«Одиссея», которая из одних суток переросла в несколько десятилетий — по-видимому, так можно охарактеризовать новую книгу американского писателя украинского происхождения Юрия Джуля «Перехрестя років», которая в 2007 году вышла в украинском переводе (Из. дом «Всесвіт», перевел с английского Юрий Терех )
Почему-то изданный роман в моем читательском воображении наталкивается на параллели с Джеймсом Джойсом. Как известно, ирландская эпопея Джойса — это попытка показать, о чем думает, чем живет, как ощущает обыкновенный человек начала ХХ века. Возможно, понятие «обыкновенности» звучит довольно схематически, ведь это теоретический конструкт, продукт схематического обобщения, однако Леопольд Блум — это не Сорель Стендаля и даже не Коллекционер Фаулза. Человек, который оказался на социальной обочине, человек, не похожий на других, но другие также не похожи на него. И все же, когда характеризуешь персонажа, то важно быть внимательным, ведь за каждой литературной, текстуально прописанной жизнью, на втором плане или на мизансцене жизни — всегда мерцает таинственный свет писательской рампы. По-видимому, поэтому Блез Паскаль и написал почти четыре века назад, что «человек — это камыш на ветру». За спиной есть ветер, который подбрасывает человека в такие неожиданные акробатические формы, что логическое, рациональное, вербальное объяснение для феномена жизни найти трудно. Если вспомнить того же Джойса, то его эпопея, реалистическая, с одной стороны, не менее мифическая с другой. И это в своем послесловии к «Перехрестю років» Ю. Джуля отметил известный украинский переводчик Александр Терех.
Мифичность — это не обязательно наличие мистики, потустороннего, отголосков иррациональных стихий, которые берут в плен героев в сети загадочного абсурда. Миф — это в первую очередь полнота, способ видения целостной картины, возможно, с расстояния лет, десятилетий. «Перехрестя років» — это произведение итоговое, ведь отражена хронология, эволюция развития одной жизни (на самом деле, не одной, ведь за одним доминантным забегом на несколько десятилетий тянется шлейф сотен других жизней). А за вербализованными десятилетиями просматривается глаз эпохи.
Чувствуется, что книгу окружает аура (в понимании В. Беньямина) ностальгии. Что- то сделано правильно, а что-то и нет, чего- то можно было избежать, из-за каких-то моментов теперь приходится жалеть. Но таков уже ход жизни. Героями романа «Перехрестя років» управляет рок ХХ века, их жизнь предопределена ходом истории, а мысли отражают радужные тени временных колец.
Пройденный путь показывает, что в жизни все на самом деле закономерно. Только надо уметь ждать и верить, что все когда-то придет к истокам, в свои рамки и течения. Тогда понимаешь, что все трудности, которые так важно преодолеть для героя, — только планомерные этапы жизненной инициации. Голос диктата жизни. «Прямо», — твердо сказал он, зная, что не может сказать это иначе. Ему не оставалось ничего другого, как смотреть прямо, быть прямолинейным и держаться прямо. Он должен быть прямолинейным, как никогда раньше, чтобы не было ни единого отклонения от абсолютной прямолинейности. Прямолинейность мышления, тела и души. Прямолинейность в бизнесе, в который он вложил деньги и обязался инвестировать в высокотехнологические способы очистки и дезинфекции. Прямолинейность в бизнесе, который обязывал его быть прямолинейным.
«Прямо». Он смотрел прямо в большие окна многоквартирного дома, который возвышался у скалы, дома, где он жил и вел дела. Он смотрел прямо поверх холодного океана или прямо вниз на серое побережье, где туман мог стелится целыми днями или же за считанные минуты испариться под горячим солнцем. Прямо сквозь серый прибрежный город, где жили рабочие, которым было не по карману жить в согретых солнцем, технологически обустроенных предместьях дальше от берега океана. Много лет назад ему приходилось сотни раз проезжать через этот серый прибрежный город, находясь на подъеме после употребления ЛСД, депресантов или и того и другого вместе. Город лежал на полпути в Северную Калифорнию, о которой он ничего не помнил. Этот серый прибрежный город был лучшим местом, где он мог быть прямым».
