На недавно завершившемся Международном фестивале искусств «Славянский базар в Витебске» Римма Федоровна была членом жюри конкурса молодых исполнителей эстрадной песни. Ее работа в этой судейской команде неслучайна. Ведь она автор текстов таких шлягеров, как «Ненаглядный мой», «Музыка венчальная», «Мадонна», «Ты меня любишь», «Ариадна». Казакова — энергичный и деятельный человек, поэт, публицист. Написала несколько десятков поэтических сборников. Недавно на книжном рынке появились ее новинки — «Безответная любовь» и «Ломка». Последний свой сборник поэтесса выстрадала в буквальном смысле. В нем боль и трагедия самого близкого ей человека — сына Егора, сумевшего справиться со страшным недугом — наркоманией. Может быть, поэтому красивые миндалевидные глаза Риммы Федоровны остаются печальными, даже когда она улыбается.
Узнав, что я из Украины, она очень обрадовалась. Просила передать огромный привет своим коллегам по писательскому цеху Ивану Драчу и Дмитру Павлычко. А наш разговор мы начали с далеких чернобыльских дней 1986 года, когда она вместе с группой писателей принимала участие в агиттуре по Днепру с остановкой в вахтовом поселке ликвидаторов аварии на ЧАЭС.
— В поездку по Днепру нас отправилось человек 30. В основном это были российские, украинские и белорусские писатели. В ту пору мы не понимали всего масштаба обрушившейся радиационной беды. Стояли солнечные дни, и жизнь казалась замечательной. Мы были такими беспечными. Верили агитационным сказкам наших правителей. Цель нашего тура — показать иностранцам, что и после аварии не все так плохо с экологией в стране, а Днепр — река судоходная. Правда, нас предупредили, чтобы не бродили без дела по улицам. Развороченного взрывом реактора тоже не показывали. Но на душе становилось все тяжелее и тяжелее. На встрече я читала стихи и внимательно вглядывалась в лица своих слушателей. Пыталась понять, где они черпают силы. Ведь их баснями не проведешь. Они знают действительный размах беды. Я считаю огромной виной тогдашнего правительства то, что не запретили первомайскую демонстрацию в Киеве, не предупредили людей. А теперь расхлебываем случившееся. Хотя эта поездка для меня как для поэта была достаточно продуктивной. Я по-новому посмотрела на многие вещи. Словно открылись глаза на то, что было очевидно.
— Поэты в своих произведениях зачастую выступают пророками, и поэтому им задают вопрос: «Что делать, как быть?»
— Я считаю, что в какой-то степени мои стихи умнее меня самой. Иногда перечитываю и стараюсь понять, что же двигало мною, когда их сочиняла? Куда шла и куда пришла? Предвидеть, что с нами всеми будет, людям не дано. Но я верю в ренессанс своей страны. Хорошо, что у нас появились политики новой генерации. Я верю во Владимира Путина. Ходит с выправкой военного человека и спортсмена. Не пьет, получил хорошее образование, знает языки, тактичен. И вместе с тем занимает жесткую позицию. Именно такой руководитель нужен нашему государству. Однако новый президент работает всего несколько месяцев, но уже вызывает негативную критику со стороны сограждан. Он же еще толком ничего не успел сделать. Но он пытается нашу жизнь изменить в лучшую сторону.
— Римма Федоровна, путинской победе на президентских выборах во многом способствовала его решительность в чеченском вопросе. Но теперь Россия пожинает горькие плоды и ввязана в затяжную войну.
— В первую чеченскую войну я была на стороне чеченцев. Они отстаивали свою независимость. Я была категорически против ввода российских войск на их землю. Отторгала ту войну точно так же, как и афганскую. Возможно, наши правители совершили огромную ошибку, что тогда не дали чеченцам стать суверенным государством. Можно было сесть за стол переговоров, найти компромисс, и тогда бы мы не пришли к сегодняшним событиям. Но в этот раз отряды Басаева и Хоттаба напали на Дагестан — суверенную часть Российской Федерации. Начались кошмарные взрывы в Москве. Это я считаю агрессией. Поэтому действия наших войск вполне оправданы. Уже ни для кого не секрет, что Чечня сегодня — источник международного терроризма. Но у меня нет ненависти к чеченцам, и я отделяю простой народ от бандитов.
