтения. Впервые я почувствовал себя патриотом, когда в пятом классе прочитал в учебнике о ликвидации казацкой Сечи. У меня тогда прямо слезы на глаза навернулись, и с того времени я четко осознал, что Россия — наш постоянный экзистенциональный враг. Скажем, когда в 1999 году я смотрел футбольный матч Украина — Россия и мы проигрывали нашим младшим соседям 1:0, то меня пугало не столько поражение, сколько поражение именно россиянам. И когда Шевченко забил тот фантастический гол — я прыгал, не помня себя от радости: это им за Запорожскую Сечь! Теперь, когда я побывал в 40 странах и выучил несколько языков, мне кажется абсолютно естественным, что можно быть космополитом, но в глобальном мире оставаться украинцем.
«Я ЛЮБЛЮ СВОЮ СТРАНУ БОЛЬШЕ, ЧЕМ ЛЮБЛЮ СВОЙ НАРОД»
— Много ли ты путешествовал по Украине? В каких регионах побывал? Как они отличаются между собой?
— Я побывал во всех областях и регионах Украины — где-то как турист, а кое-где во время фестивалей и презентаций. Моя Украина разная, точно не идеальная, временами она меня огорчает и разочаровывает. Я люблю свою страну больше, чем люблю свой народ, хотя это и чистой воды софистика. Хоть мы любим бить себя в грудь и рассказывать о своем трудолюбии, мне кажется, что мы, украинцы, запускаем свою страну, засоряем ее, уродуем прекрасный ландшафт своим бездарным вмешательством. Вы только посмотрите, что и как сейчас строят — это ужас! Думаю, нам не достает здорового перфекционизма и утонченности вкуса. Нам еще расти и расти до своей страны.
— Ты не просто ездил по Европе как турист, а учился, работал и жил во всех соседних с Украиной государствах. Какое из них ментально и мировоззренчески ближе всего к Украине?
— Безусловно, ближайшими являются наши соседи, потому что в известной степени мы имеем с ними общий исторический опыт (хотя и не всегда позитивный). Исключительное место здесь занимает Польша, но с поправкой на излишнюю религиозность значительной части польского народа, которая в последние годы приобретает угрожающие очертания (да, не только ислам может быть фундаменталистским, а «скрепы» — это не только о православии).
Как страна многих культур, народов, религий для нас очень близка Босния. В конце концов, все страны в Центрально-Восточной Европе носятся с идеей, что они — мост между Востоком и Западом, мы здесь не уникальны. Понятное дело, нам легче узнать себя в других славянских народах, но это очень коварный процесс: в действительности каждая нация имеет свое лицо, и разговоры о «братских народах» дорогой благих намерений ведут к оккупации и уничтожению одного народа другим.
— А какие выводы ты сделал из своего белорусского «опыта»?
— Я попал в тюрьму в Беларуси в 2006 году, после тамошних президентских выборов, где был наблюдателем, и до сих пор остаюсь персоной нон грата в этой стране. Вывод мой прост: я бы не хотел, чтобы Украина была похожей на Беларусь, потому что показное благосостояние и чистота — это слишком большая цена за то, чтобы жить в анахроничном государстве-тюрьме.
«Я НАДЕЮСЬ, ЧТО МЫ ЯВЛЯЕМСЯ СВИДЕТЕЛЯМИ ПОСЛЕДНЕЙ АГОНИИ «РУССКОГО МИРА»
— Ты являешься своеобразным культрегером, проводником между разными мирами, который разносит свою «весть». Какую «весть», с твоей точки зрения, нужно донести до наших соседей — на Балканах, в регионе? Что они о нас не знают, или знают не так, как надо? Нести «благую весть» о существовании Украины — это хорошо, но какой Украины?
— Стоит начинать с основ: разговоры о том, что Киевская Русь и русины — это не россияне, потому что на Балканах этого не знают и не понимают. Они считают, что то было государство «Киевская Россия», а соответственно и не понимают разницы между украинцами и россиянами. Некоторые шаги в этом направлении сделаны — в частности, усилиями нашего посольства в Белграде издана «Коротку історію України» Субтельного и Жуковского. Кроме того, стоит оживить сотрудничество со странами Западных Балкан, потому что они будут в ЕС раньше нас, а значит — нам важен их голос.
В целом должен сказать, что мы имеем сильные и профессиональные посольства в Словении (чего стоит только факт, что наш посол Михаил Бродович реализовал проект установки в Любляне памятника Г.Сковороде, и теперь словенцы, смотря на даты жизни нашего Григория Савича, думают: «Ого, у украинцев в 1700-х годах, когда мы еще не имели ничего, уже был свой великий философ»!), а также в Хорватии и Сербии. Болгария нуждается в отдельном подходе, потому что эта страна считает, что имеет много общего с Россией, а в действительности — с нами; нужно вложить инвестиции в просветительскую работу там. Стоит также вспомнить о Греции и Албании, которые в нашей внешней политике сейчас занимают предпоследние места. И, конечно, максимально развивать отношения с Румынией, потому что, в шутку говоря, это самая русофобская страна в регионе, а значит — наш потенциальный большой союзник.
