Пан Роберт Чижевский — историк по специальности, был председателем «Свободы и демократии», а ныне возглавил Польский институт в Киеве. Он имеет польские и частично украинские корни, является внуком Григория Чижевского, министра внутренних дел Украинской Народной Республики, полковника Армии УНР, и правнуком Павла Чижевского, министра правительства УНР в изгнании... Наш разговор с новым руководителем Института о польско-украинских отношениях, культуре как историческом диалоге, казаках на полотнах Юзефа Брандта и поэтических аллюзиях Збигнева Герберта...
«ОЧЕНЬ ВАЖНО ЗАДАВАТЬ ПРАВИЛЬНЫЕ ВОПРОСЫ ИСТОРИИ»
— Пан Роберт, какой вы видите деятельность Польского института в Киеве — что в приоритете?
— Прежде всего, следует подчеркнуть, что Институт всегда занимался продвижением искусства в самых разных его проявлениях. И, безусловно, эта традиция будет продолжаться. Особенно я хотел бы обратить внимание на личность Збигнева Герберта — выдающегося польского поэта, чьей поэзии, кажется, сейчас несколько не хватает. Возможно, речь идет не столько о переводах (хотя и о них тоже), а больше о популяризации. По моему мнению, эта поэзия и ее роль чрезвычайно актуальны для современной Украины: это и наследие коммунизма, и встреча с внешней мощной агрессией. Загляните в «Рапорт из города в осаде», «Силу вкуса» или «Послание Пана Коґито» и вы увидите, насколько они соответствуют духу времени.
Кроме того, хотелось бы более широкой трактовки культуры через исторический диалог. Это очень важно и непросто, ведь мы знаем, сколько здесь недоразумений. Ведь очень важно задавать правильные вопросы истории. И я хотел бы говорить о явлениях, которые объединяют украинцев и поляков. Поверьте, «общих» героев у нас очень много. Мы планируем затронуть важные «полифонические» темы: украинские сюжеты и баталии на полотнах Йозефа Брандта, Хотинская битва, Январское восстание, подумать о памяти киевского воеводы Адама Киселя. И это далеко не исчерпывающий перечень точек соприкосновения.
— Недавно на Майдане Независимости открылась выставка «Анна Валентинович — героиня двух народов»...
— Да, это имя из этой же сферы. Анна Валентинович — великая польская героиня, она была одной из основателей «Солидарности» или, собственно, ее основательницей, ведь в Польше ее называют не иначе, как матерью «Солидарности». С исторической точки зрения именно «Солидарность» вызвала падение коммунизма. В мире таким символом часто называют известную Берлинскую стену, но упадок коммунизма начался в 1980 году, когда коммунистическая власть освободила Анну Валентинович, а ее коллеги объявили забастовку с требованием ее возвращения на работу. Так возникла «Солидарность», союз, в который входило более 10 млн человек. Но здесь стоит вспомнить, что Анна Валентинович, великая польская патриотка, по происхождению была стопроцентной украинкой. И об этом мы узнали только после ее смерти. Анна Валентинович родилась в украинской семье на предвоенной Волыни, которая тогда принадлежала Польше.
Здесь речь не только об Анне Валентинович, но, скорее, о емком символе. Существует единство между тем, что происходило в Польше в 1980 году, и тем, что происходило в Украине в 2014-м. Революция «Солидарности», революция Достоинства... В Польше профсоюз стал центром движения сопротивления, а в Украине пунктом, вокруг которого самоорганизовался Майдан, был Дом профсоюзов. Поэтому мы делали выставку совместно с Музеем Революции Достоинства и Домом профсоюзов. И очень символично, что в день открытия на часах этого дома, можно сказать, на главных часах страны, засветился знак «Солидарности», мы искренне благодарим за это украинских партнеров. Уличную экспозицию на Майдане Независимости, возле Дома профсоюзов, могут осмотреть все желающие до 30 сентября, а дальше она отправится по Украине.
— На какие еще важные события вы советуете обратить внимание?
— В Национальном историко-мемориальном заповеднике «Быковнянские могилы» открылась выставка «Быковня 1937/1938: польская линия». Она посвящена так называемой «польской операции НКВД», в ходе которой погибли тысячи этнических поляков в СССР, названные «диверсантами» и «шпионами». Захоронение в Быковне объединяют две большие темы: эту антипольскую операцию и советские преступления времен Второй мировой войны. Символом нападения Советского Союза на Польшу является 17 сентября 1939 года, и поэтому именно этот день выбрали для открытия. Но не будем концентрироваться только на истории. Вот скоро начнется Одесский международный кинофестиваль. В этом году, учитывая эпидемию, все будет онлайн. И вас, как и всегда, ждет заметная польская программа. А фильмом-закрытием станет лента «Шарлатан» Агнешки Холланд — драма о чешском целителе Яне Миколашеке. Кино всегда было визитной карточкой Польского института, и мы попробуем удивить вас и на днях польского кино.
