Юбилей самой знаменитой украинской художницы ХХ века в настоящее время отмечают широко. Многочисленные выставки (только в Киеве их шесть, открылись или запланированные к открытию), выпуск «юбилейной» монеты номиналом в две гривны и даже марки с репродукцией легендарной картины «Лен».
— Все происходит по инициативе самих людей, а не по указанию сверху. Для меня это особенно ценно. У меня такое ощущение, что своей живописью Яблонская в настоящее время словно «прорастает сквозь асфальт». Сквозь бескультурье, цинизм, жесткость и жестокость, — прокомментировала «Дню» ситуацию дочь и главный популяризатор творчества Татьяны Яблонской, художница Гаяне АТАЯН.
Юбилейный год, до которого Татьяна Ниловна не дожила не так уж и много (она умерла в 2005-ом году, в возрасте 88 лет), — это хороший повод по-новому посмотреть на жизнь и творчество великого мастера. Уже сейчас у нас и в самом деле появляется такая возможность. Не только благодаря работе искусствоведов и музейщиков. Хотя юбилейная масштабная выставка «И воспоминания и мечты» (куратор — Оксана Баршинова) в Национальном художественном музее Украины, скорее всего, станет «этапной». Уже в ближайшем будущем из печати должны выйти мемуары и дневники Яблонской (составитель — Гаяне Атаян, издательство — «Родовід»). А это значит, что мифу о «советской Золушке», который до сих пор тяготеет над биографами и историками, вскоре придет конец. С разрешения пани Гаяне Атаян, сегодня, вспоминая Татьяну Ниловну, мы впервые публично процитируем несколько фрагментов из этих записей.
ТАТЬЯНА ЯБЛОНСКАЯ
Явно проникаясь «сусальностью» выстроенного пропагандистского мифа, вот что написала (в 1994 г.) сама Татьяна Ниловна: «Якщо дивитися збоку на моє життя, на мою «славу», на мої звання, то видається, нібито моє життя завжди складалося лишень із радощів і нескінченних успіхів, часто і незаслужених. Щастить тітці! Багато хто вважав мене кар’єристкою, яка спритно пристосовується до вимог начальства. Все це не так».
А что же было в действительности? Сконцентрируемся на нескольких случаях и фактах. О вовсе не «пролетарском» происхождении художницы сегодня известно. Ее мать, дворянка Вера Георгиевна Варгасова, окончила Смольный институт и до революции преподавала в гимназии города Смоленска французский. Отец, Нил Александрович, происходил из семьи священников, и сам учился в семинарии и духовной академии. «Какой именно — не знаю», — констатировала Татьяна Ниловна. Отчисленный из академии в 1905 «за революцию», Нил Яблонский окончил историко-филологический факультет Петербуржского университета, и преподавал в смоленской гимназии словесность. К началу 1920-х в «преподавательской» семье уже было трое детей. Самая старшая, Таня, родилась в 1917 г., через год появилась Леля, потом — Митя. В начале 1920-х Нил Александрович на протяжении года проучился во ВХУТЕМАСе — мечтал стать художником. Но в «революционном» Смоленске бедствовала семья. (Вместо преподавания никому уже не нужного «буржуазного» французского языка, Вере Георгиевне пришлось учиться шить юбки для крестьянок). Вернувшись домой, Нил Александрович некоторое время преподавал в кружке при местном Пролеткульте рисунок, делал наброски «передовиков труда» для местной газеты «Рабочий путь». А еще, в опустевшем помещении церкви, создал Смоленскую картинную галерею, ради которой по разрушенным имениям собирал произведения искусства... Кстати, учили Яблонские своих детей дома (в советской школе Таня проучилась в целом год, уже в последнем классе): «Батько не віддавав нас до радянської школи, боявся комуністичного впливу. Ми жили, по суті, відірвані від середовища. У нас було дуже обмежене коло знайомих дітей, коло перевірене. Багатьох у це коло не допускали. Батько і мати самі вчили нас. Батько — математики, німецької мови, російської літератури, історії і навіть закону Божому, себто, етики. Мати — французької мови і грамоти (диктанти і граматика). Керували нашими іграми і заняттями».
