Владимира Горянского без малейшего преувеличения и натяжек
можно назвать театральной звездой. Для внимательных театралов не прошло
незамеченным еще его первое появление в Киеве, которое случилось десять
лет назад. До этого Владимир закончил Днепропетровское театральное училище,
отслужил в армии — в театре Черноморского флота, поработал в Днепропетровском
театре русской драмы им. Горького. И везде — вполне успешно (Днепропетровск
долго говорил о Хлестакове Горянского). А в один прекрасный день все бросил,
сорвался с насиженного места и переехал в столицу, фактически — в никуда.
Кроме иллюзорных надежд, связанных с театральным бумом, возникшем в конце
80-х, никаких конкретных предложений у артиста Горянского не было. Впрочем,
после недолгих мытарств, Владимира пригласили в Театр драмы и комедии на
Левом берегу. Мне кажется, этот эпизод его биографии очень важен для понимания
личности актера, человека деликатного, интеллигентного, мягкого, но отнюдь
не мягкотелого (нужно обладать силой и уверенностью, чтобы вот так радикально
изменить собственное жизнеустройство). Не случайно же во многих его ролях
за тончайшим, сдержанным внешне рисунком ощущается недюжинный напор и темперамент.
С ролями (в репертуаре актера их около 20) в театре Владимиру
Горянскому повезло. Юный Гитлер в «Майн Кампф», Передонов в «Мелком бесе»,
Гаспаров в «Бесконечном путешествии», Мессир Ничи в «Комедии прелести греха»
(эта работа отмечена театральной премией «Пектораль»), Варавин в «Смерти
Тарелкина»... Впрочем, говорить о везении в данном случае не очень уместно:
вполне закономерный путь для талантливого актера. А вот с кино у заслуженного
артиста Горянского отношения, можно сказать, не складывались. Были небольшие
роли в проходных фильмах, был крайне неудачный опыт в картине «Диверсия
по контракту», когда персонажа Владимира без его ведома озвучил другой
актер. Увидев фильм, Горянский пришел в такой ужас, что даже намеревался
подать в суд на создателей, да друзья отсоветовали, о чем он до сих пор
жалеет.
Но жизнь — парадоксальная штука. Надо же было такому случиться,
что широкую, прямо скажем, массовую известность Владимиру Горянскому принесли
не его блестящие театральные работы, а небольшая (по меркам экранного времени),
но на редкость запоминающаяся роль в кино, точнее в украино-российском
сериале «День рождения Буржуя». Более того, именно психиатр Костя в исполнении
Горянского стал подлинным актерским открытием сериала. Это при том, что
все его партнеры — высочайшие профессионалы, но их работы оказались куда
более предсказуемыми. Короче, после «Буржуя» Владимир Горянский, как принято
говорить, проснулся знаменитым, что сегодня с актерами случается крайне
редко ввиду малокартинья и практически отсутствия проката.
Итак, каково это — проснуться знаменитым? И насколько столь
шумный успех был прогнозируем актером, а иже с ним режиссером, автором
сценария и всеми создателями фильма? С этого, что естественно, началась
наша беседа с Владимиром Горянским.
— Что касается того, что я проснулся знаменитым, то это
случилось не вдруг. Люди сегодня пресыщены телевидением, и удивить их чем-то
практически невозможно. Поэтому интерес к фильму и затем уже к исполнителям,
доверие к ним накапливалось постепенно. К середине сериала стало происходить
узнавание. Конечно, на такой успех мы не рассчитывали. Хотя старались сделать
нормальное кино, на пристойном уровне. Мне хотелось, чтобы мой персонаж
вызывал не «регот», а улыбку, чтоб было обаяние, узнаваемость. Зрителям
интересно понять себя через то, что происходит с кем-то. Я очень много
писем получал после сериала, люди в театр приходили просто поговорить о
жизни. Я понял, что очень многие одиноки. И в этом мой экранный герой оказался
им близок. По сценарию психиатр Костя — несколько иной был типаж. Но во
время съемок родился именно такой образ. Режиссер Анатолий Матешко пошел
на это, согласился с моими импровизациями. Так появилось общение с животными,
когда мой персонаж откровенничает со свиньей, с рыбкой — это признак человека
одинокого, ищущего, страдающего.
— А люди, которые приходили к вам поговорить, воспринимали
вас как актера или скорее отождествляли с вашим экранным героем?
— Думаю, в первую очередь, конечно, они хотели поделиться
своими проблемами с психиатром Костей, к которому прониклись доверием.
Но эта роль имела и другой, абсолютно неожиданный для меня резонанс. После
того, как на «1+1» вышла программа «Особый взгляд с Мыколой Вереснем»,
куда я был приглашен, у многих телезрителей создалось впечатление, что
я очень богатый человек — раз снялся в сериале. Это, конечно, лестно, но
действительности, увы, не отвечает. Представьте мою растерянность, когда
стали приходить люди, рассказывать о своих материальных затруднениях, просить
помощи. Особенно много писем приходило с Донбасса — моей родины, от одноклассников,
от незнакомцев. Там людям действительно очень тяжело живется, я это знаю
и было очень больно, что ничем реально помочь им не могу. А еще одна категория
зрителей обращалась ко мне, чтобы я составил им протекцию к Марии Стефании,
поскольку мой герой больше других общался с ней на экране. Несколько встреч
даже удалось устроить.
— Как вам работалось над сериалом?
