Кто расскажет, кто поверит
В горы трупов по утрам...
Чем эти «горы трупов» отличаются от тех, что были зарыты близ каждой советской областной тюрьмы? Лишь тем, что они были раскрыты и предъявлены миру в 1943 году, а потому на десятки лет стали предметом не глухого молчания, а глухой лжи. О лжи прежде всего — этот фильм. И о памяти.
Жены, мать, сестра — ждут (но не дождутся) своих живых, помнят своих погибших. В этих нескольких женщинах как бы сосредоточилась вся национальная память поляков о злодеянии. Глазами одной из них, жены расстрелянного в Катыни генерала, мы дважды видим «горы трупов». Сначала немецкую хронику, которую ей показывают немцы, желая, чтобы она выступила по радио — выступить отказалась. Потом на площади освобожденного Кракова, в толпе, она смотрит советскую хронику, которая должна заставить поляков поверить, что это было преступление гитлеровцев — поверить отказалась. И только в финале Вайда показывает нам расстрел и катынские рвы средствами художественного кино. И вот тут, как нигде на протяжении фильма, думаешь о наших погибших — замученных на следствии, померших в лагерях от голода и болезней, загазованных, как тамбовские крестьянские повстанцы (и об этом успел написать Хлебников), наконец, расстрелянных. Захороненных повсюду, в том числе и в этом же Катынском лесу, еще до поляков. И не забудем, что массовые расстрелы начались не в 1937 м и не в1937 м закончились, тогда онилишь достигли своего пика.
В прошлом году я впервые побывала в Медном, где на одном мемориальном кладбище лежат шесть с лишним тысяч поляков из лагеря в Осташкове, расстрелянных в подвалах Калининской областной тюрьмы весной 1940-го, и около пяти тысяч советских граждан (необязательно русских — там, например, много карелов: в Тверской губернии издавна были карельские деревни), расстрелянных там же в 1937— 1938 гг. Молодая сотрудница музея рассказала нам, как расстреливали советских граждан, в частности, упомянула, что стреляли (в затылок — это теперь каждому известно) из немецких пистолетов «Вальтер». — Из «Вальтеров»? В тридцать седьмом? — удивилась я, помня, что вальтеровские пули в черепах катынских убиенных по сей день служат некоторым, чтобы доказывать, что осуществление катынского убийства руками НКВД — «геббельсовская пропаганда». — Да, — ответила девушка, — расстреливали по двести человек в ночь, и советское оружие не выдерживало.
Оружие — не выдерживало. Как же нам, живым, все это выдержать? Как было это выдержать — не говорю даже: польским офицерам на краю катынских рвов, в подвалах Калинина и Харькова, — но тем, кто их ждал, кто оставался верен им и их памяти?
Не всякий выдерживал.
Две сестры Поручика-Пилота, Агнешка (Магдалена Селецкая), вернувшаяся в Краков после участия в Варшавском восстании, и Ирена (Агнешка Глинская), директор школы в «новой Польше». Антигона и Исмена. Антигона похоронить Ореста не может, но решает поставить ему надгробную (без гроба) плиту с надписью: «...погиб в Катыни в 1940». Ее сестра хочет спасти в текущей жизни то, что можно, твердо уверенная, что «свободной Польши никогда не будет». Польские гэбэшники («убэки») арестуют Агнешку прямо на кладбище. Плита разбита — трещина не дает увидеть ни место гибели, ни дату.
Дата — вот что больше всего пугало и разъяряло коммунистические власти той, несвободной Польши. Они бы и согласились на один-другой памятничек «жертвам немецко-фашистских оккупантов» и с датой «1941» — такой долго стоял в Катынском лесу. Когда памятники (камни или кресты) с правильной датой появлялись на польских кладбищах (один был даже поставлен открыто — в период легальной «Солидарности»), их под покровом ночи разбивали или увозили.
Жена Профессора (Майя Коморовская) получает из немецкого концлагеря урну с прахом мужа (по сравнению с нашими, гуманисты. Но тут и вспоминаешь: «...мы попали в лапы гуманистов». Что тот «гуманизм», что этот). Но сын, Анджей, надеется она, жив: невозможно же потерять обоих. Его нет в оглашенных немцами списках. Но вот возвращается — с востока, с марионеточной польской армией — его друг, Ежи, тот, что в списках был: он отдал Анджею связанный ему матерью свитер со своим именем — так оно попало в списки. Оказывается, можно потерять и мужа, и сына. Одного забрало гестапо, другого расстреляло НКВД.