— Сегодня Украина находится в сложных обстоятельствах трансформации. На чем основана твоя тревога и в чем ваша вера?
— Должен признать, что тревог в последнее время стало больше. Мне прискорбно осознавать, что украинцы ступили на опасную тропу популизма в ситуации, когда легких и простых решений не существует. У нас война, и «какаяразница», беззаботная и наивная вера в мир с Россией — это вирус, который для государства может иметь летальные последствия. Вера моя скорее «швейковская»: думаю, что и эту неприятность мы переживем, но печально, как пережили все катастрофы, но печально, потому что теряем время, драгоценные годы. Но логика истории на нашей стороне: все империи рано или поздно умирают, и я надеюсь, что мы являемся свидетелями последней агонии «русского мира». Ведь за тридцать лет — кто бы что ни говорил — мы осуществили колоссальное движение вперед, уровень жизни и какие-то наших институты несравнимо лучше состояния девяностых годов. Мы двигаемся в правильном направлении, но часто после шага вперед делаем два назад.
— Как приходят темы для твоих книг? Снятся посреди ночи или озаряет идея во время застолья с друзьями?
— У меня много тем в голове! Часто идея для романа рождается из одной фразы или метафоры. Приходится отсеивать, некоторые откладывать, чтобы вызревали дальше. Сама наша повседневная жизнь дарит множество задумок и тем, жаль только, что лучше всего они подходят для трагикомических, абсурдистских романов.
— Литература факта — правда ли, что сегодня это самая актуальная и востребованная тема?
— Судя по рейтингам продаж книг, литература факта, так называемый нон-фикшн, и в самом деле находится на вершине популярности. Но думаю, что это просто новый тренд, мода, которая быстро пройдет. Скажем, пять-семь лет назад была мода на исторические темы и романы, теперь на истории успеха. Я не верю, что прочитав историю владельца крупной корпорации, можно научиться самому строить бизнес. Это миф, привлекательное и легкое искушение, но реальной пользы от этого нет. Если бы все эти книги об успехе действительно были действенными, то у нас уже должен был бы быть бум стартапов, а на улицах каждый второй был бы скрытым миллионером. Обычно миллион зарабатывает автор бестселлера «Как заработать миллион», а не читатель.
«ЕСЛИ БЫ Я БЫЛ МИНИСТРОМ КУЛЬТУРЫ, ТО ПРОВЕЛ БЫ ВОСПИТАТЕЛЬНУЮ БЕСЕДУ С МИНИСТРОМ ЭКОНОМИКИ...»
— Почему одни авторы плачутся и свои творческие проблемы связывают с проблемами современности, а другие — процветают?
— Это вечная история о пессимистах и оптимистах. Не заметить реального расцвета украинской культуры за последние пять лет может только слепой. В конце концов, не всем суждено было быть успешными, и надо понимать, что успех не всегда является хорошим мерилом художественной ценности произведения. Я отношусь к людям, которые хотят видеть вокруг позитив, а когда мне трудно — скорее сожму зубы и промолчу, чем кому-то буду жаловаться. Хотя, наверное, позитивный настрой притягивает хорошие новости, потому что добавляет сил, чтобы достигать желаемого результата. Такой простой секрет.
— Ты — поразительный апологет печатной прессы. Немногие еще так откровенно и классно высказались в ее защиту. Что бы ты сделал, будучи министром культуры, для поддержки позиций качественного информационного пространства и печатной прессы?
— Я просто люблю бумагу, ее нежность и тактильность, мне нравится запах печатной краски. Когда беру в руки новую книгу — обязательно вдыхаю ее аромат, это для меня лучше ароматов свежей выпечки. А что касается реальных практических шагов, то они просты: ввести торговое эмбарго на печатную продукцию из России, окончательно отменить налоги на книгопечатание на украинском языке, предложить государственные и коммунальные льготы для аренды помещений книжным магазинам, так как у нас в большинстве райцентров даже нет приличного книжного магазина. Что касается прессы, то здесь стоит навести порядок с Укрпочтой: скажем, я выписываю газету «День», но пятничный выпуск мне приносят в понедельник или вторник. Понятно, что это отбивает желание оформлять подписку.
А если бы я был министром культуры, то провел бы воспитательную беседу с министром экономики, который заявляет, что читать в наше время уже не нужно. Если он сам не понимает, то продемонстрировал бы статистику европейских стран: наивысший уровень экономического развития и зажиточности именно в тех странах, где высоки показатели чтения. Разве это не понятно?