— Всегда существует сложность первого съемочного дня, когда
ты, если можно так выразиться, договариваешься с режиссером, какое кино
снимается, появляется ощущение площадки, партнера и т. д. В случае с «Буржуем»
сложность состояла еще и в том, что когда я вошел в картину, съемки длились
уже месяц. Все, естественно, читали сценарий и определенным образом представляли
моего героя. И все — режиссер, оператор, осветители — все знали, как я
должен играть. Только я не знал. В первый день снимали сцену, когда я в
ресторане поглощаю бутерброды с икрой. Все стояли и ждали: вот сейчас он
даст — начнет на потеху жрать икру. Но я предложил совсем другой рисунок
роли. И Матешко не стал на меня давить. А вообще, на площадке было очень
творческое настроение.
— Как известно, российская сторона полностью переозвучивала
украинских актеров. И только вас пригласили в Москву на озвучание. Выходит,
Горянский оказался незаменимым?
— Группа, которая занималась озвучанием, действительно
настояла на моем приезде, и руководство НТВ на это пошло, что, не скрою,
приятно. Хотя и волнение было, как потом оказалось, не только у меня. Ведь
за три дня надо было озвучить пятнадцать серий. Но замечательный звукорежиссер
Александр Светлов и мои российские коллеги встретили меня очень тепло.
А когда я встал за пульт и сделал несколько проб, группа облегченно вздохнула
и развеселилась: поняли, все будет нормально.
— Наслышана-наслышана, как вы покорили кинематографическую
Москву. Эти восторги имели какое-то воплощение в конкретных предложениях?
— Было много встреч и знакомств, но большинство собеседников,
делая комплименты, честно признавались, что снимать меня торопиться не
станут. Когда ты ярко засветился в какой-нибудь работе, то это имеет и
обратную сторону. С одной стороны есть риск, что будет нещадно эксплуатироваться
найденный образ. С другой — режиссеры предпочитают переждать, пока схлынет
ажиотаж вокруг актера, выбирая кого-то менее заметного. Впрочем, у меня
сегодня достаточно работы. Отснялся у Олеся Янчука в небольшой, но интересной
роли энкаведиста в фильме «Командир армии бессмертных». Кстати, эту роль
он специально дописал и увеличил, когда увидел мою фотопробу и ввел ее
в картину, когда съемки уже шли. Закончил работу у Юры Одинокого в фильме
«Превратности любви, или Настоящая мужская дружба» — симпатичная комедия
должна получиться. И наконец, вскоре начнутся съемки продолжения «Буржуя».
— Давайте вернемся к театральным делам. Что вас радует,
что огорчает в нынешней театральной ситуации, в частности, в Киеве?
— «Артек» (наша беседа проходила во время международного
детского фестиваля) мне дал возможность ближе познакомиться с некоторыми
артистами, которых я любил и люблю, в человеческом плане. Например, Хостикоев.
Мы знали друг друга по работам. И мне приятно, что он меня не разочаровал
как человек. Он личность творческая, очень восприимчивая ко всему. Казалось
бы, при его популярности можно успокоиться и не переживать по поводу театральной
ситуации. Но его мозг все время в работе, он хочет большего, стремится
дальше. Творческий человек — как птица с огромными крыльями. Хочется вырваться,
но это не всегда удается, да и нынешняя театральная жизнь к этому не располагает.
Что ни сделай — все как в вату уходит, дальше не развивается. В Москве,
если что-то интересное происходит, моментально подхватывается. А здесь
— вакуум. Поэтому многие уезжали отсюда. И певцы, эстрадные и оперные,
артисты балета, драматические актеры. К сожалению, есть в нашей театральной
атмосфере что-то не очень здоровое.
В отношении спектаклей, которые я видел в последнее время,
то мне в них не хватает цельности, законченности. Как в музыкальном произведении,
где есть гармония, мелодия. Есть отдельные, удачные, скажем, актерские
куски внутри спектакля, которые позволяют говорить о хороших предпосылках
к изменению в нашей театральной жизни.
— Вы родились и выросли в городе Стаханове Луганской
области. Отец — шахтер, мать — домохозяйка. В семье кроме вас еще две сестры
и брат. Наверное, не очень простая жизнь. И вдруг вы в достаточно юном
возрасте сознательно решаете стать актером. Как и почему это происходит?
— На самом деле сначала я хотел стать машинистом, а уж
потом актером. Может быть, потому, что с детства меня тяготила реальность.
Хотелось уехать, убежать от нее любым способом. И я убежал в детский театральный
коллектив. И вот это ощущение сцены, чувство очищения перед выходом на
нее, ожидания, что вот сейчас зал заполнится, поклона, новой репетиции,
нового спектакля незабываемы. Я, помню, очень любил пустой зал Дома пионеров,
просто приходил и садился. Все это очень сильные переживания.
— Эти чувства остались или уже притупились?
— Иногда думаешь: где же реальность. То ли в театре, то
ли на сцене жизни. И я прихожу к выводу, что я меньше играю на сцене, а
больше в жизни. И это не моя вина — нас окружает много условностей. Поэтому
приходится делать то, что не хочешь. Говоришь то, что ты не хочешь говорить.
Хотя в этом случае я предпочитаю молчать. Я, конечно, изменился со временем.
Я был весельчак, заводила. Стал более спокойный, какая-то переоценка ценностей
произошла. Хочется больше разобраться в себе, понять и попробовать себя
в чем- то другом. Я чувствую, что должно что-то произойти в моей творческой
жизни. Я начинаю вырастать из тех спектаклей, которые уже долго идут, как
ребенок из тесной одежды. Потому меня не оставляет ощущение переходного
периода, который затянулся, но вот что-то случится. Думаю — хорошее.
