Но на то и надежды, чтобы сбываться. На празднике надежд Евгения Сверстюка собрались Тарас Шевченко, Иван Котляревский, Павел Грабовский, Николай Зеров, Павел Тычина, Александр Довженко, Борис Антоненко-Давидович, Василий Симоненко, Олесь Гончар, Борис Мозолевский, Василий Стус, Зиновий Красивский, Иван Светличный, Михайлина Коцюбинская, Иван Дзюба, Николай Руденко, а еще — Мигель Сервантес, Иоганн-Вольфганг Гете, Адельберт Шамиссо, Стендаль, Антуан де Сент-Экзюпери, Иван Тургенев, Николай Гоголь... А еще патриарх Мстислав... В книге замечательного литературоведа и эссеиста нет случайных имен, как нет и случайных фраз или даже слов: мысли — тезисно насыщены, скондесированы, порой до афористичности. А еще это именно тот случай, когда хочется начать читать с конца. Ведь, кажется, нигде и никогда не встречал такие интересные примечания, как в этой книге. Читая, вспоминаешь, что за свое право на праздник Евгений Сверстюк заплатил 12-летним заключением и ссылкой, в частности и за книгу «Собор у риштованні», которая впервые вышла в 1970 году совместным изданием Первой украинской типографии во Франции и Украинского издательства «Смолоскип» им. В. Симоненко (собственно, без ведома автора и фигурировала в судебном процессе). А впрочем, по-видимому, и сегодня многими не прочитано его эпохальное эссе «Іван Котляревський сміється», в котором Сверстюк как паталогоанатом через факт литературного бытия сделал безжалостное и очень точное вскрытие общества.
Нельзя не отметить, что все, попавшие в поле зрения исследователя, — это люди великой трагедии, сознающие свое высокое призвание. Хотя бы, казалось, навеки застывший в своей хрестоматийности Павел Грабовский. В действительности — трагичный, никем до конца не понятый, почти до отчаяния ироничный Павел Тычина с его вечной тоской по Мадонне... Их выбор — между честью и бесчестьем, между служением себе и служением людям, для Евгения Сверстюка родственен с выбором Христа (этот тезис автор подчеркивает постоянно, ищет опору в христианской традиции).
Эссе о товарищах, с которыми делили «зону молчания», — предельно честны, максимально объективны. Показывая человека со всех сторон, а прежде всего в экстремальных условиях, автор пытается понять не только мотивы его поведения и поступков, но и почувствовать в них определенную степень духовной и физической мощи, которая у каждого — разная. Помимо того, что это глубокие литературоведческие студии, это еще и очень вдумчивый, рассудительный и толерантный документ-размышление, анализ психологии человека в предельной ситуации, на грани выбора между свободой и неволей, честью и предательством... Их осталось так до боли мало: Иван Дзюба, Николай Руденко, Михайлина Коцюбинская... Поэтому поспешим сказать о лучших из лучших еще при жизни, часто обрывающейся на полушаге.
Есть тут еще одна «галерея героев» — следователей, надзирателей, которая не могла остаться без внимания автора. Он вспоминает о них, так сказать, незлобно, со свойственной ему иронией. Поэтому приводятся в книге и рецензии для следователей: на эссе «Іван Котляревський сміється», «Собор у риштованні», «На свято жінки», «Остання сльоза» с конкретными титулованными подписями — образцы вечно живого жанра — политического доноса.
Книга Евгения Сверстюка — это и предупреждение, и предостережение, и большая боль за Украину, и своевременное напоминание в наше время разочарований: надежда умирает последней. И, в конечном итоге, от нас самих зависит: превратим мы свои надежды в кладбище в очередной раз разбитых иллюзий или еще раз соберемся на празднике надежд.
