Ее автор — еще совсем розовощекий, но уже на удивление удачливый Андрей Кокотюха. Это его роман «Шлюбні ігрища жаб» сватался недавно — рядом с «Польовими дослідженнями з українського сексу» Оксаны Забужко — на первый украиноязычный бестселлер новейшего времени, криминальный. В фильме также задействовано много красивых актеров, довольно уверенно, а иногда и чрезвычайно убедительно воплощающих героические — в различном смысле — образы: милиционеров, легкого поведения секретарш, мафиози, негодяев, мерзавцев-убийц и влюбленных дезертиров.
Несмотря на все это, коллеги-кинокритики после премьеры не могли прийти к соглашению: кому-то это показалось... пародией на криминальные фильмы, а кто-то воротил нос, особенно потешаясь эпизодом, когда персонаж, убитый ножом прямо в сердце, вдруг незапланированно раскрыл глаза и мигнул в кадре. Ну да, досадно, но ведь подобных погрешностей в мировом кинематографе — хоть пруд пруди. Поэтому хватит злиться по поводу таких пустяков. Лучше на них посмотреть с другой стороны...
Кажется, что украинскому кино, ради подъема его реноме в глазах публики и потенциального инвестора, не хватает сегодня, прежде всего, не какого-то особенного творческого качества, а скорее всего, громкого общественного резонанса. Конечно, этот резонанс возможен в классическом случае, когда определенный жанровый отечественный фильм бросятся смотреть в кинотеатры 2—3 миллиона зрителей (нечто подобное наблюдается в Польше). Но все же кино — это не только развлечение, не только искусство, но и потенциальный общественный резонатор, зеркало, диагност, футуролог... Украинские же кинематографисты времен Независимости как-то боязливо поглядывают на современность. Даже когда в 1997-98 годах такие фильмы появились, они избегали прямого контакта со зрителем, используя усложненные творческие коды. «Святое семейство» Михаила Беликова — из-за преднамеренной запутанности формы, «Три истории» Киры Муратовой — из-за постмодернистской игривости, «Седьмой маршрут» Михаила Ильенко — из-за переусложненности аллюзий, «Две луны, три солнца» Романа Балаяна — из-за «темы Чечни», довольно отчужденно от украинцев (российская общественность еще и как отреагировала на эту картину!). И уже казалось — отечественный фильм может стать общественным событием разве что тогда, когда, так сказать, мертвец чихнет... И мертвец таки чихнул! И фильм Григория Кохана теперь претендует на серьезный общественный резонанс. Ведь, кажется, общественно более красноречивой киноленты за последние десять лет (после «Астенического синдрома» Киры Муратовой, 1989) в Украине просто не было. Разве что сериал «Роксолана» аккумулировал и жанрово-опосредствованно передал некоторые краеугольные характеристики украинского массового сознания, а также подсознательные стремления всегда угнетенной украинской души. В отличие от разнообразных котурнов упомянутого украинского кинорепертуара и от «исторического иновещания» упомянутого телесериала, растерзанного критиками за его творческое несовершенство, «Тупик» откровенно, хоть и не всегда последовательно, пользуется «прямым киноязыком». Обратим внимание именно на этот феномен, а не на известные художественные просчеты, которых таки немало.
Собственно, фильм начинаешь переживать еще до просмотра, только услышав его название — классически калькированное с русского, красноречиво суржиковое слово. А настоящее потрясение и откровение (апокалипсис?) ожидает уже после стартовой монтажной склейки: после тройного, на весь экран, появления заглавного титра — ТУПИК, проявляется первый кадр фильма — на весь экран развевается украинский флаг. Этот чрезвычайно сильный и содержательно красноречивый акцент становится камертоном всей ленты, которая искренне-наивно и откровенно экранизирует расхлябанное сознание современного, почти окончательно люмпенизированного украинского общества, даже больше — становится ее выразителем и даже проводником.
Кстати. Из-за того, что «Тупик» продюссирован Министерством культуры и искусств Украины и финансирован из государственного бюджета, хотелось бы опровергнуть мысль, осевшую в этом году на телевидении и в прессе: мол, со стороны Украинского государства вместо бывшей диктатуры коммунистической идеологии в кино пришел диктат идеологии националистической. Утверждение, по крайней мере, странное. Здесь не только мертвый зачихает, здесь — на примере «Тупика» — слепой увидит: украинский кинематограф либерализирован предельно!..