«БЛИЗНЕЦЫ» (1958 Г.) — ЭТА КАРТИНА ХРАНИТСЯ В ФОНДЕ ЛЬВОВСКОГО МУЗЕЯ УКРАИНСКОГО ИСКУССТВА
У Яблонской был на удивление красивый стиль — могла бы даже стать писательницей. (Из воспоминаний мы узнаем, что в юности ей пророчили еще и карьеру математика). Именно отличный слог (и явный ум пересказчика) не оставляют сомнений в ее настоящем отношении к тому, что происходило в стране «всех трудящихся». (Язвительные характеристики «рая» она, кстати, повторяет несколько раз). Рассказанная художницей история двух подряд неудачных побегов ее семьи из СССР только усиливает впечатление.
«И начался страх. Каждый стук в двери — страх. Чем дальше, тем больше», — пишет Татьяна Ниловна о годах после неудачи побега из сталинского «рая». Уже в 1936—1937 гг., боясь, что кто-то «настучит» об их попытке перейти границу, Яблонские сбежали и из Каменца. Отец с матерью переехали в Луганск. Татьяна с сестрой Лелей еще раньше поступили в Киевское художественное училище. А когда его во время реформы образования закрыли — в худинститут. Там, правда, как раз шла «борьба» с «бойчукистами»...
Как же так случилось, что дочь «попутчика», кантианца-семинариста, и дворянки стала в глазах соотечественников нескольких поколений чуть ли не идеалом комсомолки и советской женщины? Ответ на этот вопрос дает сама Яблонская: «...ми і зростали, розриваючись на дві частини. Як були налаштовані політично мої товариші по навчанню — не знаю. На політичні теми тоді було «немодно» розмовляти. Не казали ми і про голод. Якісь сліпі і глухі були. Але, напевно, швидше, що обережні. Вже з дитинства розуміли, де ми живемо, що можна, а чого не можна».
О настоящем характере Татьяны Яблонской, ее отношении к действительности и моральным установкам, свидетельствуют не только слова. А дела. Например, эти две истории со многими неизвестными, что случились, уже когда художнице исполнилось 30.
В «голодном» 1947 г. в Ирпене умер опальный (его обвинили в сотрудничестве с фашистами, но доказательств даже «органы» не нашли) учитель живописи Татьяны — легендарный Федор Кричевский. Скорее всего, на него просто клеветали завистники, очень уж большое влияние он имел в худинституте до войны. Ссылка в те времена — это, практически, гражданская смерть. Но Таня Яблонская была одной из немногих, кто не боялся регулярно посещать Кричевского, помогала ему. С 1944-го, когда вернулась из эвакуации, она преподавала в родном художественном институте живопись.
В 1949-ом за картину «Перед стартом» (1947) Татьяне пророчили Сталинскую премию. Но в газете «Культура и жизнь», 31 октября 1949 года появилась статья «За социалистический реализм в живописи» критика А.Киселева, где обвинил Яблонскую в формализме («в картинах реализм принесен в жертву так называемой «живописности»). После публикации началась всесоюзная травля художницы. Однако уже 31 января 1950 году, «критик» Киселев в своей следующей статье мимоходом похвалил Яблонскую. Потом 11 февраля 1950 году в газете «Культура и жизнь» было напечатано «покаянное» письмо художницы. Она жалела о нем до конца своей жизни! И написала в мемуарах, что после этого случая «начисто забыла все живописные задачи». Но — выжила...
Известно, что к «живописности», «экспрессионизму», Татьяна Яблонская вернется только через многие годы. Ее большой творческой удачей после «Перед стартом» стал знаменитый «Хлеб» (1949 г.) А следующей «историей», через которую художница опять едва не лишилась всего, станет ... обвинение в украинском национализме в 1960-х.
В 1969-ом «на лапшу» порезали уже отпечатанный тираж их общей книги с Иваном Драчом. Чудом сохранился авторский экземпляр этого издания (он хранится в архиве Т.Н. Яблонской).
«Не виключено, що те, що весь час доводилося боротися і чинити опір тиску, гартувало волю. Можливо, якби не було цього постійного гніту, не було би і опору. Адже «кожна дія породжує рівну, але протилежно спрямовану протидію», — писала мастер. Жизнь и судьба великой художницы, которую сегодня знает весь мир — это не перечень удач счастливцы. А — прежде всего, воля, вера в свое назначение и борьба. И огромный талант...
Автор выражает благодарность Гаяне Атаян за консультацию и предоставленные для публикации материалы из семейного архива Т. Яблонской.
