Это шекспировская «Двенадцатая ночь, или Что угодно» (украинский перевод Юрия Андруховича). В спектакле заняты актеры-третьекурсники Национального театрального университета им. Карпенко-Карого, а постановка принадлежит их педагогам Дмитрию Богомазову и Андрею Саминину.
В главных ролях: Мария Заниборщ (Виола), Анастасия Пустовит (Оливия), Кристина Люба (Мария), Александр Рудинский (сэр Тобиас), Павел Шпегун (сэр Эндрю), Артем Шемет (Антонио), Александр Бегма (Шут). Даже неловко писать «и другие», потому что все они, до последнего лакея или матроса — удивительно целостная команда, которая работает как хорошо подобранный оркестр. В спектакле действительно много живой музыки. Кроме того, здесь друг к другу относятся как к утонченным инструментам, а к инструментам — как к живым существам. Вот Оливия ложится спать, а рядом укладывается микрофон на штативе, и мы слышим сонное дыхание их обоих.
В последнее время как-то слишком бросаются в глаза спектакли жесткие, с сурово наморщенным лбом, или наоборот, нарочито зубоскальные. На этом фоне «Двенадцатая ночь...» кажется явлением необычайно нежным и просветленным. Притом что перед нами на сцене таки ночь: черный помост, черные кулисы, преимущественно черный наряд персонажей, есть лишь несколько цветных вкраплений — немного серебра, пурпур роз, желтые чулки Мальволио.
Спектакль проходит в маленьком фойе на втором этаже театра. Это тесное пространство обустроено художником Петром Богомазовым так, что кажется, будто фойе достроили и удлинили. Такой эффект достигнут простым и дешевым способом. Сцена являет собой помост, составленный из нескольких репетиционных станков, укрытых темной тканью. Но актеры играют и за этим помостом, и на нем, и перед ним, а иногда даже перед первым рядом зрительских кресел, то есть на четырех планах, и это создает прекрасную иллюзию глубины пространства. Сам этот помост не статичный, в нем время от времени появляются какие-то крышки, люки или «проруби», куда персонажи, словно тюлени, проваливаются или откуда выныривают. Иногда от помоста откалывается какая-то часть и дрейфует по сцене сама по себе уже как стол для пира, и это дает тебе впечатление, будто все здесь живут на хрупкой льдине, под которой лежит морская бездна.
Следовательно, вся эта беззаботная компания шекспировских героев таки существует в угрожающем пространстве трагедии. Почему эта темная вода нас так завораживает, если мы ее не видим, а лишь угадываем под тонким льдом помоста? И почему эти персонажи симпатичны нам? И откуда берется это ощущение просветленности и оптимизма? В спектакле нет указующего перста, который хотя бы намекнул на то, где здесь спрятана истина. Действительно, где, если все вокруг — забава и игра? Кажется, истина здесь — как раз в полной преданности игре, как это бывает, еще раз скажу, у музыкантов. И на публику этот спектакль действует музыкальным образом — его не столько «понимаешь», сколько чувствуешь. И твои ощущения и ассоциации иногда удивляют тебя самого своей неожиданностью. Скажем, у меня был момент, возможно, полностью субъективный — но и не случайный, потому что возник он именно во время этого спектакля. Засмотревшись на Виолу, которая переоделась в парня, я вдруг вспомнил то, о чем давно устал думать. А именно о девушке-летчице, героине наших масс-медиа, той, о которой мы перестали думать, кто она в действительности. И хоть актриса Мария Заниборщ совсем на ту девушку не похожа, этот процесс наивно-старательного переодевания вдруг будто осветил все сочувствием: «Господи, прости всех, кто носит чужую одежду»! Это длилось недолго, но если в комедии возможен катарсис, то есть духовное очищение, то это был именно тот момент! Все-таки важно почувствовать что-то подобное в том море сплошного обмана, в котором мы нынче дрейфуем и не знаем, кто есть кто и что там на самом деле, под нами, под тонким помостом.
