ПУБЛИКА ИДЕТ НА РАСКРУЧЕННЫЙ БРЭНД
— Сегодня театры и ансамбли в нашей стране не живут, а выживают: кто как может. Рассчитывать на государственные дотации при постановках очень трудно. Поэтому каждый крутится, как умеет, стараясь сэкономить. Новые спектакли рождаются не благодаря, а вопреки обстоятельствам, — говорит Алла Рубина. — Но у нас есть один сильный козырь — прекрасная основа: балетная школа, способные танцоры. Они обладают не только хорошей техникой, но и одарены внутренне, готовы идти на эксперимент, готовы творить, идти на прорыв.
Нынче говорить о современном украинском балете, как о таковом, не приходится — существует только один классический балет. В Украине: шесть театров оперы и балета плюс Музыкальный театр для детей и юношества, где ставятся балетные спектакли, но очень мало коллективов, знакомящих зрителей с образчиками современной хореографии. Посмотрите на ситуацию у наших соседей: в Москве и Санкт- Петербурге их более двух десятков! Проводятся бесконечные фестивали, на которых можно познакомиться со всеми новинками и поисками в современной хореографии. Недавно я вернулась со встречи выпускников Петербургской консерватории. При том, что там есть определенные подвижки, они все равно сетуют, что за рубежом от наших исполнителей хотят видеть лишь классические балеты, а не новации. Дело в том, что иностранные импресарио знают, что танцоры и балетмейстеры из экс-Советского Союза сильны именно классикой. Это наш конек. Его хотят видеть зарубежные зрители. На него всегда есть покупатель. А современный танец — это определенный риск. Слишком мало мы можем дать действительно качественного продукта.
В Украине сегодня определенный застой в балете. Нет оригинальных мыслей. Благо, ныне есть возможность проявить себя в других странах. Сильные танцовщики подписывают контракты с разными коллективами и становятся солистами ведущих театров мира. В балете век танцоров короткий. Вот они и торопятся. Не хотят ждать, ведь можно так ничего и не дождаться. Как говориться: «Пока травка подрастет — лошадка с голоду умрет». Если бы у меня был хореографический центр, то у молодежи появилась бы возможность осуществлять свои постановки. Они тянутся ко мне, чувствую это по студентам. Если мы хотим двигаться вперед — обязательно нужно поле для экспериментов. А у нас его нет. Поэтому руководство киевской Оперы приглашает человека со стороны. В данном случае — молдавского балетмейстера Поклитару. И он, по западным калькам пост-модерниста Матц Эка, сделал постановку, а ее подают, как прорыв, смелое экспериментаторство. Но копия всегда хуже оригинала. У Матц Эка есть психологизм в балете. Например, действие второго акта «Жизели» он перенес в сумасшедший дом. Или в «Спящей красавице» его герои — наркоманы. Неожиданно, страшно, но очень талантливо сделаны балеты! Матц Эк сумел на известные произведения посмотреть по-другому, приблизив героев к нашему времени. А действие «Весны священной» Раду Поклитару происходит в некой фантасмагорической школе, где ученики- клоны очень напоминают «яйцеголовых» из матцэковской версии «Лебединого озера». Странное было зрелище, но там, несмотря на жестокость трактовки, с которой можно спорить, есть флер психологизма, неожиданная пластика в танцах, оригинальная лексика языка балетмейстера и интересная стилистика всей постановки. А в киевской «Весне...» получился какой-то отстраненный взгляд на действие, где дети, словно букашки, находятся в одном инстинкте — агрессии, но балет не вызывает у зрителей никаких эмоций и он не затрагивает душу. Хотя молодой хореограф очень старался удивить публику. Похоже, он много видел, впитал в себя, но, почему-то, заражен упадническим духом. Балеты Поклитару сбиты профессионально, последовательно. Жесткость, эпатаж — сегодня модные течения в искусстве Запада. А у нас хочется увидеть, если не получается в жизни, то хоть на сцене, — луч надежды.