Вы знаете, я переводила вайнахский эпос, изучала историю Востока и немного знаю их психологию. Кланы, раздробленность и даже феодальные отношения в Чечне сохраняются до сих пор. Источником обогащения некоторых были и остаются разбойничьи грабежи и захваты заложников. Все это — печальные стороны их жизни. И неслучайно многие чеченцы живут из-за этого в эмиграции. Я удивляюсь заявлениям иностранцев, которые начинают говорить, что мы нарушаем права человека, но, кроме критики, никаких конкретных действий не предлагают. Считаю, что узел действительно завязан очень туго, возможно, на многие годы. Любой народ хочет мира и покоя, но сегодня я не думаю, что российские войска, потеряв так много своих парней, просто возьмут и уйдут с этой выжженной земли.
— Но Владимира Путина сегодня критикуют еще и за то, что он проводит политику закручивания «гаек», а события вокруг олигарха Гусинского расценивают как попытку свернуть свободу слова в России?
— Скажите, а разве это нормально, что в передаче «Куклы» Гамлет в обличье Путина щелкает по лбу куклу Лужкова и говорит: «Череп бедного Йорика»? За такое хулиганство можно подавать в суд. Или пассажи Евгения Киселева: «Не дело президента мордой лезть в простоквашу». Да кто он такой, чтобы так неуважительно и по-хамски говорить о лидере нашего государства? Все истерики о наступлении на свободу слова, по-моему, просто сотрясание воздуха. Журналисты болтают все что угодно, и никого еще не взяли за «шкирку». Сегодня олигархи стараются защитить свои капиталы, появившиеся в период перестройки, когда в одночасье миллионы людей стали нищими, а единицы — миллиардерами. В деле Владимира Гусинского масса подводных камней, о которых мы, рядовые зрители, можем лишь догадываться. Хотя, должна признать, канал НТВ заметно отличается от других. Мне он нравится, прежде всего, своими информационными программами. Они дают массу информации, но за их экраном выглядывают длинные зеленые денежки.
— Многие люди вашего поколения с ностальгией смотрят в прошлое. Вы, похоже, не из их числа и пишете «я за тою чертой, где отныне, куда ни пойдешь, все разбито на правду и ложь».
— В жизни я всегда смотрю в будущее, но в стихах иногда возвращаюсь к прошлому:
Правда, жили мы потрясно.
Нас любил родной Союз.
И бесплатно лоботрясов
Вся страна тащила в вуз.
Ах, какое время было!
А теперь совсем не то.
Хорошо, что я купила
С чернобуркою пальто...
Раньше стоило копейки,
А теперь — наоборот.
А теперь все до копейки
На питание идет...
То-то, зря не дорожили,
Уповали на потом.
Ну, да ладно, все ж пожили
В социализме развитом.
— После развала Советского Союза многие творческие организации тоже начали делиться и почковаться. Не стал исключением и Союз писателей. Отчего произошел раскол?
— Просто одни поддержали гэкачепистов, другие — демократов. Именно по политическим мотивам произошел раскол в наших рядах. Я была членом партии. Заявление о выходе из рядов КПСС написала 22 августа 1991 года, когда поняла, что к власти рвется хунта. Именно возле телевизора, когда шла пресс-конференция Янаева и К о меня словно озарило — эти «партайгеноссе» тянут страну в бездну. Я никогда не служила режиму и писала то, о чем думала. Мне не стыдно за свое творчество, и под каждым своим произведением я могу подписаться. А нынче печалит, что до сих пор не принят закон о творческих союзах. И получается, что мы вне конституционного поля. Дворник — трудящийся. А мы кто? Ведь членство в Союзе писателей не дает трудового стажа. К сожалению, наши власти об интеллигенции вспоминают только перед выборами, когда им нужны голоса избирателей. Видимо, поэтому творческие люди становятся все более аполитичными. Они понимают, что их используют. Мне приходится как первому секретарю Союза писателей Москвы ходить по кабинетам. Я себя стала называть заслуженной попрошайкой. Успокаиваюсь тем, что не для себя хлопочу, добывая средства для ежегодной премии «Венец». В лауреаты выходят пять-шесть человек, и им выплачивается по 2000 долларов. Надеюсь, что скоро у нас появятся Третьяковы, Морозовы, Мамонтовы, которым будет не безразлично, что останется после них потомкам.