Только теперь изложим фабулу фильма: матрос убегает с корабля, из армии — в столицу, ибо получил письмо, что невеста изменила: вступила в брак с милиционером и живет в Киеве; когда же поладить с любимой не удалось, пристает к потаскухе-секретарше и, подученный ею, шантажом вымогает крупные суммы у разных темных типов; когда же его «подставили» под мафию, он как-то разочаровался в «легкой жизни», а еще — покончил с самым гадким мерзавцем, после чего был арестован.
Наверно, из этого сценария могло выйти и нечто иное, нежели вышло: ведь к созданию фильма примерялись чрезвычайно различные (молодые) режиссеры. Первым был иронист и пародист Олег Черный, вторым — романтик Игорь Черницкий. По определенным причинам министерство, как продюсер, остановилось на Григорие Кохане, вот и имеем, по небезосновательным утверждениям постановщика, «документ сегодняшнего дня — фильм, в котором идеалов нет».
Так-то. Наш матросик чем-то похож своей «незапятнанностью» и представлениями о человеческой морали на героя российского «Брата». Но в его характере и поступках отсутствует целостный стержень. Он моментально интегрируется в мир тотальной подлости, жестокости, секса и грязных денег. О последних, неофит даже «философствует»: «Кусто когда-то говорил — я смотрел по телевизору — человеку нужны воздух, вода и деньги».
Иллюстративным сексом и культом денежных знаков материя фильма пропитана архиплотно. Секс везде: в кровати, на работе, на видео, в порножурналах, в ресторанах, на живописных полотнах. И — точное попадание, ибо даже затертый вербальный намек на секс — «...твою мать», звучащий с экрана, вызывает спонтанное и неподдельное оживление в зале... Ну а деньги... Одним из эпизодов нам дают понять, что они не только не пахнут, а мистическим образом не горят даже там, где все взрывается и плавится. Куда уж там легендарным рукописям!
Фильм также демонстрирует не только свое непереваривание идеалов, но и любых идей. Вот, например, что — загадочно-угрожающе и в то же время заботливо — аж дважды слетает с уст «отца украинской мафии»: «Украина для украинцев. Давить буду лично«(?!). В свою очередь, мафиозный мерзавец-убийца-милиционер вешает над кроватью модерный лик Христа, а в шкафу на дверках — вычурный «иконостас»: Гитлер, Мао, Сталин и почему-то Геринг...
«Тупик» — ну, просто новаторский для украинского кино; он загоняет современность на экран, сказать бы, прямо с мостовой. Наш кинематограф всегда побаивался конкретных места и времени действия. А здесь события происходят на фоне отстроенной колокольни Михайловского Златоверхого и на тротуарах ремонтируемой главной улицы страны — герой срывает шоры с глаз нищенки: «Крещатик ест твои деньги!» И дезертирует он не с какого-то там заштатного катера, а со славного флагмана ВМС Украины — с «Гетьмана Сагайдачного». И чуть ли не во время украинско-американских маневров!
В конце лента дает легко «под дых» славной милиции: бойцы «Беркута», появляющиеся в свиной голос на месте финальных разборок с гнусным злом, заковывают героя в наручники, после чего... бьют его в солнечное сплетение. Все. Конец фильма.
А оказывается, по сценарию парень хотел убежать за границу...
Ну, что же, от себя действительно не убежишь. Должен был- таки появиться украинский фильм, который пусть в какой-то форме, но искренне и открыто будет аккумулировать сознание, стремления и эмоции «человека с улицы»: его ненависть к «иномаркам» и «туманным» идеологам; его мифологизацию дефицитных денежных знаков; его тихую и традиционную нелюбовь к охранникам порядка; его глубокое погружение в единственную, никем не контролированную стихию — секс; его невосприятие идеалов и символов; его «розовые мечты» о сытой, теплой и щедрой загранице — той, в фильмах о которой реет совсем другой флаг и в совсем других смысловых монтажных фразах...
Последняя лента кинорежиссера Григория Кохана, бесспорно, рождена Независимостью. Такое раньше нельзя было снять. Она рождена Независимостью — в различных, иногда непостижимых, иногда непознанных, иногда неожиданных, иногда неприятных смыслах этого слова, которое мы за семь лет не смогли постичь и не смогли с ним, естественно, справиться. Не только в жизни, но и на киноэкране. Не только на киноэкране, но и в жизни.