Когда я говорю о гегемонии текста, то не имею в виду отражений социальной инициации, процессов принятия форм социального поведения, интеграции в ментальную проекцию исторических парадигм, структуры социальных институтов, — речь идет, скорее всего, о жизни как универсальной категории, как океане, который протягивается к читателям с обложки, как только в руки попадает новое издание Юрия Джуля (что-то подобное мне вспоминается в произведениях Энн Петри, например «В темноте и суматохе»). Океан — метафора ко всему, что происходит в тексте. Есть периоды, когда гребешки волн откатываются от побережья, а бывает, когда океанские волны стихийно разбиваются на камнях. И только на склоне лет, как писал Иван Франко, человек наконец оказывается где-то у той скалы, что на первой странице обложки, и может погрузиться в размышления, анализируя шаг за шагом все пережитое и прочувствованное.
«Перехрестя років» жанрово — хроника жизни одного человека. Но роман предстает не как замкнутый цикл, а полет конфликтов, поражений, потерь, борьбы за место под солнцем, выход аффектов и чувственных человеческих сил. Роман Ю. Джуля — это борьба с миром, попытка добраться до земли, робинзонада человека ХХ века, носителей уже иного сознания, иной системы ценностей, иных стремлений. Это у Даниеля Дефо человек мог цивилизовать пространство, окруженное океаном — теперь приходится бороться, а не принимать навязанных схем и условий игры. И в этом, как показывает Ю. Джуль, — момент жизни, modus vivendi, выход из экзистенционального кризиса. «Перехрестя років» состоит из пяти разделов: «Военные годы», «Семейные годы», «Между Востоком и Западом», «Годы в плену» и «Год новых границ». Каждое мгновение отдельно (т.е. даже не мгновение, а год, десятилетие) может составлять опасность для человека, но попытка осмыслить жизнь не в миг события, а со стороны постороннего наблюдателя снимает в смысле феноменологическом швы жизненных катастроф. И тогда, с легкой иронией вспоминая шаг за шагом кадры жизни, человек становится обладателем мгновения. Жизнь еще не завершена, но пройденный путь заставляет делать определенные выводы.
«Вода у его ног была теплая, но он не ощущал ее тепла. Южные ветры приносили нежный, напоенный тонким ароматом воздух, но он не ощущал ни его нежности, ни аромата. С безоблачного неба на него падали яркие солнечные лучи, но он не ощущал их тепла. Он ощущал только потребность поесть и потребность поспать. И не мог удовлетворить ни одну из этих потребностей... Он неподвижно лежал на спутанных рыбацких сетях у заброшенного сарая для лодок. Напрасно искал взглядом крысы, которую можно было бы поймать, или какие- то объедки. Когда он уставал смотреть, он закрывал веки и впадал в полусонное состояние, так и не засыпая по-настоящему. Погружался в неясные воспоминания о том, что было до того, как он, помятый и занемевший, вылез из открытого деревянного контейнера. До того, как его отвели на берег горного озера и дали работу — таскать ящики с ржавой баржи к тому, что когда-то было машиной скорой помощи».
Однако на самом деле это произведение не считалось бы романом, если бы все выводы были предложены будущим читателям заранее. Текст Ю. Джуля подталкивает к размышлениям. Это экзистенциальная апология нового времени, попытка собрать в единый пазл разорванные картинки. На расстоянии десятков лет уже не вспомнить всех нюансов. Т.е. сознание наратора не способно представить весь каталог жизни. Собраны только более важные, формирующие своеобразную внутреннюю логику самодвижения судеб и переживаний, борьбы и стремлений. «Перехрестя років» — это диафильм, каждый кадр в котором демонстрирует ценность человеческой жизни. Роман будет интересным для тех, кто хочет просто узнавать эту жизнь с каждым днем. Опыт другого человека является не менее интересным, но он — словно спроектированный слайд, словно результат другого эксперимента. Эксперимент собственный — еще впереди.