— Общаетесь ли сегодня со своими украинскими коллегами?
— Я всегда любила и люблю украинский язык за его мелодичность. Перевела книгу стихов Ирины Жиленко. По-моему, я нашла адекватные слова ее сочной и красивой поэзии. Хотела перевести книгу Лины Костенко и даже заказала внуку Максима Рыльского — Андрею подстрочный перевод. Но, увы, при личном знакомстве с Костенко у нас эта работа не сложилась, так как Лина отдала предпочтение Андрею Вознесенскому. Жаль, напрасно она отвергла мои благие намерения. Ее «Марусю Чурай» я прочитала за одну ночь и была очарована этим произведением.
Ныне мы не так часто встречаемся со старыми коллегами. Более того, после известных львовских событий словно подул холодный ветер. Мне кажется, нужно не становиться в позу, а искать пути сближения в этой непростой ситуации. Я уверенна, что нынешнее охлаждение между нашими народами временное. Ведь мы происходим от одного корня. Моя мама родом из Кременчуга. Я сама родилась в Севастополе, в школу ходила в Белоруссии, исторический факультет университета закончила в Ленинграде. Семь лет работала на Дальнем Востоке. Объездила практически весь Советский Союз, поэтому себя считаю интернационалисткой.
— Поэт — это всегда загадка. Раскройте, пожалуйста, хоть чуть-чуть свою творческую кухню. Как рождаются стихи?
— Я пишу на коленке, которая всегда при мне. Стихи накапливаются, а потом вдруг меня словно озаряет. Это состояние немножко похоже на медитацию, в которой пребывают буддийские монахи. Когда приходят ко мне стихи — я словно в эйфории. Иногда вдохновенье можно смоделировать. Но это если много о чем-то или о ком-то думаешь. Например, стихотворение «Мираж» — плод моей платонической страсти. Прошлым летом я отдыхала на корабле и там влюбилась с первого взгляда в рыжего боцмана. Понимала, что он моложе, закончится круиз и мое наваждение пройдет, но ничего не могла с собой поделать. В своем чувстве я признавалась только в стихах, а объект грез даже не догадывался о вулкане, который клокотал в моем сердце: «В тебе так много жизни и тепла...». Краснела, словно школьница, при встречах. Его, большого и конопатого, называла «волосатым солнышком». Моя любовная пытка обернулась целым лирическим циклом. Хотя обычно горе потрясает больше, чем радость. Я заметила, что могу заплакать от чужой доброты. Стала такой сентиментальной. Стыдно признаться, но отвлечься от проблем мне помогают сериалы «Дикий ангел» и «Нежный яд». Для Пушкина осень была любимая пора, а я люблю зиму. Когда проходит межсезонье, заканчивается слякоть, появляется белый снег, и к январю ко мне, как Водолею, приходит поэтическое вдохновенье.
— Римма Федоровна, у вас есть такие строчки: «Быть женщиной — что это значит? Какою тайною владеть?»...
— Меня часто упрекали в том, что моя поэзия мужественная. Спорить с критиками я не привыкла. Но в глубине души недоумевала — как же так, я такая хрупкая, ранимая. Я не знаю женских секретов. Каждый возраст имеет свои прелести: «Эскиз мечты, надежд набросок... Но — не свершится, не бывать. Уметь зачеркивать не просто. Зачеркивать — как убивать». Всегда себя считала прирожденной женой. Привыкла служить мужу, но счастливой семейной жизни, несмотря на две попытки, у меня так и не получилось. Недостающую долю любви и нежности получаю от внуков. Им 9 и 19 лет.
— Многие ваши стихи очень музыкальны. С кем из композиторов вы сейчас сотрудничаете?
— Я всегда мечтала писать песни. Первая (музыка Александры Пахмутовой) называлась «Ненаглядный мой». Ее исполнила Майя Кристалинская. Большой блок был написан специально для Александра Серова. Мы с Игорем Крутым для себя назвали эту работу «создание советского Челентано». Это песни «Мадонна», «Ты меня любишь», «Музыка венчальная». В свой репертуар мои произведения включили Филипп Киркоров, Алексей Глызин, Ирина Аллегрова. С Игорем Крутым мы уже давно не сотрудничаем. Я считаю, что партнеров надо менять. Хотя мы, наверное, рано разошлись, потому что у нас был хороший союз. Сейчас я работаю с композитором Лукьяновым. Вы знаете, перестав писать для Серова, многие произведения подсознательно продолжала сочинять на его голос. Например, «Молитва», которую прекрасно исполнил Глызин, тоже предназначалась Саше. Но такова жизнь. Даже мужья с женами расстаются, а мы были лишь соавторами.
