В них он вспомнил, как в детстве едва не утопил наследника правителя Северной Кореи Ким Чен Ира, как страстно любил свою первую жену Екатерину Васильеву и как начинал карьеру на «Мосфильме», с трудом утверждая у советских цензоров свои дебютные картины: «Егор Булычев и другие» и «Станционный смотритель».
Память Соловьева обладает редким свойством, замечают izvestia.ru. Автор внимателен к деталям, описывает их подробно, но с очень добрым отношением ко всему и всем. Поэтому отдельные главы (даже порой с интимными подробностями) о композиторе Исааке Шварце, директоре съемочной группы Залбштейне, выглядят смешно и трогательно. Не впадая в пафос, автор нашел слова признания и благодарности своему учителю Михаилу Ильичу Ромму. Последним рыцарем кино предстает в соловьевской книге сценарист Геннадий Шпаликов. В главе, посвященной Льву Арнштаму и Борису Кремневу, рассказчик с радостью вспоминает уроки мудрости первых своих наставников на «Мосфильме».
Интересно рассказывает Соловьев о Никите Михалкове, Михаиле Ульянове, об Иннокентии Смоктуновском и о Вячеславе Тихонове. Книга задумывалась явно не для того, чтобы сводить счеты, и, возможно, на это намекает ее двусмысленный подзаголовок «Записки конформиста». Даже на чиновников Госкино или членов художественного совета «Мосфильма» той поры, попортивших нервы многим режиссерам и, в частности, Соловьеву, автор сегодня смотрит с легким снисхождением.
И все-таки, прочитав книгу, я не согласилась с самоопределением автора как конформиста. Будь Сергей Александрович таким, он, думаю, воспользовался бы в свое время, например, дивным предложением Андрея Тарковского и снял бы экранизацию драмы Островского «Последняя жертва». Андрей Арсеньевич тогда красиво все спродюсировал и даже съемочную группу подобрал для двадцатипятилетнего начинающего режиссера, снявшего в 1969 году в альманахе «Семейное счастье» две из четырех новелл по Чехову: «Предложение» и «От нечего делать». Только представьте себе — художник Михаил Ромадин строит декорации, костюмами и шляпами занимается Рустам Хамдамов, все снимает оператор Георгий Рерберг, а в кадре артист Михаил Яншин. В главе «Как меня одолевали бесы» вкусно описывается попытка введения молодого Соловьева в кружок небожителей. Как его весь вечер кормили, поили и соблазняли: «Меня приглашали безбедно жить в совершенно другой стране, в мире всеобщего благоденствия, неких эллинских радостей, немыслимых художественных восторгов, дорогих блюд, недоступных и неизвестных простым смертным. Я был просто расквашен».
«Ты не волнуйся, не волнуйся, — то и дело, тоже вполне по-психопатски подмигивая мне, говорил Андрей. — Если что, я тебе помогу. И в режиссуре, и во всем. Вместе как-нибудь преодолеем... Не такое преодолевали!..» Возразить было нечего. Как китайский болванчик, я все кивал головой, не сомневаясь в истинности его слов... Сказочное удовольствие — быть на равных с великими! К тому же, Андрей то и дело повторял: «Да перестань же ты «выкать». Мы с тобой нормальные соученики, подельщики. Из одной мастерской». Да и я уже почти пообтерся в новой ситуации: без особого нахальства, но и без раболепства «тыкал» и Андрею, и Рербергу, и Ромадину, не пытаясь уже сопротивляться магии дотоле неведомой мне жизни...»
Но по возвращении домой Сергею Соловьеву в ту ночь не спалось: «Часов в шесть утра я сел на кровать с ясным, четким сознанием: никогда, ни при каких обстоятельствах этого не будет. Делать этого мне нельзя. Ни за что. Да, этот мир воздушен, прекрасен, невероятно желанен, но он не мой». И ведь отказался! Какой уж тут «конформист»? Подобных примеров, когда он не шел на сделку с самим собой, у Соловьева немало.
Перо Сергея Александровича легкое, и рассказчик он блестящий, и, что особенно приятно, — нет в книге ни капли ностальгии о прошлой жизни, нет противопоставления, мол, тогда было лучше, чем сейчас. Есть лишь нежная тоска по ушедшей собственной юности. И потому все двадцать глав первой книги мемуаров прочитываются с особым доверием.
Из мемуаров становится понятно, что любимая цифра Сергея Соловьева — двойка, хотя школа и приучает нас на всю жизнь, что двойка равна поражению. У Соловьева двойка — скорее победа. Во ВГИКе он учился у двух мастеров — Ромма и Столпера, на «Мосфильме» трудился в объединении Льва Арнштама и Бориса Кремнева. Сборник собственных сценариев назвал «2-INFERNO-2». Даже в «Начало. То да сё...» два вступления. И продолжение самого культового соловьевского фильма называется «2-Асса-2».