Вот вывод в послесловии А. Тереха: «Чем же это произведение интересно для нас, украинцев? Тем, что автор его — украинец по происхождению и в этом, собственно, автобиографическом произведении речь идет о судьбе юноши из Западной Украины, который был еще совсем ребенком, когда в 1939 году туда пришла Красная Армия. Ее приход, появление чужестранцев в родном доме, в кругу семьи, четко фиксирует память малыша. Потом — вторжение немцев, гибель матери, и в жизни сироты начинается полоса лишений и скитаний по военной и послевоенной Европе. Начинается жизненный путь, и рассказ о его крутых поворотах и зигзагах мог бы стать основой сюжета увлекательного приключенческого романа. Собственно, так оно и произошло, все это есть в сюжете романа «Перехрестя років»...».
Книга написана в модернистском стиле. Один человек, который вышел из толпы, который смог побороть давление океанических волн, его судьба и пересечение с другими судьбами, — это чисто модернистский прием, тактика ценностной ориентации на достижение одного человека. В нескольких разделах применена интересная языковую стратегия конструирования текста. Абзацы раздела начинаются с одного и того же слова, в котором, по-видимому, заложено более глубокое содержание, по сравнению с иными словами. «Выбирай». У него был выбор ежедневно, но день заканчивался, а он так и не делал своего выбора. Не мог решить, нужны ли ему добровольные услуги Розариты Пелигросы, не мог решить, нужно ли ему и далее предлагать льготные кредитные условия верующим, сокращать ли кредитные льготы неверующим. Когда старшие ребята из церкви говорили ему, что пора выбирать между спасением и вечными муками, он только предлагал им двойную минимальную зарплату.
«Нет выбора». Когда на него начинали давить, он завещал, что ни он, ни за него, ни кто-либо от его имени выбора не сделает. И что его окончательный выбор — это заниматься очищением и следить, чтобы все стены были побелены и чисты. Такие чистые, что когда Мак оглядывался после чистки, он мог видеть и слышать, как проявляет себя нечисть. Как со временем начинают меняться оттенки цветов, меняться соотношение света и тени».
Подобная «техника» текстуальной игры — попытка найти ценностные структурные доминанты, выстроив вербальный смысловой центр; создать семантические оппозиции, структурно-смысловые бинарности. Для этого романа свойственна своя мелодика мысли, своя ритмика и периодика. Слово — это вещь, понятие, ситуация, которые ему предшествуют, а поэтому повторяемость вербальных знаков может объясняться желанием автора (наратора) сохранить мгновение, схватить упомянутый момент изо прошлого, вычленить основное и предоставить все на усмотрение читателю. Это игра, но не игра ради игры, а игра с пересечением собственных воспоминаний с целью выстраивания чего-то абсолютно интересного и нового в первую очередь для себя.
Несмотря на то, что этот роман — вещь абсолютно субъективная, интуитивная, пережитая, это еще совсем не означает, что по страницам текста нельзя реконструировать всей американской жизни предыдущих десятилетий. Историографический план также интегрирован в повествовательную структуру: религия, социальные проблемы, культура, досуг, быт — это те слои текста, которые придают роману интерес и легкость для прочтения; эти уровни текста нивелируют хронологическую дистанцию, приближая произведение к читателю, делая его собеседником, соучастником пересекающихся лет. Мошенничество, интрига, любовь, судебная волокита — все как и всегда, извечные стратегии жизни, отраженные в текстуальных ризомах. Но, по-видимому, в этом и кроется читательский интерес. «Игру в бисер» или «Сто лет одиночества» преодолеет не каждый. Но этот миниатюрный, «карманный» роман по силам читателю. Легкость и непринужденность фраз, интересные ситуации, ироническое отношение к трудностям — все срабатывает в пользу нового романа Юрия Джуля.
Фрагменты романа «Перехрестя років» Ю. Джуля печатались на страницах журнала «Всесвіт» (№3—4, 2007).