Музыка Стравинского — серьезный экзамен для хореографов. Три года назад в Харьковском театре оперы и балета я тоже ставила «Весну священную». Это был срочный заказ. Артисты должны были ехать во Францию. Я поставила балет за 13 дней. Это было единоборство с музыкой. Благо, работала не дома и могла, отбросив бытовые проблемы, полностью сосредоточиться лишь на Стравинском. «Весна...» — балет-загадка, и постановочных удач в нем значительно меньше, чем поражений. Я ни в коей мере не хочу выделять собственную работу, но она была оригинальной, а не копированием пусть даже очень модных балетных авторитетов. Лучшей похвалой для меня стали слова дочери: «Я думала, что из языческого балета ты сделаешь христианский, но у тебя он получился космическим». После «Весны...» труппу театра пригласили на гастроли в Швейцарию.
Я видела многие варианты прочтения этого произведения Стравинского. Например, Сергей Проскурня один из своих фестивалей «Березілля» посвятил этому балету. Довольно любопытное получилось зрелище, но это были больше экспериментаторские поиски. Сильное впечатление произвела версия «Московского классического балета», сделанная Натальей Касаткиной и Владимиром Василёвым, в которой общечеловеческие ценности были сильнее языческой дикости. А сама постановка несла гуманистические идеалы. Довольно удачное бежаровское решение — о женском и мужском начале. Интересно поставил «Весну...» Георгий Ковтун, но меня смущало в его роботе обилие крови. Запомнились фрагменты записей Вацлава Нижинского. По воспоминаниям искусствоведа Веры Красовской, его участники жаловались, что истоптали себе все пятки, а ведь это были первые ростки модерна.
Главная беда, что у нас в Украине нет разнообразия танцевальных школ. Зрители, в основной своей массе, незнакомы с лучшими произведениями мирового современного балета. Публика воспитана на классических образцах и плохо воспринимает авангард, новый балет — то, чем сегодня занимаются постановщики на Западе. Нужно воспитывать зрителей, иначе мы очень скоро потеряем их. Сегодня молодежь охотнее пойдет на шоу, нежели на оперную или балетную постановку. Не следует сбрасывать со счетов то, что большая часть так называемых новых украинцев ходит на раскрученные брэнды: «Русский имперский балет», «Кремлевские звезды» или на конкретные имена — Майя Плисецкая, Гедиминас Таранда. Хотя их слава давно потускнела. А продукция, которую за огромные деньги они предлагают, как правило, весьма посредственная.
«КАЖДЫЙ ИМЕЕТ ПРАВО»
— Впрочем, я не хочу, чтобы наш разговор был окрашен в черные тона. У нас есть люди мыслящие, но им не дают развернуться. Одним — обстоятельства, другим — экономические тиски, третьим — неумение найти спонсора для своего проекта, четвертым — отсутствие бойцовских качеств. Ведь без сильного характера реально ничего не добьешься. Я считаю, что директорам театров нужно постоянно держать руку на пульсе. Давать в первую очередь шанс реализовать свои идеи и талант украинским хореографам. А если приглашать «варягов», то действительно самобытных мастеров.
У нас, к сожалению, современный танец развивается фактически подпольно. Есть всего несколько полупрофессиональных и полусамодеятельных коллективов. Поэтому современный танец у нас можно увидеть в варьете, перформенсах, студенческих клубах. О моде вообще говорить не приходится. Не определены и жанры. Например, «Балет А-6» — считает себя авангардным коллективом. Или показал Николай Коляденко номера с обнаженной натурой, а Лариса Венедиктова устраивает пожирание цветов во время балета... Но это только всплески и подобные работы можно назвать экспериментаторскими. А их создатели громко себя именуют модернистами. Хотя, на мой взгляд, на профессиональную ногу наши современные балеты не поставлены.