— Многие бьют тревогу по поводу того, что мы становимся черствее душой. Так ли это, по-вашему?
— У меня были стихи о старухе, которая лежит на улице, а все проходят мимо. Мы стали разобщенней, меркантильней, рассыпался коллективизм, которым мы так дорожили в прошлом. При всех сложностях советского времени многие жертвенно и честно, с полной отдачей работали, чтобы создать крепкое государство:
И в этом есть судьба,
Что мы такими были.
Что больше, чем себя
отечество любили.
Я не зачеркиваю прошлое, не восхваляю его, а смотрю на вещи трезво.
— Существует поговорка, что дети — наши враги, а внуки — враги наших врагов. Как вы к ней относитесь?
— Я вполне с ней согласна. Сейчас пытаюсь внушить своим внукам, что в холодном мире они всегда найдут мое участие и горячее сердце. Когда родился сын, то мне помогала в его воспитании потрясающая женщина — няня Ульяна Андреевна. Между прочим, первые литературные пробы Егора назывались «Улины рассказы». Мы с его отцом не хотели, чтобы он становился писателем, и ничем ему не помогали. Он сам относил свои произведения в редакции. В 16 лет его уже напечатали в журнале «Юность». И в литературный институт поступил без всяких проблем. (Егор Радов, автор таких романов, как «Змеесос», «Я», «Борьба с Членсом», «Якутия», «Бескрайняя плоть», — этакий метафизический панк, который очень популярен среди продвинутой столичной молодежи. Римма Федоровна свой инфаркт получила после изнурительной борьбы за жизнь сына. Прошла семь мучительных лет ада, пытаясь его спасти. Когда Егор сначала запил, а затем стал наркоманом, она думала, что не выдержит. — Т. П. )
— Римма Федоровна, то, что вы решились откровенно рассказать о беде с сыном, говорит о том, что вы очень сильная женщина. Может, ваш опыт поможет другим матерям не отчаиваться?
— Вы знаете, когда в мае прошлого года мы дали совместное с Егором интервью, то после его выхода я несколько дней боялась показаться на улице. Думала, сквозь землю провалюсь от стыда. Ведь о моем горе знали только очень близкие нашей семье люди. Решиться на такой шаг меня подтолкнул доктор Михаил Зобин, который своей методикой за два приема блокировал центры наркотической зависимости. Сыну он сделал нейрооперацию. Я не могу нарадоваться. Егор вернулся к нормальной жизни. Уже полтора года у него даже не возникает желания принять наркотики. После нас Злобин помог еще 50 больным. Надеюсь, что в скором будущем у этого ученого появится не только лаборатория, но и целый институт. Ведь наркотики становятся чумой века.
— Несмотря на все невзгоды, которые выпали на вашу долю, вы прекрасно выглядите. Наверное, изнуряете себя спортом, новомодными диетами?
— Наоборот, поедом себя ем, что я тетенька в возрасте и молодость уходит. Всегда недовольна своим внешним видом и мечтаю еще больше похудеть. Когда я полная, то становлюсь похожа на торговку овощами. Вся моя гимнастика — контрастный душ. Я считаю, что погулять в сквере полтора часа, не присаживаясь на скамейку, значительно эффективней, чем крутить педали в тренажерном зале. Лучший рецепт — много спать, мало есть и побольше гулять. И еще — немножко любви. Сама придумала ночной крем. В его основе отечественный крем «Люкс», а к нему добавляю жидкий витамин «А» и «Е». Он легко впитывается и лучше любых заграничных образчиков.
Когда была девчонкой, то мечтала много ездить, побольше увидеть и самой себя содержать. И это, в общем-то, осуществилось. Это и хорошо, и плохо. Чувствую себя женщиной, если рядом со мной нормальный, полноценный мужчина. А сильной приходится быть, если нет другого выхода и нужно брать на себя ответственность.