Страшный, очевидный, но многих до сих пор все еще смущающий параллелизм двух тоталитарных режимом появляется в картине с первой сцены — на мосту. 17 октября 1939. Толпа беженцев движется на восток. И внезапно оголтелый крик: «Возвращайтесь!» С той стороны тоже начинают притекать беженцы, спасающиеся от восточного союзника Третьего Рейха. Немецкие офицеры дружественно беседуют с красноармейскими командирами, наблюдают за погрузкой пленных, которых повезут на восток. Да и пропаганда — коммунистическая и национал-социалистическая — весьма похожа, даже если в случае Катыни «геббельсовская пропаганда» в своих целях использовала несомненную трагическую правду.
С Анджеем Вайдой и друзьями из «Мемориала» мы долго говорили о том, как «Катынь» будет воспринята в России. Нечего и говорить, что все мы жаждем, чтобы выход фильма на российские экраны состоялся. Но Арсений Рогинский (председатель правления общества «Мемориал». — Прим. ред. ), например, считает, что ряд моментов российскому зрителю не будет понятен: та же урна с прахом, та же дружественная беседа немецких и советских офицеров (неужели в России никто не видел фотографий совместного немецко-советского парада после окончательного разгрома Польши двумя союзниками? А это посильнее частной беседы), или почему никто не радуется, когда Ежи возвращается живой, хоть и в мундире коммунистической армии, и никто ему не доверяет. Я пересказала этот разговор моему польскому другу Адаму Поморскому. Он возразил: «Русские любознательны, они до всего доищутся». В самом деле, в эпоху все еще действующего Гутенберга и не устающего действовать послегутенберговского интернета правду обнаружить нетрудно — надо только захотеть.
СПРАВКА «Дня»
Катынь: хроника событий
Термин «Катынское преступление» — собирательный, он обозначает расстрел в апреле-мае 1940 года почти 22 тысяч польских граждан, содержавшихся в разных лагерях и тюрьмах НКВД СССР:
— 14 552 польских офицеров и полицейских, взятых в плен Красной армией в сентябре 1939 года и содержавшихся в трех лагерях НКВД для военнопленных, в том числе —
— 4421 узник Козельского лагеря (расстреляны и захоронены в Катынском лесу под Смоленском, в 2 км от станции Гнездово),
— 6311 узников Осташковского лагеря (расстреляны в Калинине и захоронены в Медном),
— 3820 узников Старобельского лагеря (расстреляны и захоронены в Харькове);
— 7305 арестованных, содержавшихся в тюрьмах западных областей Украинской и Белорусской ССР (расстреляны, по-видимому, в Киеве, Харькове, Херсоне и Минске, возможно, и в других неустановленных местах на территории БССР и УССР).
Катынь — только одно из целого ряда мест расстрелов — стала символом казни всех вышеперечисленных групп польских граждан, так как именно в Катыни в 1943 году были впервые обнаружены захоронения убитых польских офицеров. На протяжении последующих 47 лет Катынь оставалась единственным достоверно известным местом захоронения жертв этой «операции».
КСТАТИ
«Мемориал» просит рассекретить материалы расследования «Катынского дела»
Правозащитное общество «Мемориал» обратилось к генпрокурору России Юрию Чайке с просьбой рассекретить материалы расследования «Катынского дела», сообщает агентство ПРИМА NEWS. «Международное общество «Мемориал» просит вас снять гриф секретности с постановления Главной военной прокуратуры от 21 сентября 2004 года о прекращении уголовного дела, где содержатся как имена виновных, так и основные итоги расследования», — говорится в письме, подписанном председателем правления «Мемориала» Арсением Рогинским. В марте 2005 года Главная военная прокуратура объявила, что из 183 томов «Катынского дела» 116 имеют гриф «секретно» или «для служебного пользования». Гриф «секретно» имеет и постановление о прекращении дела. «Единственное, что стало известно общественности о результатах почти 15-летнего расследования убийства многих тысяч польских граждан в 1940 году, это то, что «действия ряда конкретных высокопоставленных должностных лиц СССР квалифицированы по пункту «б» статьи 193-17 УК РСФСР как превышение власти, имевшее тяжелые последствия при наличии особо отягчающих обстоятельств», — говорится в письме. Имена тех, кто был признан прокуратурой виновными, названы не были. Никакие подробности и неизвестные ранее детали Катынского преступления, выявленные в результате расследования, также не были обнародованы. «Засекречивание документов «Катынского дела» представляется совершенно недопустимым и с нравственной, и с юридической точки зрения», — считает Рогинский. Согласно статье 7 Закона «О государственной тайне», сведения «о фактах нарушения законности органами государственной власти и их должностными лицами» не могут быть отнесены к государственной тайне и, соответственно, быть секретными. grani.ru.