Недавно я слушала интервью с солистом Большого театра Николаем Цискаридзе. Когда его спросили по поводу последней модерн-постановки Огрызкова, то танцор буквально взорвался. Какой это модерн? За рубежом, чтобы преподавать модерн, надо пять лет проучиться, например, в школе Сан-Диего, чтобы получить диплом, затем несколько лет протанцевать в современной балетной труппе и только потом ты имеешь право обучать других. Это серьезная школа и дилетанты могут только все испортить. Я бывала в Венгрии, Америке, Израиле — всюду стараюсь посмотреть балетные новинки. Законодателями моды в модерне, конечно же, являются США. В этой стране все начиналось, а затем распространилось в Европу. Во Франции, Германии почему-то модерн постановки связаны с фрейдовскими проявлениями, с анализом исследования человеческой натуры, часто, ниже пояса... Хотя иногда это может быть объективный и беспристрастный взгляд, но уж очень пессимистический. Я считаю, что нашей ментальности такое не присуще. Мы привыкли искать и находить свет в окошке, давая нашему зрителю хоть какую-то надежду. В этом я вижу святую обязанность художника.
В Америке проходят целые фестивали модерн-балета. Самые разные коллективы показывают свои постановки. Даже если нет сюжета и содержания, то есть юмор, веселье, много атлетического здорового человеческого тела. А бывают глубокие спектакли. На выступления ходит очень много зрителей. У американцев очень популярны слова: «Каждый имеет право». В их современных балетах стерта грань между творцом и просто человеком. Любой, если хочет, может выразить себя в современном искусстве. Например, медик занимается научными исследованиями, и вдруг он захотел выразить свои чувства в балете. Он может сделать перформенс: танцевать с микроскопом, проецировать на экране свою работу в лаборатории и т. д. Меня потряс «Выбор», показанный труппой Палабалос. Шесть молодых людей коллективно импровизировали на сцене, и тогда все актеры становились сотворцами. По этому пути шел и Якобсон. Я недавно смотрела фильм об этом знаменитом хореографе, где запечатлены репетиции, он буквально вытаскивал из каждого актера все их возможности. Такой подход к работе мне тоже близок. Я не люблю диктаторства.
В Израиле очень спортивный и агрессивный модерн. Возможно, это связано с постоянной тревогой: военные стычки с арабами, многочисленные террористические акты. Основательницей израильского модерн-балета является Марта Грэхем, которая работала там с 1948 года. С тех пор эта хореография пустила глубокие корни: есть традиции. А в Украине искаженный взгляд на модерн. Когда Рут Се-Дени и Марта Грэхем создавали модерн как направление, то предполагалось участие личности в постановке. И каждый раз новое решение в танце. Не подражание, то чем очень грешат наши хореографы, порой вырывая целые фрагменты из работ своих иностранных коллег, а свой взгляд. Мы в начале пути. Идет поиск и без этого не обойтись. Нужно время. Очень хочется, чтобы побыстрее мы прошли нынешний период безвременья и начался расцвет в украинском балете.
КОГДА ЗАЦВЕТЕТ ПАПОРОТНИК?
— Предложение взяться за «Цвет папоротника» мне сделал его автор — композитор Евгений Станкович. Этой фолк-опере не повезло со сценической судьбой. Почти четверть века назад прекрасную работу с ансамблем им. Г. Веревки сделал замечательный мастер, увы, ныне покойный Анатолий Шекера. В ту пору чиновники от культуры заклеймили «Цвет папоротника», одним словом — национализм. У его создателей была масса неприятностей, а их детище так и не расцвело: фолк-оперу просто-напросто запретили.