«ВСЕ РЕШАЕТ КУЛЬТУРНЫЙ КОНТЕКСТ»
— Вы по специальности историк, погружены в историко-культурные коды XIX века. Но одна из ваших нынешних миссий во главе Польского института в Киеве — продвижение искусства Польши в условиях нынешней культурной ситуации, в условиях культурной и художественной политики, широко говоря, ХХ-ХХI веков. Как вы видите этот мозаичный, интересный и противоречивый мир модернизма, авангарда, тоталитарного искусства, постмодернизма, современного искусства?
— Искусство для меня — не какой-то конкретный предмет или создатель, а отношения, взаимодействие между произведением и адресатом: читателем, слушателем, зрителем. Разумеется, это взаимодействие зависит от нашей внутренней конституции, от культуры, в которой мы формировались. Действительно ли мы, европейцы, «проживаем» китайскую пагоду? Да, но совершенно иначе, чем китайцы. Все решает культурный контекст. И вот проблема современного искусства (в широком смысле) в том, что она этот контекст теряет. Как и контакт с аудиторией.
— А что аудитория?
— Мы видим разрушение круга адресатов. В XIX веке в Польше мечтали, чтобы Мицкевич попал «под крышу», чтобы его услышала широкая аудитория, чтобы он стал «народным поэтом». А потом пришел упадок. Искусство тоталитаризма закрепило адресата на одном уровне. Соцреализм, нацистское искусство — это было то место, до которого довели адресата, не сказав ничего больше. Сейчас идет дальнейшее эстетическое обеднения масс. Никто уже не мечтает о «подтягивании» их уровня, мы ускорили механизмы примитивизации. Это хорошо отражается в современной политике с ее простыми лозунгами и нежеланием к сложным вопросам. Словом, эксперимент XIX века провалился, подъем масс не удался.
Мы перестали воспитывать аудиторию — и соответствующие явления не заставили себя ждать. Мне как человеку, много лет проработавшему учителем, больно признавать, что современная молодежь утратила понимание многих основ культуры. Как можно говорить, например, об Эдипом комплексе, не зная античного мифа?
— Расскажите, пожалуйста, а что в польском искусстве ХХ—ХХI века вам больше всего нравится?
— Я бы хотел показать достижения польской компьютерной графики, ведь в определенных моментах они приближаются к искусству. Огромную мировую известность получила игра «Ведьмак» по Сапковскому, и это интересное проявление польской культуры. Здесь надо вспомнить деятельность графика, аниматора и режиссера Томаша Баґинского, его знаменитую «Катедру», получившую ряд всемирных наград и номинированную на «Оскар». Он работал во многих проектах, и в «Ведьмаке», но известен также по короткометражному циклу «Польских легенд». Также я очень ценю сюрреализм скульптора и художника Войцеха Сюдмака. В обоих случаях мне импонирует и усердие, внимательность, с которой художники подходят к своим произведениям. Мне близко неспешное искусство. Если вспомнить о музыке, то я большой поклонник песенной поэзии. Я воспитан на песнях Яцека Качмарского, также люблю Карела Крыла, как оригиналы, так и в исполнении Антонины Кшиштонь. Из музыки кино ценю Войцеха Киляра. Вы, наверное, слышали его произведения в «Пианисте», «Пане Тадеуше», «Земле обетованной»...
— Какие еще художественные проекты появятся под эгидой Польского института?
— Мы планируем познакомить украинцев с польской живописью XIX века, в частности к 400-й годовщине Хотинской битвы уместными будут полотна Юзефа Брандта. Он активно работал с казацкой тематикой, но иначе, нежели живописцы, которые творили на территории Российской империи, где казачество часто показано, скорее, в этнографическом ключе. Брандт изображает казаков во времена их славы, после победных сражений, его казачество масштабно, с размахом. Я имею такое ощущение, что он бы охотно иллюстрировал современные учебники для украинской молодежи. А еще я бы хотел, чтобы в одну из годовщин Герберта украинские исполнители спели что-то из его произведений.
— Пять авторов для читателей «Дня» — рекомендация от директора Польского института в Киеве.
— Мы много говорили о традиции, и мой выбор не будет современным. Итак, это поэзия Юлиуша Словацкого: «Мій заповіт», «Гімн», «Пророцтво», «Якщо колись у тій моїй країні», это о Кременце... У Адама Мицкевича очень ценю «Дзяди». Збигнева Герберта, кроме стихов, люблю за его прозу, особенно за «Натюрморт с удилом». Я очень люблю Стефана Жеромского, его «Попіл», «Задзьобають нас круки, ворони», «Провесну». Уважаю Джозефа Конрада за его позицию: человек может нести на своих плечах весь мир — и тут мне речь идет о «Лорде Джиме» и особенно «Глазами Запада» — наиболее феноменального, с сегодняшней точки зрения, пророчества о революции в России.
