Дмитрий Омельянович не стал в свое время культовым актером, хотя имел для этого, казалось, много оснований, начиная с масштаба таланта и заканчивая послужным списком выдающихся ролей. Но он, по-видимому, обладал тем демократическим сценическим обаянием, которое, собственно, открывает шлюзы безоговорочного приятия, заставляя зрителя верить, что этот актер — один из нас, свой. Однако Милютенко был и принципиально другим. К тому же и играл он преимущественно отрицательных персонажей.
Если попытаться определить актерское своеобразие Милютенко среди других великих его соверменников, я бы сказал, что он был безжалостно строгим к своим героям, никогда не смягчая суждений о своих отрицательных персонажах и не впадая в сентиментальность в ролях положительных. «Сизой птицей из гнездовья Курбаса» назвал актера Иван Драч. Курбасовский вышкол своеобразно преломился в творческой индивидуальности Милютенко. Он вынес из «Березоля» ту остроту формы, которая позволяла ему доходить до потаенной сути любого образа. Он с интересом играл женские роли, например, — буффонадно и одновременно очень точно, — одну из ведьм в спектакле франковцев «Вий» по Остапу Вишне. Нынче этим никого не удивишь, однако нельзя забывать, что во времена Милютенко это был чисто эстетический феномен, а теперь — проявление иной природы чувств.
Гротескно — и этим выходя за рамки общеупотребительных в 50—60-е годы соцреалистических клише — он сыграл немало ролей. Маразматического, на дрожащих ногах, в безумном бормотании, князя Н. в «Дядюшкином сне» по Достоевскому; шекспировского ханжу Мальволио в «Двенадцатой ночи» — в длинной ночной рубашке и папильотках. Цинично-ироничного, изношенного и опустошенного Шмагу в «Без вины виноватых» Островского. Беззубого, с впалым ртом Шута, который предвещал правду, словно артикулируя внутренний голос короля Лира.
Отмечу, что Милютенко никогда не следовал известному постулату Станиславского «Ищи добро в злом». Злая природа его человеконенавистнического Зарембовского в «Маклене Грасе» или лицемерного Аркадия в «Платоне Кречете» проявлялась откровенно, в безжалостной обнаженности. То ли от того, что актер играл большей частью отрицательные роли, то ли был какой-то другой секрет, немногочисленные положительные персонажи Милютенко были безукоризненно правдивыми. Как, например, трагичным, охваченным отчаянием и тоской, был сыгранный им Тарас Шевченко.
Случались и неожиданности. По замыслу апологета метода соцреализма Корнейчука в пьесе «В степах України» председатель колхоза «Смерть капитализму» Саливон Часнык (его играл Милютенко) должен интеллектуально победить председателя отсталого колхоза «Тихая жизнь» Галушку (лучшая роль Юрия Шумского). Все симпатии зрителей должны быть на стороне милютенковского героя. Актер словесно и побеждал, но был страшен в своей безоговорочной убежденности и большевистской нетерпимости — вперед, к победе коммунизма! Становилось жутко от его ярого максимализма...
Актерская стилистика, манера игры существенно меняются во времени. Но по-настоящему крупные личности оставляют в наследство последующим поколениям какой-то собственный код, традицию, которая постоянно воссоздается в новых мастерах. В случае с Милютенко — это безжалостный реализм в воспроизведении человека, умение говорить со сцены правду о нем без украшений и иллюзий. Распознавая тем самым сущность времени, в котором творишь.