Я начала с чистого листа, так как записи на видео уничтожила тогдашняя цензура. Чудом уцелели кое-какие съемки репетиций у бывших участников оперы из ансамбля им. Веревки и некоторые записи из личного архива А. Шекеры, сохраненные вдовой балетмейстера Элеонорой Стебляк. Но я сознательно не захотела их смотреть до начала работы, чтобы не копировать Анатолия Федоровича. Решила, что сделаю свою версию «Цвета папоротника», которая будет посвящена его памяти.
Иду от музыки. Либретто сочиняю в процессе репетиций. Придумала лодку, которая по ходу действия разрушится на фрагменты и появятся языческие идолы. Будет стихия воды, любовный дуэт, сцена матери в огненной юбке. Герои будут близкими к природе. Постараюсь это отобразить в постановке. Я не ставлю всю оперу (на это нет средств), а лишь фрагменты: «Купальские игры» и, может, еще несколько картин. Дело в том, что коллектив ансамбля стеснен финансовыми тисками. Я не говорю о том, что нужны хорошие костюмы, добротные декорации — это важные элементы оформления постановки. Все участники работают самоотверженно, творчески, но разве это нормально, когда коллектив по нескольку месяцев не получает даже мизерной зарплаты. Некоторые артисты ходят пешком, так как не имеют денег оплатить проезд в транспорте.
Пока вижу фолк-оперу картинками. Но это лишь штрихи, если будет плохо получаться, то позову на помощь профессиональных драматургов. Кстати, когда я давным-давно ставила номер «А зори здесь тихие...», взяла большое полотнище и пять балерин танцевали под музыку Баха, Моцарта. В одном интервью меня попросили рассказать, о чем постановка, но я не могла разъяснить словами, а язык пластики и танца получился объемный: там была и дорога жизни, и трясина. Мне удалось рассказать на сцене о войне без взрывов и шумовых эффектов.
ТАНЦУЮТ — ВСЕ
У Аллы Рубиной огромный послужной список работ в разных театрах нашей страны, ближнего и дальнего зарубежья. Но есть одна постановка, выходящая за рамки, стоящая особняком в творческой биографии хореографа — «Невероятный бал» Театра им. Л. Украинки, в котором Алле Давыдовне удалось заставить танцевать всех. Когда, скажем, поют драматические актеры — это уже стало привычным. Например, в Санкт- Петербурге есть даже конкурс им. Андрея Миронова, отмечающий лучших поющих актеров из стран СНГ. А вот чтобы драматические актеры весь спектакль танцевали, при чем выделывая сложнейшие па, — оригинальная выдумка Рубиной, и в Украине подобной работы еще не было.
— В «Невероятный бал» я не отбирала пластичных актеров, а брала в спектакль тех, кто просился, — с улыбкой вспоминает А. Рубина. — Мне очень приятно, что все, кто в нем занят, называют «бал» нашим спектаклем. Создавали его вместе, коллективной энергией. Ребятам было интересно себя выразить посредством пластики. Самое неожиданное было для меня то, что драматические актеры танцуют нисколько не хуже профессиональных танцовщиков и балерин. А порой и лучше. Потому что они не знают: то-то и то-то нельзя делать. Главное — направить их фантазию в нужное русло. Они настроены на то, чтобы не исполнить какое-то движение, а в танце передать определенный сгусток мыслей, эмоций того персонажа, которого играют. Актеры так увлекаются, входят в раж, забывая обо всем. Иногда оступаются. Были и травмы — у Димы Лаленкова и Иры Новак. Поэтому «бал» идет не так часто. Хотя ребята все равно рвутся танцевать, справедливо считая, что ногу сломать можно не только на сцене, но и на улице или даже дома.
Вообще, с моим приходом в Театр русской драмы во многих спектаклях актеры стали много двигаться и постановки приобрели динамичность. Знаете, признаюсь об одной своей мечте: очень хочется иметь собственную труппу, которая состояла бы из драматических, цирковых, балетных актеров, мимов. Я работала во всех театральных жанрах и думаю, что такая необычная команда могла бы ставить действительно оригинальные постановки.
