Николай Халезин родился в 1964 г. в Минске. По окончании школы служил в авиации. В 1984-м поступил на экономический факультет Института народного хозяйства, после третьего курса бросил учебу, чтобы заняться творчеством. Работал журналистом в газетах «Имя», «Наша свобода», был одним из членов оргкомитета гражданской инициативы «Хартия’97», художественным руководителем центра современного искусства «Vita Nova». Автор пьес, переведенных на многие языки мира, обладатель ряда премий на международных драматургических конкурсах.
В 2005 г. Халезин вместе с женой Наталией Колядой и молодым режиссером Национального театра имени Янки Купалы Владимиром Щербанем, заручившись поддержкой таких знаменитостей, как Вацлав Гавел и Том Стоппард, основали «Свободный театр». Работы труппы тяготеют к документальному и социальному театру, имеют преобладающую интонацию предельной искренности. Актеры «Свободного театра» часто сами пишут те тексты, которые играют, в силу чего спектакли обычно несут ярко исповедальный характер.
22 августа в 2007 г. вся труппа была арестована на несколько часов вместе со зрителями прямо во время спектакля. В 2011-м, после получения Халезиным и Колядой политического убежища в Великобритании, театр зарегистрирован в Лондоне, хотя основной состав продолжает работать в Беларуси. Сегодня в проекте участвуют 25 человек. Самые известные спектакли – «Психоз 4.48», «Техника дыхания в безвоздушном пространстве», «Белливуд», «Поколение Jeans», «Быть Гарольдом Пинтером», «Постигая любовь», «Цифры», «Пылающие двери».
С Николаем Халезиным мы беседовали по Скайпу.
«КАЖДЫЙ РАЗ МЫ ПРОБУЕМ ВЕЩИ, НЕВОЗМОЖНЫЕ РАНЬШЕ»
– Как вы пришли в театр?
– Моя первая театральная профессия – сценограф. Втроем с друзьями, заработав денег на киносъемках, мы создали «Альтернативный театр». Он имел культовый статус, но его сожрал банк, которому принадлежало здание. Параллельно я работал в галерее, которая потом стала центром современного искусства, но с приходом Лукашенко к власти закончились и спонсоры, и покупатели искусства. Тогда я занялся журналистикой – возглавил газету по приглашению друга-издателя. Ее тоже закрыли. Как следствие усталости от политики возникла драматургия. Я получил хороший гонорар от МХАТа за мою пьесу, и мы на эти деньги создали драматургический конкурс, из которого вырос наш театр.
ФОТО ИЗ ЛИЧНОГО АРХИВА НИКОЛАЯ ХАЛЕЗИНА
– На каких принципах базируется «Свободный театр»?
– Нас интересует современная драматургия. Спектакль по классическому материалу – «Король Лир» – мы выпустили только через 7 лет, по предложению лондонского «Глобуса». Мы создали свою лабораторию для обучения исполнителей, поэтому наши актеры воспитаны по уникальной методике. Могут сыграть, поставить, продать спектакль, написать пьесу. Такие вот универсальные солдаты.
– Извечная дилемма театральной режиссуры: чья система вам ближе – Брехта или Станиславского? Представление или перевоплощение?
– У нас, скорее, Мейерхольд, Арто, Гротовский. Неискаженный Станиславский – тоже. Актеры проходят серьезную физическую и психологическую школу.
– А в чем суть вашего метода?
– Это называется total immersion – тотальное погружение. Актер погружается в свои истории. Мы одними из первых занялись персоной исполнителя, раскрытием на сцене его личного опыта. Доходили до самих глубин. А за основу, как ни странно, брали футбол.
– Даже так?
– Это идея тотального футбола, внедренная в 1970-х голландцами Йоганом Кройфом и Ринусом Михелсоном.
– ...и Лобановским у нас.
– Безусловно, он был самым сильным в СССР подвижником этой темы. Так вот, там три принципа: ансамблевая игра, прессинг по всему полю – ты зрителя не отпускаешь ни на одно мгновение, и быстрый переход от обороны к атаке – то есть безумная динамика. По пьесам Гарольда Пинтера было очень много постановок, но никто не делал настолько динамичные спектакли. Если бы он узнал заранее, то, наверное, запретил бы спетакль. В итоге мы удостоились такой похвалы от него, что даже стало не по себе. И мы еще добавили к тем трем постулатам актуальность и искренность. Ты должен говорить правду, даже художественно ее приукрашивая, и должен находиться в современном контексте. Такой подход порождает чрезвычайно высокие требования к актерам. Например, в новом спектакле «Пылающие двери», где есть история Сенцова и звучит музыка «Бумбокса», основная установка – дойти до предела физических возможностей исполнителя. Театр уже не может идти в пасторальной тональности. Он, с одной стороны, должен быть зрелищным, а с другой – бросать вызов. Каждый раз ты усложняешь задачу, пробуешь вещи, невозможные раньше. И актер берет эту новую высоту.
– Часто вам приходится поднимать голос на репетициях?
– В отношении наших актеров – практически никогда. В отношении приглашенных – случалось, но редко. Репетиция – это обычно поток этюдов. В «Пылающих дверях» подготовлено 202 таких микроспектакля. Каждый требует больших усилий, и это продолжается по 10 часов ежедневно. Там особо говорить незачем. Я смотрю, прошу что-то отбросить, что-то развить. Мы с Щербанем вообще молчуны. И ничего не показываем актерам. Это запрещено.
«ЭТО БЫЛА НЕ ЭМИГРАЦИЯ, А СПАСЕНИЕ»
– Что привело к вашей эмиграции?
