Спектакль «Украденное счастье» И. Франко, поставленный Ириной Волицкой с актерами Лидией Данильчук, Романом Билем и Михаилом Барничем во львовском театральном объединении «Театр у кошику», похоже, сделан именно теми, кто и «не видел», и «не участвовал». Или, по крайней мере, сумел основательно забыть замшелые этнографически-гопачные традиции.
Признаюсь, что до сей поры появление подобного спектакля представлялось мне маловероятным. Привычка делать всевозможные поправки на досадные искажения действительности, плохо сказывается на восприятии. Можно утром полистать Арто, днем обратиться к «Словарю театра» Пави, параллельно конспектируя Барта, а вечером прийти в театр и увидеть нечто, с трудом поддающееся определению, от чего в голове начинают крутиться цитаты из учебника по истории украинского дореволюционного театра (раздел о влиянии имперского шовинизма на развитие национальной драмы). Теория и реальный театр (как показывает ежедневная практика) существуют в разных плоскостях и редко соприкасаются.
Удивительно, до чего простым и ненадуманным бывает настоящее. Пусть эта простота обманчива, но вот она — пустая сцена, три актера, которым не за что спрятаться, и, наконец, та самая пауза перед аплодисментами, протяженность которой, в сущности, и определяет подлинность и суггестию настоящего спектакля.
«Театр у кошику» объединил актеров, которых трудно представить в системе традиционного (равно как и псевдоэкспериментального) театра. Они техничны, интеллектуальны, обладают редкой культурой и органичностью игры. Ирина Волицкая утверждает, что свой театр его участники создают интуитивно. Но ведь интуиция никогда не возникает из пустоты и невежества. Собственно, именно переплетение рационального и чувственного придает спектаклю «Украденное счастье» ту магическую энергию, которая является сущностью театра и делает необязательными текст, декорации, грим. Спектакль предельно лаконичен. На сцене — строго ограниченное число предметов (только то, что безусловно «работает» на смысл), в костюмах — лишь намек на «национальный силуэт». Никаких этнографических сантиментов, ни одной бытовой интонации или движения. Все подчинено строжайшему, геометрически точному рисунку — вращению треугольника (двое мужчин, одна женщина), грани которого находятся в постоянном движении, но остаются одинокими, суверенными.
Основа спектакля — звук, ритм. Это «аркан» — универсальный знак западноукраинской культуры, ритм которого может быть и боевым «мужским» танцем, и протяжным женским плачем, может выразить любую эмоцию. В самом начале спектакль устремляется к своей высшей точке — песне о шандаре, «що має коханку». Сюжет пьесы, пересказанный в ней с циничной отстраненностью, входит в конфликт с трагической интонацией повествования, словно готовя зрителя к его смертельной и все же умиротворенной, как финальная колыбельная, развязке.
Повторюсь, этот спектакль и вправду оказывает магическое воздействие. Он завораживает, втягивает в свой ритм. Но самое поразительное, что в этом нет «загадки», «непостижимости», которыми, как принято считать, обладает истинное искусство. То, что мы видим на сцене, по сути, жесткий тренаж (вокальный и пластический) и блестящий анализ текста, реализованный в паузах, интонациях, акцентах. Ирина Волицкая и ее актеры сделали недосягаемо простую вещь — соединили практику с новой театральной теорией. Они сделали то, что многие актеры и режиссеры, претендующие на экспериментаторство, не только не знают, но и не успевают и не считают нужным постичь. Львовяне же оказались готовы к этому внутренне и физически (что немаловажно). Украинский же современный театр в целом, по-моему, не готов, что лично для меня превращает «Украденное счастье» львовского «Театра у кошику» в явление беспрецедентное.