– Это была не эмиграция, а спасение. Нас вывозили тайными тропками в Новогоднюю ночь. Все друзья оказались в тюрьме КГБ в 2010-м. Мы думали, что все будет как всегда, дадут по 10–15 суток, но стали давать реальные сроки – год, 2, 5. Нас с женой ждал приговор. Мы подали просьбу о политическом статусе в день окончания визы.
– Как вы работаете с театром?
– У нас есть 2 девушки, которые руководят в Минске, мы процесс контролируем. Когда делаем большой проект, то привозим труппу в Британию или в другую страну. Небольшие спектакли ставим по скайпу. В Минске театр так и остался нелегальным. А в Лондоне он зарегистрирован, известен.
– А какие у вас главные сложности?
– Как и у всех театров, основная проблема – финансы. Мы же фактически бездомные. Прибыльным театр быть вообще не может, если это не Бродвей. Поэтому полагаемся на внешнюю поддержку, и 90% нашего рабочего дня – это попытки решить финансовые проблемы. А так – сейчас очень хорошая почва для творчества. Чем больше кошмар, тем острее драматургический конфликт.
– Почему вас терпят в Минске?
– А как закрыть нелегальный театр? Были аресты, избиения, людей увольняли с работы, исключали из университетов. Арестовывали театр вместе со зрителями.
– Да, знаменитая история.
– Ну и дальше что? Расстреливать? Вот мы откладывали премьеру, потому что у нас актер сидел. Отсидел 10 суток, вышел, сыграли. Резонанс огромный, ведущие СМИ писали. Каждый прессинг вызывает реакцию. И власть понимает, что ей это очков не добавляет. Учитывая нашу политическую активность, которая идет параллельно театральной, они понимают, что злить нас – неблагодарная задача. К нам мировые правительства прислушиваются намного внимательнее.
«ЕСЛИ БЫ РОССИЯ НЕ ПОДДЕРЖИВАЛА ЛУКАШЕНКО, ТО ЕГО НЕ СУЩЕСТВОВАЛО БЫ УЖЕ 20 ЛЕТ»
– Почему режим до сих пор стоит?
– Мне кажется, что Украина, Россия, Беларусь – единый проблемный узел. Те варианты, которые обкатал Лукашенко, были реализованы Путиным и Януковичем. Они методически, ход за ходом, повторяли его. И, с другой стороны, если бы Россия не поддерживала Лукашенко, то его не существовало бы уже 20 лет. Точно так же держался Янукович.
– Свобода – самое сложное испытание. Вы думали, что будет с вами, когда она наступит?
– Нам и так уже все можно. Никакой связи между нами и политической ситуацией нет. Есть только наша реакция – ведь диктатура дает много поводов говорить именно языком театра. Любой жесткий режим плодит героизм и предательство. В нашем репертуаре политические спектакли отсутствуют, ни в одном спектакле не фигурировал Лукашенко. Не потому, что мы этого боимся. Просто это персонаж, не достойный художественного осмысления. Он банален. Он даже не создал собственной эстетики. Пытался использовать советскую – оказалось, что население безразлично к ней. И в итоге сегодня Лукашенко надевает майку с вышивкой. Пришел к тому, с чем боролся. Он смотрит на войну России и Украины и поддерживает белорусский язык, потому что понимает, что если война начнется, то опереться можно будет преимущественно на белорусскоязычных. А при свободе будем жить счастливо, потому что сможем устроить в Минске большой театральный центр, и не только сами там будем играть, но и будем возить своих друзей, среди которых много звезд, готовых играть в Минске, но при этом режиме они туда не поедут.
Кстати, о друзьях. Мы много работаем с Украиной и хотели бы сотрудничать активнее, если бы у вас было более последовательное правительство. Сейчас проводим семинары по интеграции украинского театра в Европу и делаем совместные музыкальные проекты с тем же «Бумбоксом». Тут много взаимных интересов.
– А как вам ситуация в нашем театре?
– Мы недавно приезжали в Киев, и я не был в восторге от режиссуры, а вот уровень подготовки актеров очень понравился. Если их отдать в хорошие руки, мог бы быть серьезный результат. Мы 12 лет проводим драматургический конкурс, и сейчас Гран-при получила Татьяна Киценко – украинский драматург. Потенциально Украина может сделать то, что она уже сейчас делает в музыке, а в музыке у вас невероятный прогресс. Что средний эшелон, что лидеры.
– Спасибо на добром слове.
– Этот успех пока не оценивают украинцы, потому что всегда кажется, что дома все плохо. Но со стороны видишь, что есть зоны, в которых Украина имеет успехи. Помимо музыки это еще кулинария – в ней вы среди лидеров в Европе. Я просто кулинарией увлекаюсь, поэтому знаю, о чем говорю.
«В ТЕАТРЕ СЛИШКОМ МНОГО КОМПРОМИССОВ»
– И в завершение, какие у вас увлечения, помимо кулинарии?
– Театр у меня вообще на третьем месте. На первом – семья. На втором – кулинария и фотография.
– Почему?
– В театре слишком много компромиссов, поскольку это коллективное сотрудничество. Поэтому я не верю, когда режиссер говорит, что на 100% сделал то, что хотел. Даже если ты сделал, как хотел, выглядит это все равно не так, потому что на каждом отдельном этапе человеческий фактор может все уничтожить – достаточно одной плохо сыгранной сцены. И в театре можно обмануть, а в кулинарии и в фото – нет. Это мне нравится.
